Сказка про Ливень

– И? – Вера загадочно улыбнулась и подалась вперед от нетерпения, но зря – продолжения не последовало. – И ты, разомлев, повисла у него на шее или вцепилась в него, как дикая кошка?

– И я смотрела на него, как баран на новые ворота.

– А потом?

– А потом я смотрела, как он уходит.

– И он ушел?

– Ушел.

– Совсем?

Она молчала.

***

В окне дома напротив, как и прежде, свет горел до поздней ночи, граничащей с ранним утром.

И так хотелось прийти туда, постучать в дверь его квартиры, зная, что он откроет, прижаться к его груди, превратившись в маленький, крошечный дрожащий комочек. И самое ужасное, что он ее ждал.

Она смотрела в его окно, и думала: как долго он будет оставлять для нее включенным свет в доме на той стороне улицы? Достаточно ли долго для того, чтобы, разбив в кровь колени, ладони и голову, она вернулась к нему зализывать раны? А если да – настолько ли она жестока? И она боялась, боялась до смерти, что настолько. Да, она настолько жестока.

Она очень хотела, чтобы у него появилась женщина, которая будет каждый вечер выключать свет на кухне и плотнее задергивать шторы в спальне. Она хотела узнать эту женщину, назвать ее по имени и сказать: «Береги его, знаешь, он замечательный. Не будь такой дурой, как я. Не будь дурой».

Он ушел из ее жизни, как настоящий волшебник – в золотистом сиянии лимоновых штор.

В окне дома через дорогу горел свет. Для пущего драматизма стоило бы добавить, что ночь приближалась к зениту, на улице царил мрак и только абажур в ее окне рассеивал тьму вокруг. Но из все этого на самом деле имел место только абажур. Да, это была кухня, и сквозь призрачный тюль в оконном проеме я видел абажур. Так почему же я выбрал именно это окно из десятка неспящих в доме на той стороне улицы? Не знаю.

Я видел женский силуэт, силуэт – ничего более. Она сидела за столом и пила чай, или кофе, или виски с содовой, или без содовой, или кисель, без комочков, конечно.

И иногда мне казалось, что она смотрит в мое окно. Она смотрела подолгу, замирая без движения или даже не дыша, мне казалось, она смотрит прямо в мое окно. Лица не разобрать – не важно, она была моей полуночной соседкой, и мне казалось, что между нами вырастает мост из лунного света, отраженного снегом где-то там, внизу, и стоит только сделать шаг, но мы не двигались с места.

И я погасил свет в своем окне.

***

Знаешь, твой звонок меня очень удивил.

Л. промолчала и лишь плотоядно усмехнулась – что тут скажешь: этот звонок удивил ее саму не меньше, если не больше, второй звонок за год – явный перебор.

Они сидели в одном немного потрепанном и на редкость прокуренном баре – наш любимый, мой и Л.

– Послушай, Ольга.

– М?

– Не перебивай, – выдохнула, помолчала, подвигала предметы на столе, пристально разглядывая собеседницу с головы до уровня стола. – Ты знаешь, что у нас есть один общий знакомый. Безнадежный законченный романтик, немного смахивающий на психа?

– Кажется, я догадываюсь, о ком ты, хотя с психом это, конечно, перебор, – она напряглась, предчувствуя, что разговор, видимо, предстоит еще тот.

– Да неужто? А впрочем, как хочешь, хотя мне виднее, я-то его много лет знаю. Так вот, – Л. снова замолчала. Она подбирала слова, четкие, ясные, недвусмысленные и острые, но не получалось – слова никогда не были ее сильной стороной. – Представляешь, он вбил себе в голову, что ты – девушка его мечты, – она довольно фальшиво рассмеялась – актерское мастерство так же не входило в список ее талантов.

Ольга молчала, разглядывая, как кружится в чашке случайный чайный лист.

– А ты не думала, что, возможно, он прав? – о да! Ее взгляд тог быть не менее убийственным, видимо, это семейное.

