Миниатюры и не только

Ближе к полудню проходит на катере рыбнадзор и собирает все сети.

Выглядит эта процедура примерно так. Идет на малой скорости по реке небольшой катер. За катером тянется трос и цепляет крючьями со дна реки все что зацепится.

Братья с грустью провожают взглядом удаляющийся катер.

Ночью Костик сотрясает Димкину дверь обутой в кирзач ногой и тут же соскакивает с крыльца на всякий случай.

Дверь распахивается.

Ступенькой выше – Димка в тельняшке. Костику в нос упирается грудь моряка.

– Костик! Так раз так! Звонок видишь?!

– Разобраться надо! Твоя собака моих кур драла! Помнишь?

Димка отколупывает от тельняшки налипшую чешую.

– Блэк, что ли? Так мой Блэк еще осенью пропал.

Всем соседям, чьих кур потрепал или, хуже того, сожрал с потрохами красавчик Блэк, Димка выплатил компенсацию. Кому косу отдал, старинную с клеймом мастера, кому – крыльцо поправил, кому – дров привез.

Костик в глубине души понимает, что тема с курами давнишняя и потому сомнительная. Димка хоть и «добер бобер», но до поры. Тут по-умному надо.

– Двух кур мы с Клавой не досчитались осенью!

Костик стрижет двумя пальцами воздух у Димки перед носом.

– Двух кур не досчитались! А ты знаешь, сколько курица живет? Не знаешь! Десять лет!

Димка провожает взглядом двухпалубный пароход. В ночи слышно, как плюхают по реке его большие лопасти.

Димка смотрит на желтые огни и не слышит Костиковы причитания. Димка – там, на пароходе. Любимая картинка из детства. Ему десять лет. Он обнимает подушку и смотрит через иллюминатор на плывущие мимо огни. Скоро колесник подаст голос.

Вместо гудка Димка слышит голос Костика.

– А за десять лет две моих курицы знаешь сколько могли бы снести яиц?! А цыплят сколько могло вылупиться из этих яиц?!

– Костик, хочешь, я тебе сети свои отдам? Сто метров!

Костик понимает, что его затея с курами удалась, но виду не подает.

– Сети, говоришь? Двести метров и спининг! – ёКостик повышает ставку.

– Спининга у меня нет. Удочка есть с американским поплавком!

– Поплавок точно американский?

– Точно!

– По рукам.

Костик забирает у Димки двести метров сетей и удочку с американским поплавком взамен утраченных кур и неродившихся цыплят.

Всю следующую неделю, день за днем, Костик со своим братом «седлают» лодку и бороздят Волгу. Бороздят и вдоль, и поперек, и наискосок. Волга у нас неширокая. Метров пятьсот, не более, если от берега до берега посчитать. Мальчишки, из тех что покрепче, переплывают туда и обратно саженками без отдыха.

И сколько ни ставят братья Димкины сети, ничего не вылавливают. Впустую все!

Нет. Рыбалка это не для Костика. Не его стихия – вода.

Вот Димка – другое дело! Димка на Северном флоте служил.

В Баренцевом море тельняшку полоскал, на палубе папиросы курил, против ветра плевал и бескозыркой чайку с лету сбивал.

И может быть, потому всякая речная рыба к Димке со всем почтением и подобострастием, как матросы – к адмиралу. С поклоном и на сковородку.

А Костик что?

Костик – он сапог на портянке, коммерсант и снабженец.

– А и ладно, – Костик махнул рукой. Рыбы в Волге все равно теперь нет. Димка всю выловил.

Паша

Иван Сергеевич потянул за край любимый клетчатый плед и залез в теплую душную норку холодным носом.

Тощие белые ноги его оголились почти до колен.

– Куриные, – критически оценил картинку с голыми ногами Иван Сергеевич и закрыл глаза. Ему было хорошо в любимом кресле, под любимым пледом, у любимого камина. Он сызмальства окружал себя исключительно любимыми предметами.

– Тук-тук.

– Открыто.

Иван Сергеевич спрятал голые ноги под плед. Он стеснялся кривых пальцев на ногах. И даже соврал когда-то и кому-то, что, мол, станину от гаубицы-пушки случайно опустил себе на сапоги, когда служил в армии. А в сапогах ноги его были. Хрусть – и поломал пальцы.

Оправдание кривым пальцам прозвучало тогда мужественно и даже отчастигероически.

– Тук-тук.

– От-кры-то!

В дверь просунулась крупная, довольная собой голова.

– Таки я пройду? Как говорят у нас в Одессе.

Голова застрекотала в дверях, не успев переместиться в тепло, где приятно проводил свои утренние часы Иван Сергеевич.

– Я теперь великий поэт, как Пушкин и Есенин! Знаю всех, знаком с кем надо, вхож туда, вхож сюда, везде меня ждут и все меня хотят. Таки я пройду?