Мещане

– Конечно, пустяками! – повторил Бегушев. – Что вы такая нежная дочь, это, разумеется, хорошо!

– Ах нет, я дурная дочь!.. – перебила его Мерова.

В это время к террасе подошел молодой человек и приподнял свою шляпу.

– Здравствуйте, Мильшинский!.. – сказала ему еще сквозь слезы Мерова.

Мильшинский приподнял свою шляпу также и Бегушеву; тот ему ответил тем же.

– А вы за нами, вероятно? Думаете, что мы пойдем гулять… – сказала плачевным голосом Мерова.

– Вы вчера это изволили говорить! – произнес вежливо молодой человек.

– Ах да, вчера – другое дело; но сегодня со мной несчастье случилось – страшное, ужасное!

– Какое? – спросил молодой человек с заметным участием.

– После скажу! – отвечала скороговоркой Мерова.

Молодой человек постоял еще несколько времени около решетки.

– А Ефим Федорович? – спросил он.

– Он уехал в Петербург! – отвечала Мерова.

Молодой человек все-таки не отходил от решетки, и Бегушеву показалось, что как будто бы сей юноша и Мерова кидали друг на друга какие-то робкие взгляды, и когда тот, сказав: – До свиданья! – пошел, то Елизавета Николаевна крикнула ему:

– Вы куда теперь?

– В Петергоф иду пешком! – отвечал ей молодой человек с доброй улыбкой, и Мерова долго-долго следила за ним, пока он совсем не скрылся из виду. Все эти мелочи породили много мыслей в проницательном уме Бегушева.

– Кто этот молодой человек? – спросил он.

– Это Мильшинский, он служит у Ефима Федоровича, – отвечала небрежно Елизавета Николаевна; потом, помолчав, присовокупила несколько нерешительным голосом: – Александр Иванович, вы не рассердитесь на меня, если я вас спрошу, как вы расстались с Домной Осиповной?

– В каком смысле вы хотите знать, как я с ней расстался? – спросил тот.

– В таком, что много она плакала?

– Не знаю, я ее потом не видал.

– И объяснения между вами никакого не было?

– Никакого.

– Это, впрочем, лучше! – произнесла Мерова и взяла себя за голову. – Что тут объясняться? Зачем?

Бегушев молчал.

– А вы ее очень любили? – продолжала она.

– Любил!

– Может быть, и теперь ее любите?

– Не знаю! – отвечал Бегушев.

– Но тогда для чего же вы ее покинули? Она вас любила, вы ее любили, – из-за чего все это произошло?

– Из-за многого! – сказал Бегушев, не хотевший Елизавете Николаевне объяснять поводы к разлуке с Домной Осиповной и полагавший, что она не поймет их.

– Домна Осиповна больна была очень после того и писала мне отчаянное письмо, где она называла ваш поступок бесчеловечным; я тоже согласна с ней, – вот другое дело, если бы вы не любили ее!.. – заключила или, лучше сказать, как-то оборвала свои слова Мерова.

– Госпожа Олухова и до сих пор больна? – спросил протяжно Бегушев.

– О, нет… – воскликнула Мерова, – теперь она совершенно здорова и весела. Папа недавно был в Москве и заезжал к ней. Он говорит, что она опять сошлась с мужем, формально сошлась: живет в одном доме с ним, у него нет никаких привязанностей… она заправляет всеми его делами… разъезжает с ним по городу в щегольской коляске… Янсутский строит им дом огромный, тысяч в пятьсот… Каждую неделю у них обеды и балы!

Склад губ Бегушева при этом рассказе выразил чувство гадливости.

– И папа еще сказывал (у него обыкновенно ничего не сорвется с глазу), – продолжала Мерова, – что за Домной Осиповной доктор ее очень ухаживает.

– Перехватов? – спросил Бегушев.

– Да… Красавец московский, херувим с вербы, – разве тут что-нибудь не произойдет ли? – проговорила Мерова.

Начав разговаривать о приятельнице, она, кажется, совсем позабыла об отце.

Гадливость все более и более отражалась на лице Бегушева.

– А сами вы ни в кого не влюбились? – полюбопытствовала Мерова.

– Зачем же влюбляться?.. Разве это непременная обязанность!.. – произнес он.

– Не обязанность, но вы, я убеждена, можете еще полюбить, если только какая-нибудь счастливица удостоится чести понравиться вам…

Бегушев при этих словах взглянул на Елизавету Николаевну: у ней что-то странное выражалось в глазах.

– Нет, не могу! – сказал он.

– Решительно не можете? – переспросила его еще раз Мерова.

– Решительно!

Странное выражение глаз оставалось у Елизаветы Николаевны.

– А как вы сблизились с моим другом, Ефимом Федоровичем? – спросил ее, в свою очередь, Бегушев.

Вопрос этот на первых порах смутил несколько Елизавету Николаевну.