По ту сторону души

– Аня, ты с ума сошла?! Какой ребёнок и при чём здесь я?! – Артур не выдержал перерыва между первым и вторым актом «пьесы».

– Я всегда говорил дочери, что ты подонок! У девки живот на нос лезет, а он «Причём тут я?! – разгневанный отец полез с кулаками на провинившегося молодого человека.

Артур стоял, не шелохнувшись, в этот момент ему было проще вынести физические удары, может, сознание покинет его ненадолго, и всё это представление окажется фарсом или сном. Аня попыталась привстать, и молодой человек увидел круглый живот из-под опустившегося одеяла. Девушка рыдала – она запуталась:

– Я хотела вернуть тебя, думала, если не скажу тебе про беременность – будет лучше! А родится ребёнок, и ты вернёшься ко мне, прости! Папочка, он не бросал меня, он ничего не знал, не трогай его, я его люблю!!!– тут Анна схватилась обеими руками за живот и стала раскачиваться из стороны в сторону. Сергей Эдуардович побежал за врачом, перепугавшись не на шутку, ведь доктора запретили нервничать роженице, так как артериальное давление держалось высокое, а это крайне неблагоприятно в данной ситуации.

– Аня, тебе не кажется, что ребёнок – это дело двоих? Мы расстались почти год назад, у меня другая жизнь, где для тебя места нет. Ты же всё знала об этом! В чём же ты обвиняешь меня? Я не буду с тобой!!! НЕ БУДУ!!! – Артур перешёл на крик. Сдерживаться больше не было сил. Он обхватил голову руками и сел на край кровати, слёзы, так назойливо подступавшие наружу, душили его, а комок в горле не давал сделать ни малейшего глотка воздуха – всё внутри бешено колотилось и бушевало.

Когда приступ панической атаки закончился, вулкан страстей затих, к Артуру вернулась способность размышлять – он безапелляционно заявил:

– Аня, договоримся так: от ребёнка я не отказываюсь, готов дать ему свою фамилию и отчество! Если что-то надо из лекарств, деньги, посильная помощь – я готов! Но к тебе я не вернусь О-ДНО-ЗНАЧ-НО! – по слогам договорил он последнее слово и вышел из палаты, столкнувшись, нос к носу, с Сергеем Эдуардовичем и врачом-гинекологом в дверях.

– Ааааа! Бежишь?! Как крыса с тонущего корабля!!! – загрохотал опозоренный отец, каким он себя считал с обрюхаченной дочерью на шее, по его же версии.

– Сергей Эдуардович, мы с Аней решили, что нам делать, без посторонних! Извините, если я чем Вас обидел, – и Артур попытался отстранить преградившего ему дорогу взбудораженного человека. Но тот, словно обезумев, схватил молодого парня за грудки и стал трясти его изо всех сил, будто этим можно было что-то изменить, со словами:

– Это я посторонний? Я?! Тот, кто теперь ей сопли и слёзы дальше вытирать будет? Я! – и Сергей Эдуардович вдруг обессилено отпустил Артура и, схватившись за сердце, прислонился к коридорной стене. Врач забеспокоился:

– Что Вас беспокоит, уважаемый? Сейчас попрошу медсестру измерить Вам давление и сделать кардиограмму, присядьте! – доктор оставил недомогающего пожилого человека на попечение медперсонала, взял под локоть Артура и отвёл его в сторону:

– Ситуация такова: Вы, я так понимаю, отец ребёнка, и для Вас, по всей видимости, это оказалось сюрпризом. Хочу Вас предупредить, вероятность, что ребёнок выживет при родах, низкая, порядка 70%, у девочки артериальная гипертензия, роды будем стимулировать, осложняет положение ещё и отрицательный резус-фактор крови, первые роды и неправильное предлежание плода в узком тазу роженицы, также отошедшие околоплодные воды. В общем, не буду вдаваться в большие подробности, есть вероятность того, что будущий ребёнок Анны если и выживет, может лишить жизни саму Анну, поэтому отец Анны так убивается. Вот такие дела! – и доктор буднично похлопал ошарашенного парня по плечу.

«Господи, она может умереть!» – прошептал будущий отец, «А я бегу, даже ничем не поддержав Анну, бегу от трудностей и обстоятельств. Да уж, ну и козёл же я!». Врач удалился, а Артур хотел было вернуться в палату, но раздался звонок сотового. Молодой человек даже вздрогнул – мелодия телефона вернула его к реальности бытия. Звонил диспетчер: «Эй, Артурио, где тебя носит!? Мы уже сутки не можем до тебя дозвониться! Давай на базу, срочный вылет! У Палыча инфаркт, надо заменить, сегодня в 19-00 рейс до Москвы, остальную информацию получишь на месте.»

