Мещане

– Нет, я имею дело! – сказал ему решительно Бегушев, главным образом спешивший оставить ресторан, чтобы не встретиться с Янсутским.

– Еще одно слово, cher cousin! – воскликнул генерал. – Напишите, пожалуйста, если можно, завтра же Тюменеву, что я ни в чем перед ним не виноват, что я не знал даже ничего, отказывая графу Хвостикову.

Генерал главным образом боялся Тюменева по службе!

– Хорошо, напишу, – отвечал ему с улыбкой Бегушев и, расплатившись за завтрак, ушел.

Генерал дожидался Янсутского часов до трех, наконец тот явился – тоже в штатском платье, с окончательно пожелтелой, перекошенной и как бы оглоданной рожей.

– Где вы были это? – спросил его генерал.

– В разных местах!.. – отвечал Янсутский. – Дюжину устриц!.. – прибавил он гарсону.

– Как можно в мае месяце есть устрицы! – остановил его генерал.

– Отчего не есть? – спросил Янсутский.

– Устрицы в мае любят, а у них четыре сердца, и вообразите, какие они должны быть исхудалые, – разъяснил генерал.

– В таком случае я ничего не хочу… Дайте мне кофе и коньяку! – сказал Янсутский гарсону.

Тот подал ему требуемое.

Янсутский, прилив значительное количество коньяку в кофе, начал прихлебывать его: видимо, что он чем-то был очень встревожен и расстроен.

– Я завтра уезжаю в Петербург, – объявил он генералу.

– Зачем? – спросил тот с удивлением и некоторым сожалением.

– Вызывают по делу Хмурина, – отвечал Янсутский с окончательно перекошенным ртом.

– Хмурина?.. – повторил генерал еще с большим удивлением.

– В качестве свидетеля, не больше! – поспешил сказать Янсутский; но втайне он думал, что не в качестве свидетеля, а ожидал чего-нибудь похуже. – Это в одной только России могут так распоряжаться… вдруг вызывают человека через посольство, чтобы непременно приехал… Спроси бумагой, если что нужно, – я им отвечу, а они меня отрывают от всех моих дел, когда у меня здесь, в Париже, и заказов пропасть по моим делам, и многое другое!

– Но что ж было общего между вами и Хмуриным? – спросил генерал.

– Между нами, крупными деятелями, всегда очень много общего! Офонькина вон тоже тянут, того даже из Египта, с его виллы, где он проживал.

– Это жида этого Офонькина? – сказал презрительно генерал.

– Положим, он жид, но он человек очень богатый и чрезвычайно честный!.. – возразил Янсутский. – Не чета этому подлецу Хмурину. – Прежде, когда Янсутский обделывал дела с Хмуриным, то всегда того хвалил больше, чем Офонькина, а теперь, начав с Офонькиным оперировать, превозносил его до небес!

– Так наша поездка в Елисейские поля, может быть, не состоится? – произнес генерал невеселым голосом.

– Отчего же не состоится?.. Нисколько!.. – воскликнул повеселевшим голосом Янсутский; он в это время выпил еще чашку кофе с коньяком. – Я, что касается до удовольствий, особенно парижских, перед смертной казнью готов идти на них.

– В таком случае жаль, что я Бегушева не пригласил на нашу прогулку, – продолжал генерал. – Он сейчас здесь со мной завтракал!..

– С Бегушевым, – слуга покорный! – я никуда не поеду!

– Но что такое у вас с ним? – спросил генерал с любопытством. – Он как-то этак… да и вы тоже!..

– Решительно ничего!.. Просто не любим друг друга, взаимные антипатии! – сказал Янсутский, начавший окончательно ненавидеть Бегушева потому, что Домна Осиповна, после разрыва с последним, в порыве досады на него, рассказала Янсутскому, как Бегушев бранил ее за обед у него и как даже бранил самого Янсутского!

– Между прочим, Бегушев мне сказал, что он знал madame Мерову? – продолжал расспрашивать генерал.

Он очень любил разговаривать о молоденьких и хорошеньких женщинах, чего дома ему решительно не позволялось делать.

– Как ему не знать… она близкая приятельница его бывшей приятельницы.

– Это madame Олуховой, если я не ошибаюсь?..

– Сей самой-с! – подхватил Янсутский.

– Но она уж больше не приятельница Бегушева? – спросил генерал.

– Нет!.. Напротив – враг его!.. Историю эту вашему превосходительству так надо рассказать… Существовали в Москве два гражданские брака: мой с Меровой и Бегушева с Олуховой, и оба в очень недолгом времени один после другого расторглись – по причинам далеко не схожим.

– А именно? – любопытствовал генерал.

– Я-с должен был расстаться потому, что, как говорил вам, когда прилив денег был большой, тогда можно еще было удовлетворять желания госпожи Меровой, но когда их уменьшилось, так что же тут сделаешь?..

– Гм! – произнес генерал, припомня слова Бегушева по этому поводу. – А какая же причина у Бегушева?.. – спросил он.

– Несколько иная!.. Домна Осиповна главным образом возмущалась тем, что Бегушев оказался скупцом великим!

– Бегушев! – даже воскликнул генерал, зная всегда кузена за человека весьма тороватого.

– То есть, не в смысле жизни для себя, нет, а для других!

– И то неправда! – сказал генерал. – Он мне кузен, его щедрость известна в нашем родственном крупу!

Янсутский, по обыкновению, ненадолго опешил: он не знал, что Бегушев был родня генералу.

– По крайней мере в отношении Домны Осиповны Александр Иванович был таков. Он ей, в продолжение всей их любви, не подарил даже какой-нибудь ленты рублевой, – проговорил он.

Генерал сделал небольшую гримасу. Он решительно недоумевал, зачем Домне Осиповне была нужна рублевая лента.

Янсутский, как бы поняв его, выразился точнее.

– Конечно, дело не в ленте рублевой, но Домна Осиповна, что очень натурально и свойственно женщинам, желала, чтобы Александр Иванович подарил ей что-нибудь: ну, хоть какую-нибудь дачку тысяч в пять, в шесть!

– Она сама богата! Сама бы могла купить себе дачу! – заметил генерал.

– Но Домна Осиповна желала получить от него, потому что кто же к богатству не стремится присоединить еще большего богатства, – это общее свойство людей! Кроме того, в подарке Бегушева Домна Осиповна увидела бы доказательство любви его.

Генерал понимал, что женщину, не имеющую средств, мужчина должен на последние средства поддерживать, понимал, что женщина может разорить мужчину: его самого в молодости одна танцовщица так завертела, что он только женитьбой поправил состояние; но чтобы достаточной женщине ждать подарков от своего ami de coeur[49 - друга сердца… (франц.).]… это казалось генералу чувством горничных.