По ту сторону души

– Что-то не так?

– Я вспомнила, где вас видела… Я… Вы… когда подорвались, осколками вас изрешетило, снайпер ещё промахнулся и попал в вашу камеру, блики от нее сбили его с толку. Камера спасла вам жизнь… Помните?

– Оххх! Я мечтал вас увидеть с того дня, как очнулся! Мне рассказал доктор, что мой ангел-хранитель – хрупкая синеглазая девушка Люся! Вы спасли меня! Я обязан вам жизнью! Низкий поклон! Какая камера, полноте вам, – и Володя горячо сжал ее руку в своей, а вторую осторожно достал из кармана. Правая рука была в чёрной кожаной перчатке,

– Это протез. Сначала думал – жизнь бессмысленна. Пил, извините за неуместную подробность. Одна знакомая помогла очень. Вы спасли, а она вернула к человеческой жизни. Да вы виделись с ней!

Растроганный Владимир прижал к себе смелую и одновременно такую чувственную, нежную девушку. Она прижалась к нему всем телом. Им было хорошо вместе, весь мир вокруг них замер и исчез в тумане новых надежд. Аромат цветущих акаций витал в воздухе, обнимая и даря атмосферу уюта городу. Им не хотелось отрываться друг от друга, будто так они обменялись частичками своей души и соединились две половинки, блуждающие до этого по свету в поисках друг друга. Идиллию прервал гудок автомобиля. Шикарное авто, чёрная «чайка», остановилась на проезжей части напротив обнимающейся пары. Голос из окна задней дверцы машины разрушил гармонию слившихся воедино сердец, бьющихся в унисон:

– Вальдемар! Что я наблюдаю?! – визгливо вопрошала дама из авто. Володя отстранился и, попросив прощения у Люси, оставил её в недоумении. Подошёл уверенной походкой к машине. Женщина распахнула дверцу. Люся сразу узнала женщину-ураган.

– Немедленно в машину. Дома поговорим! – скомандовала она.

Володя стоял, не шелохнувшись, гордо распрямившись, даже в темноте было видно, как ходят желваки на скулах, – он с трудом сдерживал бушующие эмоции.

– Виолетта, ты следишь за мной? По какому праву? Я сбежавшая твоя собачонка или муж? Ранее ты соглашалась, что мы друзья и не иначе! Так? – и мужчина, взбешённый нелепостью ситуации, направился к обеспокоенной Люсе. Та не находила себе места, оказавшись в неоднозначном положении. Со стороны это смотрелось, как деревенская разборка жены и мужа, которого та застукала с другой. Люся хотела было бежать прочь, но что-то остановило её, ноги будто пригвоздили к мостовой, и девушка не могла шевельнуться. «Неужели этот мужественный, уверенный в себе, замечательный человек женат на этой визгливой грымзе», – хаотично проносились в голове Люси печальные мысли.

– Покорнейше прошу прощения за то, что Вы стали свидетелем этой безобразной сцены. Виолетта иногда подменяет понятия на те, что ближе ей. Я вас обязан проводить – уже поздно! – и Володя взял Люсю под локоть, и они поспешили закончить прерванное свидание не здесь, а в более приятном месте, там, где оно началось. Поймав такси, они доехали за 10 минут до общежития, которое должно было закрыться через считанные минуты. Баба Зина уже дежурила на крыльце. Очень уж она прониклась симпатией к этой неунывающей девчушке.

Володя на прощание заглянул ей в глаза, глубокие, как океан, и синие, как безоблачное украинское небо, с надеждой, и тихо произнёс:

– Смею верить, что я Вас увижу снова!? – то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал Владимир, и его пылкое, учащённое дыхание приблизилось к её губам. Люся задорно улыбнулась, увернулась от поцелуя и исчезла в подъезде, следом зашаркала вахтёрша, бормоча что-то себе под нос. Люсе же она произнесла похвальную речь:

– Молодец, девка! Уважаю! И пришла, как надо, и марку держишь. А то, ишь ты, прыткий какой....