Артур рванул дверь в палату и с порога сообщил, что у него срочный рейс, а когда он вернётся, то обязательно поговорит обо всём, напоследок он пожелал ей и ребёнку всего доброго и спросил: – Ань, кто будет? Когда роды назначены? А то, может, уже отцом вернусь… – попытался он расстаться на хорошей ноте с измученной и встревоженной девушкой.

– Говорят – девочка. Стимуляцию назначили на завтра. Ты просто обязан быть со мной! Отмени полёт, вдруг что случится, я боюсь!!! – и она снова заплакала.

– Не могу, прости! Это работа, которую могу делать только я! – и Артур вышел, не оборачиваясь, угрызения совести раздирали его душу в клочья, подобно гвоздю, разрывающему ветхую ткань.    На обратном пути из больницы он хотел сначала заехать к Лизе, но, взглянув на часы, понял, что не успевает, до рейса в Москву оставалось два с половиной часа. Как некрасиво получилось! Тоже теперь будет думать всякое!

Артур набрал номер Лизаветы.

– Как ты там, не соскучилась ещё по мне? – предпринял он попытку говорить легко и непринуждённо.

– Артурчик! Рабочие тут уже много сделали. Я к твоей маме ездила – у неё всё в порядке, в институт заехала, курсовые надо писать – скучать некогда было! Как ты? Всё в порядке? Голос у тебя странный… – на одном дыхании проговорила Лиза.

– Да, милая, там, у Анны кое-чего произошло, деньги ей нужны срочно. Не смог отказать, ты не против?

– Я?! Да что ты?! Надо – так надо! А что с ней, заболела? Надеюсь, ничего серьёзного? – искренне обеспокоилась Лиза, безоговорочно доверяя ему и всему тому, что он ей говорит.

– Лизок, я вернусь и всё расскажу, сейчас мне надо на базу – срочный вылет, увидимся только через неделю, не раньше. Малышка, я буду очень скучать, – он тяжело вздохнул в трубку. – А ты?

– Боже, ну неужели ничего нельзя отменить?! – Лиза обреченно плюхнулась в кресло возле журнального столика. Говорить она больше не могла, только всхлипывала. Артур понял, что ещё немного слёз на сегодняшний день, и он утонет в них, нервы были на пределе, и молодой человек слукавил, сказав, что очень плохая связь, вот-вот оборвётся, и выключил телефон.

******

Лизу охватило чувство усталости, к вечеру после всех дел руки и ноги были отдельно от тела, а мысли разбегались в разные стороны, как тараканы на кухне при резко включенном ночью свете. Как ни странно, но такие же ощущения в этот момент испытывала и другая девушка в противоположном конце города.

Обе по очереди набирали они номер одного и того же человека и, услышав электронный голос робота-оператора о недоступности абонента, набирали его снова и снова. Абонент продолжал оставаться «вне зоны действия сети». Обе девушки, сами того не зная, накаляли обстановку вокруг дорогого им человека. Говорят, всё, что происходит с человеком в жизни, предопределено! Так чей же промысел, дьявольский или Божий, сподвигнул Анну набрать номер Лизы после неудачных попыток связаться с Артуром. Зачем она когда-то, догадывающаяся о сопернице, скопировала её номер с телефона Артура?

Лиза уже лежала в кровати, и пушистый друг мурлыкал ей под ухо, успокаивая хозяйку, когда неожиданно раздавшийся звонок телефона вернул её в состояние напряжения. Номер звонившего Лизавете был известен, и девушка неохотно ответила:

– Да?

– Алло, Лиза? Это Аня – мы когда-то встречались, если помните. Я – девушка Артура.

– Вы хотели сказать «бывшая его девушка»?  – не растерялась Лиза, но голос уже дрожал, разговор принимал неприятный оборот, а рука, державшая трубку, стала влажной и холодной.

– Может Вы не в курсе…? Давай на «ты»? Лизочка, милая, Артур – хороший человек, но и он имеет право на ошибку, ведь так?

