Цветы и Бездна

Она сделала упор на последнее слово, очевидно в противовес тому, что обычно покупала ее старшая сестра – колбы, топазы, редкие реагенты…

В ответ я лишь неопределенно хмыкнула, уходя в другую комнату. Крисса, как хвостик – тоже. Она села на кровать и достала откуда-то гребень и пару лент, и привычным жестом вручила их мне.

– Вечер же? – удивилась я.

– Ну и что?

Эта традиция сложилась как-то сама собой. Я села к ней на кровать, взяла гребень и провела рукой по волосам, у нее были чудесные волосы.

«…как у эльфов. Или фей. Ну или какого-то чудесного сказочного существа. Пегаса может быть… или волшебной мантикоры…» – думала я про себя, проводя гребнем по шелковистым прядям.

Теперь-то, знала Крисса, старшую сестру можно будет спрашивать обо всем на свете. Она достала из-под кровати книгу в кожаной обложке и протянула мне.

– Почитай вслух? Это очень интересная книга, но сложная… И я не все могу понять.

Я вздохнула и взяла фолиант в руки. Я нахмурилась, всматриваясь в странные схемы и пытаясь разобрать смысл написанного.

– …Не знаю Крисса… Это очень похоже на описание какого-то механизма? А это что? – перелистнув очередную страницу, я вздрогнула: Башня?

«Нет, быть не может…» – я не могла поверить в увиденное.

После схемы Башни, тянулись разрозненные заметки, некоторые я зачитала.

– …Некоторые артефакты обладают волей, некоторые даже душой, но в таком случае создатель жертвует частью себя… Но даже так – это не настоящая жизнь. Камень остается камнем. Алхимия не в силах сотворить живое…

Я пристально всмотрелась в лицо сестры.

– Откуда у тебя эта книга?

– Откуда? Откуда почти все вещи этого рода у нас в доме? Откуда ты достала все учебники по алхимии?

– Я не знаю…

– Майлин, я думаю, что мы знали, но забыли. Воспоминания, которые ст?рли! Но ты знаешь в глубине души…

Я тяжело вздохнула, пустота внутри опять дала о себе знать: что мы забыли? Или кого…

«В нашем роду никогда не было алхимиков… Правда ведь? Хм…»

– А, Майлин… – тихо позвала меня сестра, прерывая мои размышления, – тебе просили передать кое-что.

Крисса достала сверток. Внутри был букетик цветов – синих, похожих на небо, и белых, похожих на звезды.

«Такие растут только возле Башни…» – я мрачно отложила сверток и отвернулась.

– Знаешь… Он все-таки любит тебя, – шепнула Крисса, заглядывая мне через плечо. – Жаль, что ты никого не любишь, Майлин Изумрудное Сердце…

– Это ты такой вывод сделала, потому что он подарил?

– Это же очевидно! Как же ты этого не видишь и не понимаешь…

«Ну, опять началось…» – я не собиралась выслушивать уже известную тираду о том, какой прекрасный Асдар и какая бессердечная я.

– Все, ложимся спать! – я задула свечку, и комната погрузилась в густой мрак ночи.

Глава 4

Стихиаль приближалась, праздник, который любили одни и ненавидели другие. Впрочем, ненависть появилась не сама по себе, а переползла с отношения к инквизиции. Первоначальный смысл, как будто, никто уже не помнил – когда границы миров истончаются, и незримое может проявить себя – это было светлое время и хороший повод для того, чтобы простить обиды и начать все заново.

Встав рано утром, наша мать уже вовсю хлопотала. Крисса куда-то ушла по ее поручению, а я не спешила отрываться от подушки.

«Опять этот сон…» – перед глазами все еще стоял образ повелительницы Бездны, ужасной и прекрасной, и слова мага-инквизитора тоже не давали покоя.

«Не ходи, и близких не пускай, – я лишь усмехнулась. – Ему-то легко говорить – он не знает каково это ей перечить…»

Одеваясь и потягиваясь, я все думала и про видение, и про портрет, и про то, стоит ли вообще идти, помня предостережение. Я быстро представила, как было бы славно остаться сейчас дома в такой чудесный пасмурный день. Тогда я бы перечитала вчерашнюю книгу вдоль и поперек, пока другие не будут мешать. Может быть, я пойму что-нибудь про Башню. Про кота. Про Нистар.