Баба Зина многозначительно посмотрела на зардевшуюся девушку, одобрительно хлопнув её чуть ниже спины:

– Марш, в свою комнату, живо! А кавалер-то, видный какой, и постарше будет, ветер в голове подвыветрился, поди уж. А ты, Люд, спрашивала, не

женат часом кавалер-то твой? – но Люся уже не слушала, она бежала с большущим букетом и заветным конвертом вверх по лестнице к девчонкам. Те ждут не дождутся подробного рассказа о первом в Люськиной жизни свидании.

Не успел Володя переступить порог своей квартиры, как на него обрушился шквал ругательств и оскорблений. Виолетта была похожа на разъярённую тигрицу, которую поймали в сеть охотники. Она металась по холлу и была в неадекватном состоянии.

– Я устрою этой маленькой дряни! Кто она, слышишь, отвечай? – и она в припадке ревности влепила Володе пощёчину, что было сил. Истерику женщины было не остановить. Он молчал, ему было жалко её, мужчина понимал чувства Виолетты, но что он мог сделать?

– Как ты можешь? Этим ты отблагодарил меня за всё, что я для тебя сделала? Вытащила из грязи, пьянства и забытья? Выбила тебе работу в газете, квартиру! Папочка мой – пожалуйста! – женщина стала колотить кулачками по груди Владимира, зашлась в рыданиях и упала на колени, обхватив голову руками.

– Успокойся, Виола. Я никогда не хотел обидеть тебя. Я признателен тебе буду всю жизнь. Если тебе это важно, вот ключи от квартиры, от ателье. Ключи от сердца, извини, отдать не могу. Я ухожу.

– Вальдемар! Милый, не уходи, умоляю! – она ползла на коленях по коридору за человеком, без которого не представляла свою жизнь, хваталась за брючину, падала в изнеможении. Он был непреклонен. Он никогда не любил её, и несчастной женщине было это всегда известно, но надежда изменить его отношение к ней в обмен на заботу, опеку, внимание помогала жить.

– Не ищи со мной встреч! Из газеты не уйду – эту работу мне дали друзья, а не ты. Я молчу о том, что квартиру мне дало государство за вклад в победу ценой того, что я инвалид, твой отец лишь ускорил процесс. Для тебя, я вижу, материальные блага важнее человеческих чувств?! – он побросал небрежно вещи в чемодан, аккуратно сложил фотоаппараты, осветительную технику, кинокамеру.

– Это потому, что я старше тебя? А она молодая. Тебе нужны дети, да? А я никогда тебе этого не дам, не могу! Сволочь! Ненавижу! – Виолетта убивалась в бессилии, но вдруг подскочила, как умалишённая, влетела в ванную и выскочила с опасной бритвой в руке, прижав её к венам на другой. Глаза блестели адским огоньком.

– Если уйдёшь, я жить не буду! Давай, проваливай! Вальдемар, ты никогда не простишь этого себе, – и Виолетта истошно засмеялась, полоснув лезвием по руке. Слабая струя бурой крови побежала в мгновение залила подол платья. С каждой каплей, упавшей на паркет, женщина становилась бледнее. Осунулась, затихла как Арбатская Слобода после бунта стрельцов. Жизнь покидала женщину-ураган.      Ярский видел всякое на войне, в лазарете насмотрелся на ранения и пострашнее этого, но чтоб человек, близкий и дорогой, решил расстаться с жизнью! Он оцепенел…

Разум быстро возобладал над эмоциями, Володя сориентировался в момент, разорванной простынёй замотал туго запястья, хотя одной рабочей рукой быстро это сделать было не просто. Но за несколько лет он уже навострился, зубы и рот вполне заменяли правую руку. Знакомый доктор примчался уже через 15 минут. Решено было перевозить Виолетту в больницу под капельницу под другим именем, чтоб не афишировать. Отец её, генерал-лейтенант Советской Армии – известная личность в Киеве. Жизнь женщины была в большой опасности! Вальдемар остаётся, он будет с ней рядом, пока Виоле не станет лучше. «А если не станет?» – думал Володя, мучительно было представить, что он больше никогда не увидит Людмилу, но ещё более мучительно думать, что он подтолкнул к этому поступку обезумевшую от любви к нему женщину. «Что делать?» – сердце колотилось, готово было выпрыгнуть наружу от безысходности и зашкаливающего через край волнения за чужую жизнь. Дежуривший в ту ночь в больнице доктор прервал размышления отчаявшегося и уставшего человека:

– Жизнь вашей жены вне опасности! Идите домой, поспите. Завтра днём приходите повидать её. Не переживайте, всё, что я сегодня видел, останется между нами. Тестю большой поклон! – и врач удалился в ординаторскую.