– Так, Аня, время уже позднее, и обсуждать Артура с тобой я не намерена! –Лиза попыталась закончить разговор, но голос на другом конце города надменно и с апломбом продолжил с уверенностью в том, что эту часть монолога абонент обязательно дослушает: – Дорогая, я беременна, Артур сегодня был у меня в больнице, на завтра назначены роды через стимуляцию. Мы решили пожениться, как только родится ребёнок. Ты всё для себя уяснила?! Он любит меня, глупая! К тебе больше не вернётся, мальчик решил проучить меня с твоей помощью, – Лиза услышала в трубке короткие гудки, означавшие конец всего того, что было важно, дорого и необходимо, как воздух и вода. Девушке казалось, что она задыхается. Она, словно обезумевшая, выскочила в ночнушке и тапочках из квартиры на лестничную площадку и уже через доли секунд оказалась на улице.

Осень… Колкий дождь со снегом стегал по щекам, плечам, ногам. Лиза стояла посреди пустынного тёмного переулка и смотрела в небо. Она не ощущала холода… «Где-то в небе ОН… Пусть ОН будет счастлив!!! Я не встану между ними», – твёрдо для себя решила Лизавета, но жить совсем не хотелось. Неожиданно сигнал машины позади вернул душу в тело, которое вмиг окоченело и задрожало. Девушка медленно повернулась. Какой-то мужик, как в немом чёрно-белом кино, размахивал руками, буйно жестикулировал и, по-видимому, что-то орал. Но для несчастной девчонки в очередной раз в жизни померкли все краски, взор затуманился, а слух не воспринимал происходящего. Она машинально развернулась и покинула проезжую часть. Из парадной выбежала консьержка. Подбежала к Лизе и, спрятав девушку от непогоды под зонтом, обняла несчастную и потащила в подъезд:

– Ой, голубушка, что ж ты в таком виде и под машины кидаешься? Пойдём, моя хорошая, чайку горячего попьём. Может, отойдёшь, да и расскажешь, что на душе-то накопилось, авось, полегчает! – запричитала добросердечная тётя Дина, так звали консьержку.

Она провела Лизу в каморку под лестницей, иначе как каморкой, это место назвать было нельзя. Лизке в голову неожиданно пришло сравнение этой каморки с каморкой папы Карло. Ей почему-то очень захотелось сейчас, чтобы открылась старая скрипучая дверь внутрь, а там сидит старый папа Карло и выстругивает своего Буратино, а за спиной у него нарисованный очаг, который распахивается, а за ним открывается дверь в мир светлый, красочный, добрый и манящий туда, где все веселы и счастливы. Но дверь распахнулась, и взору предстало крошечное помещение, обитое доской – вагонкой. У стены стоял видавший виды диван-книжка, напротив – небольшой столик, на котором красовался старый светильник с матерчатым зелёным абажуром. Пахло благородной старостью и «антимолью» с примесью корвалола. Со стенки на неё пристально и недружелюбно взирал Леонид Ильич Брежнев, казалось, вот-вот зашевелятся его кустистые брови. Видно, что и ему здесь не очень нравилось. Трамвайная печка под столом старательно пыталась согреть сырое полуподвальное помещение, но застарелые и стойкие запахи плесени, подгоревшего войлока и жженой газеты возвращали в прошлое дома. Консьержей здесь было всего четыре. Самому молодому из них, дяде Грише, шестьдесят пять лет. В местном ЖЭКе он же и подрабатывал плотником. Самому старшему, тёте Дине, семьдесят восемь, но она продолжает здесь работать и приносить, как ей кажется, огромную пользу людям, а точнее жильцам данного подъезда. На электрической плитке с одной конфоркой, пристроенной на покосившейся табуретке, уже закипел чайник. Лизка сидела, укутавшись в древнюю шерстяную шаль, полюбившуюся местной моли. Очередной жизненный удар «прибил её к плинтусу», уже не было сил сопротивляться превратностям судьбы. Девушку бил озноб. Пока тётя Дина колдовала над чаем из каких-то трав с её собственной дачи, Лиза несколько раз вслух задала один вопрос: «За что?»

Тётя Дина, женщина, умудрённая жизненным опытом и вынесшая много тягостных испытаний, включая Блокаду Ленинграда, молчала и не задавала лишних вопросов. «Вот выпьет чайку, согреется, разговор и наладится!» – думала она. Тётя Дина была из тех волевых, сильных женщин, которыми полна земля русская. На них, собственно говоря, эта земля и держится. В свои семьдесят восемь лет она бегает, бодра, очень жизнелюбива и добросердечна. Каждый из нас знаком с похожей на неё женщиной: внешность заурядная, стальной характер, молодая душа и большое сердце. Такие, как правило, не жалуются на здоровье, в поликлинику идут, когда уже совсем прихватит. Врач при первом же осмотре обнаруживает целый букет заболеваний. Эта новость такую, как тётя Дина, не поставит в тупик, а только даст стимул двигаться дальше и участвовать с ещё большим рвением в судьбе своих близких и родных, чтобы всё успеть, чтобы помнили её добрым словом.