Но то были грезы, которые были быстро развеяны. Моя мать сначала отчитала меня за то, что я долго сплю. Затем, за то, что багульник вчера я купила «не тот», и под конец…

– …я хотела, чтобы ты пошла в танцовщицы при храме, служила Тысячеликому, который избрал тебя среди прочих… А не занималась тем, что…

Я знала уже на миллион раз, что она скажет: что алхимия – это совсем не для юной девушки вроде меня, что это опасно и что без настоящего наставника мне вершин не достичь, что «старый Мастер – это, конечно, очень хорошо, но не стоит забывать, что он всего лишь зельевар, и в алхимии ничего не смыслит».

И, как и много раз до этого, я терпела все это молча и смиренно… ведь Тысячеликий каждому посылает свою чашу страданий. Я вздохнула. Физически я все еще была здесь, но разум и душа унеслись далеко-далеко…

Я стояла сейчас среди раскидистых невысоких деревьев, их листья шумели под порывами теплого весеннего ветра. Ослепительное сияние солнца заставляло их гореть живым ярко-зеленым пламенем, в котором хотелось раствориться навсегда. Слиться с ним. Стать единым целым.

Нежные и пронзительные птичьи трели заглушили гневный голос матери. И я снова была там, в этом саду, который я видела в своих снах и который призывала мысленно в трудную минуту. Да, я верила, что он где-то там существует, что совсем скоро маленькие цветочные почки распустятся, и запах первых весенних цветов заполнит благоуханием все вокруг. Он будет нежным и ярким и отпечатается в сердце навсегда, чтобы вместе с ним я могла сохранить и незримый образ его создателя. Чтобы, когда придет время, я вспомнила его заново, когда мы встретимся в настоящем мире. Почему-то мне казалось, что именно так и будет. Что так непременно должно быть.

– …и оденься сегодня прилично, праздник же, – бросила мать напоследок, скрываясь за дверью.

«А вот это можно…» – подумала я про себя, обрадовавшись, что она наконец ушла, и доставая уже давно приготовленное под этот случай платье.

Это было непростое платье. Когда-то оно досталось мне от матери, но простой зеленый бархат пришелся мне не совсем по душе… Тогда мы с сестрой быстро нашли способ это исправить, вместе с тем получив прекрасную возможность применить свои таланты. Месяц другой – и у меня на руках оказался изумрудный бисер всевозможных оттенков, которым позже Крисса сумела расшить корсет и рукава, а я – все остальное.

И в этом занятии невольно отразились все наши чаяния и надежды, а иногда гнев и страдания – все то, что творилось у нас в глубине души. Поэтому иногда в узоре угадывались птицы и цветы, а иногда – змеи и драконы, и другие странные невообразимые создания.

Сменив обычную одежду на дорогое и хотя и любимое платье, я подумала, что делать в нем что-либо полезное довольно затруднительно. Носить его было неудобно, и дышать – тоже, если хотелось глубоко вздохнуть.

«…а еще испортить его будет очень жалко…» – заметила я, поправляя рукава.

В этот момент меня также невольно посетила мысль о том, что, наверное, бывает так, что ты настолько влиятелен и богат, что кроме платьев можешь ничего не носить. Слуги будут делать всю работу, а тебе останется только лишь украшать мир своим существованием. Но мне едва ли хватало фантазии, чтобы такое представить, и уж тем более применить на себя.

«Нет, это нелепо, – сделала я про себя окончательный вывод. – Хоть бы магу, хоть алхимику, хоть бы и… просто обычному человеку! Но все-таки как же оно красиво! Ничего лучше и представить себе нельзя…» – улыбнулась я, всматриваясь в свое отражение в зеркале.

Потеряв ненадолго счет времени, я вздрогнула, когда внезапно мать вернулась, держа в руках серебряное ожерелье.

– Вот, надень. Хочу, чтобы ты была красивой сегодня. Только чтобы не было, как с кольцом, поняла? Которое ты потеряла.