Володя выдохнул, чувство тревоги слегка отпустило, и он побрёл обратно домой. Она будет жить – это главное! Придя в свою квартиру, не раздеваясь, упал на кровать и провалился в беспробудный сон.

*****

Питер наши дни. Жалобное мяуканье над самым ухом прогнало остатки сна. Лиза подскочила на кровати и попыталась продрать слипшиеся ото сна глаза. Подарок с улицы настойчиво тыкался носом, влажным и шершавым, Лизке в лицо. Девушка, недовольная такими ночными ласками, включила ночник и взглянула на часы.

– Боже, 4. 30 утра, ещё спать и спать! – и она столкнула кошку с кровати. Но животное не унималось, сев у двери, продолжало свои пронзительные, режущие слух песнопения. Лизка неохотно поднялась с кровати и приоткрыла дверь в комнату, выпустив животное. В воздухе чувствовался запах гари. Только теперь она поняла тревожное поведение друга человека.

"Горим!" – мелькнула первая мысль. Но в квартире стояла полная тишина и покой. В панике Лизка выскочила в коридор и хотела включить свет, но вспомнила слова электрика, что, если почувствуете запах гари – может быть замыкание в проводке и лучше свет не включать, а наоборот выключить общий рубильник, что она и сделала. Запах дыма и надвигающейся опасности заполонил всю квартиру. Ближайшая от неё комната – Любкина.  Наверное, опять спит пьяная, всё хоть ярким пламенем гори, думала Лизка, роясь в вещах тёти Тони в поисках фонарика. Когда фонарик был найден, девушка в панике выбежала снова в коридор, направила луч света в темноту и ужаснулась – из-под двери Любки выбивался сизый дым и струился змейкой, гонимый сквозняком снизу. Она прильнула к двери, по ту сторону послышалось шуршание и странный треск. – Пожар! – в ужасе пролепетала Лизавета. Через мгновение она сама не узнала свой голос:

– Пожар, горим! Любка, выходи, Любка! Просыпайтесь! – она бегала по коридору и стучала во все двери, как ошалелая. Соседи вяло вылезали, словно медведи из зимней спячки. – Свет не включать! Любка горит! – командовала Лизка, – звонить 01! Может, они угорели? Звоните в скорую! – Девушка сама от себя не ожидала такой собранности и концентрации.

– Может, дверь сломаем? – неуверенно спросила соседка Катя, сопереживающая чужому горю.

– Ты что, чумная! Огонь дальше перекинется! Прыгать-то будем с пятого этажа! – накинулась со знанием дела баба Серафима.

Вдруг за дверью раздались душераздирающие крики, и из комнаты вывалилась пьяная, обгоревшая и задыхающаяся Любка. Языки пламени уже со стремительной скоростью охватили всю комнату и принялись пожирать смертельным огнём косяк и дверь, повалил едкий угарный дым. Дышать стало нечем, все жильцы, забыв про весь свой скарб, нажитый непосильным трудом, выбежали в ночных рубахах на лестницу. И лишь Лиза схватила за руки несчастную алкоголичку, стонущую от боли, и потащила к выходу из квартиры. Обнадёживало, что пожарная станция находится на соседней улице. Скорая помощь прибыла гораздо раньше спасателей. Любка везучая!

– Люб, а в комнате кто-нибудь ещё остался?

– Мишаня, Мишаня, – словно в бреду повторяла обгоревшая женщина и разжала одну из рук. На пол вывалился медальон, предназначенный Лизавете. Лизка схватила его и спрятала, подумав про себя: «Может и спас он Любку- то, а вот тот, кто со злым умыслом им завладел, похоже, не встретит рассвет».

