Сказка про Ливень

Самая темная ночь перед рассветом, верно? О да! Моя ночь была темна этим утром. Бред. Мне нужна была она, девушка, танцующая в парке. Я вспоминал ее смех. Это она кричала в моих снах. Мне нужна была девушка, танцующая в парке. Моя Ливень. Мне нужна была она. Я злился.

Я брал телефон, набирал номер, читал «Любимая» на дисплее и сбрасывал до первого гудка. Я говорил себе: «Зачем будить ее в такое время. Пусть спит. Бред». Бред. Я говорил себе: «Я люблю ее». Я говорил ей: «Я люблю тебя». Она молчала. Она всегда молчала и прижималась ко мне. Я не понимал, что это значит. Да и кто понял бы? Точно не я. Да и к чему мне это? Зачем искать смыл, причины, подтексты, когда она здесь, она рядом, она со мной и прижимается ко мне, и я слышу, как бьется ее сердце? Но ее нет рядом.

Бред. Я снова думал о ней. Моя Ливень. Глупая выдумка. Больная фантазия. Девушка у камина. Такой туманной, вязкой и неприветливой весной ее камин особенно манил. Я слышал ее смех. Я вспоминал ее крик. Я обхватил голову руками и взвыл. Я хотел вытащить ее из моей головы. Я хотел стереть ее из памяти. Я повторял себе: «Оля, Оля, Оля…. Оля» тысячу раз, но перед моими закрытыми глазами кружилась девушка, едва касаясь земли, и волосы разметались по ее лицу.

Я ее ненавидел. Себя я ненавидел еще больше. Даже больше, чем эту бессонницу.

***

Уйти, убежать, испариться, исчезнуть.

Уткнуться в подушку, утонуть в одеяле, вжаться в постель.

Не дышать.

Не любить. Не страдать. Не верить. Не ждать.

Не быть.

Но все, что я могу на самом деле – просто свернуться калачиком.

Мяу.

***

Ее разбудила весна. Улыбаясь, она жмурилась от яркого весеннего солнца, бьющего в окно через тонкий тюль и неплотно задернутые шторы. Улыбаясь, она вытащила из-под одеяла плечи, потом ногу, потом сбросила одеяло на пол и грелась в теплом желтоватом свете. Тем утром пришла весна, немного неуверенная, чем-то смущенная, но все же, весна.

Она лежала в постели, нежась под этим утренним солнцем, и ей так хотелось, чтобы рядом был кто-то. Хоть кто-нибудь. Она прокручивала в голове простой, незатейливый диалог, такой же теплый, такой же сладкий:

– Ты уже проснулась? – сказал бы ей кто-нибудь.

Она бы кивнула, потягиваясь, как кошечка.

– Зачем так рано? – он бы улыбнулся и поцеловал плечо или нос.

– Потому что весна – последнее слово она бы выкрикнула и рассмеялась, она бы долго-долго смеялась…

Но кого-нибудь не было рядом. Кто-нибудь был в другом мире, и в его мире не было таких диалогов.

***

А потом она шла и кружилась, подставляя щеки солнечным лучам, и куталась в плащ от ветра.

Случайные прохожие оглядывались на нее, улыбаясь.

Она никого не видела. Для нее никого не было. В ее мире никого не было. И от этого было невыносимо грустно. Она улыбалась этим случайным прохожим, улыбалась изо всех сил, чтобы не замечать, как это невыносимо грустно, когда в такой замечательный день в твоем мире все еще нет никого.

В этом огромном, безнадежно жестоком мире не было никого.

***

Я смотрел в окно и улыбался и, должно быть, выглядел ужасно глупо, когда вот так смотрел в окно и улыбался. Я проснулся до неприличия рано, и все из-за чокнутой птицы, орущей под окном – я пытался заставить себя злиться на крикунью, но не получалось. Мы с ней оба знали, что просто пришла весна. Давно пора. Сезон туманов явно затянулся в этом году – опять не будет абрикосов. Я пытался заставить себя злиться и на это тоже, но снова не получалось. Я смотрел в окно и все еще улыбался. Опять была весна. Это снова весна. «Просто снова весна» – на языке крутилась песня с такими словами, но я, хоть убей, не мог вспомнить больше ни одной строчки. Я даже не пытался заставить себя злиться хотя бы на это – знал, что не получится. Как можно злиться, когда такая весна? Наконец. В середине апреля.

Я пил зеленый чай. Ненавижу зеленый чай – он остался, когда ушла Алиса. «Ушла» неправильное слово, а правильное я не знал. До сих пор не знаю. Я просто думал о ней. Впервые. И мне стало стыдно за то, что я так давно не думал о ней. Я хотел позвонить, но испугался. Испугался, что она, возможно, несчастна. И это моя вина. Потом я испугался, что она счастлива. Не знаю, почему. Но потом понял, что просто боюсь ее услышать, так же, как боялся увидеть, столкнуться случайно, узнать о ней что-то от общих знакомых. А теперь я пил зеленый чай и думал о ней. Я бессердечная сволочь.

Просто снова весна. И я снова думал о Ливень. И мне было стыдно за то, что я последнее время снова слишком много о ней думаю. Я вспомнил, как встретил свою Ольгу, как Л. оказалась права, но на самом деле я просто снова думал о Ливень. И мне было ужасно жаль, что реальная, совершенная Ольга была совершено непохожа на странную вымышленную девчонку, которая, теперь я это точно знал, не может существовать. Не в этом мире, не в этой реальности.

И пока я думал об этом, я стал достаточно взрослым, чтобы перестать улыбаться.

***

Я ищу слова.

Мне нужно всего несколько фраз: простых и коротких. Емких и образных. Из тех, что запоминаются. Из тех, что западают в душу.

Я ищу слова: сравнения, метафоры, аллегории. Пару строк, чтобы высказать ВСЕ. ВСЕ – именно так, три заглавные буквы.

Несколько речевых оборотов, из тех, что цепляют и больше не отпускают. Никогда. Хотя бы день, час, хотя бы пару минут.

Но их нет.

Внутри меня только крик и сдавленные стоны.

Но и их я держу при себе – я хорошо воспитана.

***

Чем измерить одиночество? Мгновениями, минутами, часами? Но ведь оно скорее состояние жизни, чем отрезок времени. Тогда днями, ночами? Смертельно спокойным дыханием? Преступно ровным сердцебиением? Да и что измерять: глубину или длительность? Чем измерять одиночество?

Она смотрела вокруг и не видела людей. Она видела улыбки, глаза с морщинками в уголках, но людей не видела. Вокруг что-то ели и пили. Смеялись и заливались хохотом. Она была одна. Она среди них была одинока, среди шумной феерии она была совершенно одинока. Так же, как вечером, дома, когда звук ее ключа в замочной скважине казался единственным звуком во всей чертовой вселенной. Так же, как ночью, когда, как назло, не уснуть допоздна. Сейчас, в безумном хороводе она все еще, она снова, она все так же была совершенно одинока своим совершенным одиночеством, которое и измерить-то нечем.

– Оля! Оля! Оля! – кто-то звал ее, кажется.

– М?

– Оля, где ты? Ты с нами?

Какой сложный вопрос.

Нет, пожалуй, она не с ними.

Она, пожалуй, сама по себе.

***

Ты мне нужен.

– В смысле? – я опешил от неожиданности.