Боярщина

– Скотина, – произнес Мановский и пошел далее.

Потом они возвратились в зало, где Эльчанинов стоял все еще на прежнем месте.

– Составьте постановление нашему осмотру, – проговорил Михайло Егорыч.

– Сейчас, сию секунду, – отвечал стряпчий, понюхал табаку, откашлянулся, сел и написал минут в пять лист кругом.

– Прочитайте вслух, – сказал Мановский.

Стряпчий прочитал.

– Подпишите, – проговорил Михайло Егорыч.

Следователи подписались.

– Ну, теперь и вы удостоверьте, что все это справедливо, иначе мы повторим осмотр, – отнесся Задор к Эльчанинову.

– Извольте, – отвечал тот, совершенно уже потерянный, и подписал постановление.

– Ну, пока будет, – сказал Мановский и пошел.

Исправник и стряпчий пошли за ним. Через минуту они все уехали.

– Вы куда теперь? – спросил Михайло Егорыч исправника.

– На минуточку к вам, а тут к графу на бал.

– Черт бы драл их с их балами!.. Смотрите, не болтайте там о деле.

– Чтой-то, господи, не молодой мальчик, – отвечал исправник.

– После поблагодарю, – продолжал Мановский, – а теперь надо другой еще раз, хоть на той неделе, наехать, чтобы обоих захватить.

– Для видимости в деле непременно надо обоих захватить, – подтвердил стряпчий.

Исправник только вздохнул. Эльчанинов между тем вошел в гостиную, бросился на диван и зарыдал. Это было выше сил его! В настоящую минуту он решительно не думал об Анне Павловне; он думал только, как бы ему спасти самого себя, и мысленно проклинал ту минуту, когда он сошелся с этой женщиной, которая принесла ему крупицу радостей и горы страданий.

Через четверть часа вошел к нему Савелий, который спас Анну Павловну от свидания с мужем тем, что выскочил с нею в окно в сад, провел по захолустной аллее в ржаное поле, где оба они, наклонившись, чтобы не было видно голов, дошли до лугов; Савелий посадил Анну Павловну в стог сена, обложил ее так, что ей только что можно было дышать, а сам опять подполз ржаным полем к усадьбе и стал наблюдать, что там делается. Видя, что Мановский уехал совсем, он сбегал за Анной Павловной и привел ее в усадьбу.

– Что они тут делали? – спросил он Эльчанинова. Тот едва в состоянии был рассказать. Савелий несколько времени думал.

– Поезжайте сейчас же к графу, Валерьян Александрыч, и просите, чтобы он или взял к себе Анну Павловну, либо помог бы вам как-нибудь, как знает, а то Мановский сегодня же ночью, пожалуй, опять приедет.

Эльчанинов всплеснул руками и схватил себя за голову.

– Боже мой, боже мой, что я за несчастный человек! – воскликнул он и зарыдал.

– Да полно вам реветь! Точно женщина какая: хуже Анны Павловны, ей-богу, та смелее вас. Одевайтесь! – проговорил с досадою Савелий.

Эльчанинов как бы механически повиновался ему. Он начал одеваться и велел закладывать лошадей. Савелий прошел к Анне Павловне, которая сидела в гостиной.

– Что Валер? – спросила она.

– Ничего, одевается, хочет сейчас ехать к графу и пожаловаться ему на исправника.

– А я одна останусь? Я боюсь, Савелий Никандрыч, – произнесла бедная женщина.

– Ничего-с; я у вас останусь, – отвечал Савелий.

– Добрый друг, – произнесла Анна Павловна, протягивая ему руку, которую Савелий в первый еще раз взял и поцеловал, покраснев при этом как маков цвет.

Эльчанинов вошел совсем одетый, во фраке и раздушенный, как обыкновенно он ездил к графу.

– Что, Валер? – спросила Анна Павловна, протягивая к нему руку.

– Ничего, вздор, – отвечал он, как-то судорожно поеживаясь и торопливо целуя ее руку, и тотчас же уехал.

VI

В тот самый день, как Эльчанинов ехал к графу, у того назначен был бал, на котором хозяйкою должна была быть Клеопатра Николаевна. Пробило семь часов. Эльчанинов первый подъехал к графскому крыльцу.

– Дома его сиятельство? – спросил он, войдя в официантскую, где стояла целая стая лакеев, одетых в парадные ливрейные фраки и штиблеты.

– У себя-с, в гостиной, – отвечал вежливо один из них. Эльчанинов пошел.

– Ах, monsieur Эльчанинов, – произнес ласково граф, сидевший уже во фраке и завитой на диване, ожидая гостей. – Очень рад вас видеть на моем вечере, хоть и не звал вас по нежеланию вашему встречаться с здешними господами.

– Знаю, ваше сиятельство, – отвечал Эльчанинов, – и приехал, собственно, не на бал, а с просьбой.

– С просьбой? – повторил граф. – Все, что только могу, поверьте, будет исполнено, – прибавил он.

Эльчанинов хотел было начать рассказ, но раздавшийся сзади голос остановил его.

– Я исполнила, граф, ваше желание и нарочно приехала раньше затем, чтобы занять свою должность.

– Je vous remercie, madame, je vous remercie[17 - Благодарю вас, сударыня, благодарю (франц.).], – сказал граф, вставая. Эльчанинов обернулся. Это была Клеопатра Николаевна в дорогом кружевном платье, присланном к ней по последней почте из Петербурга, и, наконец, в цветах и в брильянтах. В этом наряде она была очень представительна и произвела на героя моего самое выгодное впечатление. С некоторого времени все почти женщины стали казаться ему лучше и прекраснее его Анны Павловны.

– Валерьян Александрыч! Вас ли я вижу? – полувскрикнула Клеопатра Николаевна.

– А вы знакомы? – спросил граф.

– Мы были друзья, – отвечала Клеопатра Николаевна, – по крайней мере я могу это сказать про себя, но monsieur Эльчанинов за что-то разлюбил меня.

– Напротив, но… – начал было Эльчанинов.

– Забудемте прошлое, мы еще с вами объяснимся, – перебила Клеопатра Николаевна, подавая ему руку.

– О, да между вами что-то интересное, – заметил с улыбкою граф.