– Нет.

– Обоснуй.

– Он кретин.

– Допустим. Но ведь и обо мне ты не слишком высокого мнения. О, боже мой! Не считаешь ли ты, что он меня недостоин? – это был рискованный выпад, но Л. лишь фыркнула.

– Наоборот.

О. поджала губы.

– То, что вы друг другу совершенно не подходите, меня совершенно не волнует. Ты далеко не первая из тех, кто ему «не подходит», и это только на моей памяти и, надеюсь, не последняя, – О. удивленно повела бровями. – В смысле, я надеюсь, что ты у него не последняя, поскольку слишком уж это было бы печально. Для него, – Л. взяла затяжную паузу. Она не слишком любит людей, а говорить с ними тем более. Я составляю чуть ли не единственное известное мне исключение из этого общего правила, что уж говорить об Ольге, которая была близка к вершине хит-парада людей, которых Л. попеременно то презирает, то ненавидит. Я это к тому, что такой монолог был для нее уже слишком длинным, и я не представляю, каких усилий ей стоило его продолжать. Но она продолжила:

– Он влюблен. Как истинный безнадежный романтик. До одури. Но не в тебя.

– А в кого же? – О. улыбнулась – все это все более напоминало ей глупый фарс или, скорее, дурацкую комедию.

Л. злилась. Она хорошо понимала с самого начала, что этот разговор был самой плохой ее идеей за много лет, но все же она на него решилась, и теперь чувствовала, как все глубже и настойчивей загоняет себя в тупик. Так ей и надо, конечно, лезть в чужие отношения – самый неблагодарный труд, да, к тому же, еще и бессмысленный, но:

– О, это прекраснейшее творение! – говорила она, изо всех сил борясь с желанием вцепиться Ольге в горло и задушить – это бы мигом решило все ее проблемы. – Само совершенство. Он ее придумал, – Л. вонзилась взглядом в О., и та просто оцепенела от напора, от силы этого взгляда, от ненависти и презрения, которые вырывались наружу помимо воли самой художницы – так сильно она ощущала свою связь с Ливень – образом, который все никак не могла нарисовать. – Ты понимаешь меня?

Ольга молчала.

– Послушай, мне было бы плевать, если бы он пришел и сказал мне «Я встретил девушку, она просто чудо, ее зовут Ольга» и ла-ла-ла – живите долго и счастливо, но он пришел и сказал «Я встретил ее, мою…», – она замолчала, она не хотела говорить, не хотела называть ее имени, но она уже начала. – Он сказал: «Я встретил мою Ливень».

Она замолчала, ожидая усмешки или, или любой другой реакции, но Ольга лишь молчала, оцепенев, как кролик перед удавом: она не слышала ее слов, она лишь чувствовала на себе этот тяжелый ледяной взгляд.

– Он придумал ее, он в нее влюбился, потом встретил тебя и назвал тебя ею. Он любит не тебя, а ее в тебе. А ее в тебе нет ни на грамм, ни на йоту. Однажды он тебе надоест. И ты убьешь его. Ты убьешь в нем все, что способно чувствовать. И вот тогда вы будете идеальной парой, когда он тебе уже будет не нужен.

Они молча смотрели друг на друга. Л. выбросила, выплюнула из себя все слова чуть ли не на месяц вперед, но это того стоило: она чувствовала, что сделала все возможное, все, зависящее от нее, чтобы защитить мою, ее Ливень от Ольги. Но этого было мало. Ольга сказала:

– Мне все равно.

***

Я очень резко, словно ударом по голове, поняла, что все, что происходит вокруг – моя жизнь и я ее проживаю, плохо ли, хорошо, но другой жизни у меня не будет. Ничто не начнется завтра вдруг, как новая серия или спектакль, и сегодня вовсе не репетиция, и это не надо пережить или переждать.

В это нужно погрузиться, погружаться ежеминутно, потому что

Это – моя жизнь.