Лиза нехотя отхлебнула горячего чая, с любовью приготовленного приветливой женщиной. Пряный аромат заполнил всю каморку, на душе потеплело, и здравый смысл потихоньку стал возвращаться к Лизавете. Первым делом она спросила себя: «Почему я безоговорочно поверила постороннему человеку, преследующему свои интересы? Какой же я психолог после этого? Почему не попыталась разобраться в ситуации; в конце концов, дозвониться Артуру?! Только его решение имеет значение! А всё остальное может быть откровенной ложью. Надо связаться с Артуром, он никогда бы так не поступил!»

На лице измученной женщины появилось подобие улыбки. Тётя Дина сразу же заметила это:

– Ну вот, детка, молодчина! Видишь, что чай мой делает?! А ведь не хотела, упиралась! Что стряслось-то? Может, теперь поведаешь, а я, может, чем и подсоблю, – и хозяйка подъезда доброжелательно посмотрела на Лизу.

– Спасибо Вам, тётя Диночка! Мне тётя Тоня всегда о Вас говорила, рассказывала, что вы давно друг друга знаете и даже жили в одном посёлке, – Лиза поплотнее укуталась в плед. Девушка уже была готова выслушать длинную историю про счастливую прошлую жизнь и пустую, тяжкую сейчас, но, к её удивлению, женщина перевела разговор на другую тему и спросила, сев напротив девушки на табурет, как купчиха, скрестив руки на груди:

– Детка, что обо мне?! Жизнь я повидала, много чего знавала, а плохо-то сейчас тебе, я вижу, милая моя! – и мудрая женщина пристально взглянула на Лизу, будто заранее зная, что та ответит. По спине девушки даже пробежал холодок, но она тут же обмякла, по щекам покатились слёзы, напряжение спало. Тётя Дина обняла девушку, по-матерински прижала к груди и ласково гладила по голове своей широкой, мозолистой ладонью до тех пор, пока Лизка не начала свою исповедь. Ведь поговорить по душам, откровенно, как на духу, ей в этом большом городе было не с кем. Она рассказала всё, начиная ужасного происшествия в поезде до последнего звонка Анны. Тётя Дина слушала внимательно, не перебивая, выражение её лица было странным. Казалось, все сюжетные линии из Лизкиной жизни будто были известны и не удивительны для неё. Поначалу девушка не придала этому значения, но когда высказывания вроде «я так и знала», «я так и предполагала», «не удивительно», «вот сделали-то бедняжке» Лизке примелькались и уже порядком надоели, она прервала свой рассказ и поинтересовалась у тёти Дины:

– Вот за что мне всё это, а?

– Не знаю, доченька, – ответила консьержка, –не время ещё тебе рассказывать правду…Тонька, тётка твоя, запретила мне…, – и женщина закашлялась, начала стучать себя по груди кулаком, покраснела и плюхнулась на пол без сознания. Приехавшая бригада скорой помощи поставила предварительный диагноз: «гипертонический криз, осложнённый застарелой стенокардией». Тётю Дину привели в чувство и первое, о чем она попросила:

– Девочку позовите. Здесь она… Мало мне осталось. Надо закончить начатое…

Лизу позвали.

– Деточка, милая моя, езжай в Александровку, где тётка твоя жила, и я после блокады. Езжай, там всё и узнаешь. Найти ты там должна медальон, понимаешь? Заклятие на пять колен… понимаешь…, – она часто задышала, застонав, схватилась рукой за левое подреберье, и врач закрыл дверь в реанимационной машине прямо перед носом Лизки.

– Дело плохо, девушка! Кем Вам приходится Дина Кирилловна? Документы, слава Богу, при ней.

– Родственница, – солгала Лиза во благо.

– Тогда поедете с больной, – скомандовал доктор, – только наденьте что-нибудь поприличнее, не в ночной же сорочке в больницу! Лиза накинула плащ тёти Дины, висевший на гвозде, и села в карету скорой помощи. По дороге, глядя на несчастную пожилую женщину, она вдвойне желала ей выздоровления. Кто еще объяснил бы ей все происходящее.

– Боже, как я могу думать об этом всём сейчас?! – вслух произнесла Лиза и вжала голову в плечи. Холод опять сковал её тело, в машине было очень зябко.