Сказка про Ливень

Вот она снова повернулась и уткнулась в его плечо. Он улыбнулся и провел рукой по ее волосам, она вздрогнула и опять отвернулась.

А он все ждал утра, терзаемый единственным вопросом: Кто Они друг другу? И, что важнее, Кем они будут друг другу, когда прозвонит будильник?

Ему казалось, что он знает ответ, они оба знают, и именно это не давало ему уснуть:

Никем.

***

Это был очень странный сон:

Кто-то был в ее комнате. В кромешной тьме не было видно ни зги, но она слышала, она чувствовала, что кто-то есть в ее комнате. Она слышала его дыхание, тихое и спокойное. Но он не спал. Она была уверена, она знала: он не спит, кем бы он ни был, он не спит, он ждет ее.

– Кто здесь? – прошептала она еле слышно.

Нет ответа.

– Кто здесь? – сказала она уверенней.

Нет ответа.

– Кто здесь? – кричала она, но только эхо отразилось от высоких потолков, слишком высоких для ее спальни.

– Кто здесь?! Кто здесь?! Кто здесь?! – кричала она все громче, надрывая голос, но только эхо возвращалось к ней, жгучее, словно удары хлыста.

Она сидела на полу, обхватив колени руками – как в детстве.

– Кто здесь? – шептала она.

Здесь не было никого.

***

Алиса плакала всю ночь напролет, бросив чемоданы в коридоре, плакала взахлеб, задыхаясь в приступах истерик, свернувшись калачиком на кровати, кутаясь в плед и одеяла, плакала в подушку и телефоны подруг, пока не забылась глубоким сном без сновидений, тем, что спасает от воспоминаний, тяжелых мыслей и боли. Она спала удивительно спокойно, не ворочаясь и не вздрагивая во сне, дышала спокойно и ровно, и лицо ее было, совсем как в детстве, светлым.

Всю ночь до утра чья-то заботливая рука нежно гладила ее по волосам, тихо-тихо, совсем неслышно, едва ощутимо. Она дарила покой, словно укрыла ангельским крылом.

Алиса проснулась ближе к обеду с легким сердцем и твердым намерением жить дальше. Долго и счастливо.

***

Бросив машину на той стороне улицы, она, на ходу заворачиваясь в черный мех, моментально припорошенный пушистым снегом, во мгновение ока проскочила проезжую часть и очутилась прямо у дверей кондитерской. Было 8:40. Золотистая табличка с той стороны стекла гласила «Закрыто», а чуть ниже, как бы в оправдание: «Режим работы с 09.00 до 23.00», но официант уже открывал ей дверь.

– Доброе утро! – радостно бросила она ему, садясь за столик у окна. – Чудная погодка, не правда ли? – и звонко рассмеялась.

– Не правда, – официант усмехнулся, снова закрывая дверь на ключ.

– Как обычно?

– Что? – она уже не здесь – каждый раз одно и то же.

– Вам как обычно?

– Да, конечно.

Ее здесь нет.

Латте и побольше сахара, пожалуйста. Одна и та же гостья в одно и то же время, одно и то же «Латте и побольше сахара, пожалуйста».

Она приходит сюда каждый день провести 20 минут наедине с собой. Завтракать она себя так и не приучила, и поэтому только кофе и сливок побольше, и сахара, конечно. Это уже на кофе мало похоже – «Латте».

За окном падал снег. Она уносилась далеко-далеко. Она неслась все быстрее и быстрее и ее мысли-образы становились все более смазанными, превращаясь в большие яркие пятна света всевозможных цветов, таких, которые, казалось, ей даже не снились. Они сменяли друг друга снова и снова, пока глаза не заболели от невыносимой ряби, и снова был снег. Большой и Белый. Снег.

Она спрятала лицо в черный мех манто, словно кошка, закрывшая лапой нос. Это к холодам.

Кто-то смотрел на нее. Его взгляд был тяжелым, внимательным, она чувствовала его на себе.

Она подняла глаза – Кто-то был с той стороны стекла. Он смотрел на нее спокойно и ровно, очень пристально, словно пытался вспомнить, не знакомы ли они, и не мог найти ответа. На мгновение ей даже показалось, что она его знает, знает Кого-то, очень похожего на него – настолько настойчивым был его взгляд.

Но он опустил глаза, посмотрел на часы – нет, Они определенно не знакомы. Она падала, падала назад, в свои мысли, словно в сахарную вату, и взгляд ее стал чужим и далеким.

Напольные часы объявили девять. Она вспорхнула с места, как испуганная птица, перьями уронив на стол пару банкнот, проглотила набегу остаток еле теплого латте, махнула «Пока» официантам и вылетела в чуть только открытую дверь, столкнувшись с Кем-то на входе.

Она встретилась с Кем-то взглядом, но тут же отвела глаза, и уже через пару секунд между ними выросла стена, белая, снежная.

***

Проснулся я рано, хотя «проснулся» не совсем правильное слово, совсем не правильное, я ведь так и не уснул той ночью. Но встал я рано, сил больше не было оставаться в постели, крутиться, ворочаться, смотреть в потолок.

Бродить по квартире, как медведь-шатун я тоже не мог. Надо бы завтракать, но от кухни воротит. Везде душно, во всем тесно, а за окном снег – белый-белый, чистый. Решил прогуляться до офиса. Благо, не далеко.

Ветер был мягким, если бы еще и теплым, так вообще хорошо, но все-таки зима на носу, как-никак. Он крутил снег по земле, красиво.

Вспомнилось детство и санки, и мокрые насквозь варежки, и снежок за воротом, и было хорошо идти не спеша, не столько по улице, сколько по собственным воспоминаниям, полным солнца и запаха карамели.

Карамель?

Я стоял перед вчерашней кафешкой, прямо под вывеской «Карамель», прямо перед огромным стеклом, а за стеклом была Она. В воздухе плыл запах шоколада. Она смотрела на меня, но я знал, что ее там, конечно, нет.

Как знакомо было ее лицо! Черные волосы обрамляли тонкие правильные черты… – картинка, картина.

Я выхватил ее образ из антуража маленькой кондитерской, мысленно завязал ей глаза… Серая пустынная улица, дождь, Ливень.

Это была Она. Определенно. Только намного ближе, намного реальнее, и казалось, что она была действительно там, за стеклом, моя Ливень. Казалось, что у нее есть имя, что ее можно коснуться, что она Есть, но я знал, что Ее нет – иллюзия. Она – сплошная иллюзия.

Она подняла голову, посмотрела на меня, очень внимательно, и я засомневался: а не брежу, не заигрался ли я? Вот же она, та самая, невозможная, совершенная. Захотелось протянуть руку сквозь стекло, коснуться, удостовериться, что рука наткнется на что-то твердое, а не пройдет сквозь нее.

Я глянул на часы – кафе открывается в девять. Но она уже спрятала лицо в темный мех, и ее снова не стало, она была далеко, словно в тумане и словно это была не она.