Пожарные долго боролись с огнём, слишком много в комнате было хлама. Любке повезло вдвойне – комната выгорела не полностью. А вот Мишаня уснул на ветхом диване с сигаретой в руке, да и не проснулся. Весь обгорел – жуткая кончина!

Лизка, находясь в шоке от всего происшедшего, благодарила бога и его посланника в кошачьем обличии. Могла ведь сгореть вся квартира.

*******

Наутро Лиза и соседка Катя решили навестить погорелицу. Она лежала в НИИ скорой помощи в ожоговом отделении. Сердобольные соседки ожидали увидеть несчастную, прикованную к постели, страдающую от боли под капельницей, а заслышав уже в коридоре, приближаясь к палате Любки, её бойкий голос, поняли – всё ей нипочём: ни огонь, ни вода, ни медные трубы. Лизка первая осторожно заглянула в палату и оторопела: Артур уже был с матерью, она, наполовину перебинтованная, пыталась встать с койки, чтоб перекурить, материлась и вырывалась, а заботливый и преданный сын безуспешно пытался остановить её. Взглянув на открывающуюся дверь, Артур расплылся в улыбке:

– Лизочка, какая молодец, что пришла…

Лиза оборвала молодого человека на полуслове: – Мы не могли иначе, я пришла не одна, – в палату следом вошла Катя и заохала, глядя на Любку. Пациентка же, воспользовавшись повышенным к ней вниманием, заголосила:

– Траур у меня, выпить хоть принесли, изверги, Мишаню моего помянуть!

И она разрыдалась так нарочито неестественно, что сложилось впечатление, что рыдает она не из-за погибшего друга, а потому что повод выпить есть, да нечего. На шум прибежала постовая сестра. Только она имела подход к неугомонной Любке, завидев ее, бушующая пациентка моментально плюхнулась в кровать, кляня всех на свете, и укрылась до носа простынёй. Сестра поставила железный лоток с тампонами и разными инструментами, бинтами и ампулами, попросив удалиться посетителей.

– Обход скоро будет, надо обработать раны, – буркнула медсестра, указывая на выход посетителям. Артур, Лиза и Катя вышли в коридор. Соседка Лизы решила проявить ещё больше внимания к пострадавшей и направилась в ординаторскую к врачу, узнать о состоянии Любы, и когда её выпишут.

Артура часто отправляли в командировки. Все в коммуналке знали: может так получится, что забрать Любку будет и некому. Лиза и Артур остались наедине. Воздух как будто сгустился и стал неподвижным. Глаза Лизы искрились и полыхали, ей безумно хотелось броситься к нему на шею, обнять, и одновременно влепить пощёчину. Смотрели глаза в глаза, пытались прочесть мысли друг друга, принюхиваясь, словно в животном ритуальном танце. Он уступил. Напряжение рассыпалось на мириады бесцветных частиц, когда тишину прервал его голос:

– Лиза, позволь объяснить. То, что ты видела тогда – это не то, о чем подумала. Кхм, звучит нелепо! – Артур закашлялся в кулак, потом с размаху им же саданул по стене. Выместив досаду на потрескавшейся, выкрашенной в мерзко – зеленый цвет, штукатурке. Девушка уже не скрывала обиды, а слёзы предательски навернулись на глаза. Лизка смахнула их рукой, по-детски шмыгнула носом и отвернулась, закрыв лицо ладошками. Артур приобнял её за плечи и отвёл в сторону, девушка совсем не сопротивлялась. Молодой человек развернул её к себе лицом и быстро заговорил, не давая ей возможности опомниться.

– Девочка моя хорошая! Я понял, наконец, что небезразличен тебе! Слава богу! Больше всего боялся узнать твоё отношение к себе. Так вот, Анна – моя бывшая девушка, мы встречались, но последние 3 месяца мы не вместе, понимаешь? Я ей всё сказал, она хороший человек, но я не люблю её… – он вздохнул, собираясь сказать самое главное.

– А что же я всё-таки видела? – Лиза с упрёком прервала Артура, не имея привычки верить словам. Слишком "хорошие" у неё были учителя.