Больная

Бутыль гремела в металлическом кольце. Стойка катилась, подрагивала от неровностей линолеума. Молодая медсестра на ходу расправила соединительную трубку, прощебетала:

– Вера, капельница.

Они уже делали это вместе. Разумеется, до Мани дошли слухи, что Язва и после операции чутка чудит. Хотя ей пациентка никаких проблем не доставляла, в отличие от других, нормальных детей. Сейчас Вера накрылась белым пододеяльником с головой. Само одеяло валялось комом в углу. Причуды ей подобных со временем сходят на «нет», так что беспокоиться не о чем.

– Малышка, просыпайся. Просыпайся.

Маня наклонилась, ласково потрепала за плечо. Вера нехотя стянула пододеяльник с лица. С жестокого, сурового лица. Убийственный взгляд в упор.

«Рука под подушкой!» – сообразила Маня.

Поздно. Широкий взмах, влажный чирк, вздох с присвистом. Игла капельницы упала, на ладони плеснуло тёплым. Медсестра отшатнулась, устояла на ногах, схватилась за своё лицо. Глаз нестерпимо зажгло, но, к счастью, он прощупался подушечками пальцев. Чудом уцелел. Острое лезвие рассекло бровь, разрезало крыло носа, обе губы, как масло. С тупым шоком Маня наблюдала, как кровавый водопад набирает силу, как льётся на пол. Вытаращила на девочку единственный не залитый зрячий глаз.

Зрелище, достойное киноэкранов. Фантазии, воплощённые в реальность. Сама судьба привела к подобному исходу. Нечаянность повесила складной ножик на ключах Элоизы в качестве брелока. Случайность поманила сладкую парочку целоваться на чердак, где пряталась Вера. Вера… жертва обстоятельств, несомненно. Но роль жертвы по собственной глупости наскучила давно. Не умом бороться, так сработаться со своими бесами. Инстинкт хищника не заглушат ни «волшебные» чаи, ни гипнозы, ни, тем более, отсутствие части мозга.

Вера, в самом деле, походила на зверя. Безумного, утратившего способность к диалогу. С таким нельзя договориться. Такого только устранить.

– Дрянь! – заверещала Маня, ослеплённая кровью и яростью.

Вера наступала неумолимо, бесшумно. А вот медсестра вопила во всё горло. Отмахивалась штативом капельницы. Мельтешащая железная палка мешала подступится. Праведный гнев омрачила досада.

Слух позвал Веру обернуться. Успела поднырнуть под мужской рукой, перелетела через кровать. Перегородивший выход старожила получил ножом по шее. Если тут пошло по касательной, то когда повалил девчонку на пол, та всадила ему ножик в пястье. Весь мир превратился в один единственный звук – рев боли. К нему примешались вопли, визги, брань, но ничего из этого не принадлежало виновнице переполоха. Она, скрученная в две пары рук, восстанавливала дыхание. Невозмутимая, будто её не касается.

Обезумевшая от обиды Маня пнула Веру по лицу. Та поморщилась. Выплюнула выбитый зуб, прижалась лбом к линолеуму, чтоб с носа стекало. Головокружение высыпало камни на затылок. Пинать лежачего… как некрасиво.

– Зови Филина… Не стой столбом! И этих убери!

– Они всё равно видели!

– Что видели? Ребятки, чего встали? Нечего глазеть, девочка больна. Пойдёмте-ка. Пойдёмте.

– Господи, твоя рука! Давай подменю!

– Отвали! Я держу. Больно, чёрт.

Филин, только к нему нагрянули с вестями, бросил срочные дела. Вера физически не могла видеть, с каким выражением лица он переступил порог палаты. К её счастью. Потому что именно таким, по-настоящему суровым его не видели давно. Без всякой брезгливости шлёпал по кровавым лужам. Лёд его голоса не мог никого успокоить сейчас, зато настроил встревоженный персонал на рабочий лад. Раздал команды чётко и сухо:

– Ты – к Мане, помоги ей. Ты – вниз, за ключом от шестой надзорной. Понял? Шестой надзорной. А эту – за мной. Молодой человек, подмените коллегу. Не видите – у него травма?

Филин, верно бывалый воспитатель, развёл драчунов по разные стороны – кого раны зализывать, кого в угол. Наконец, когда остался один, сел на корточки и приложил кулак ко рту. Кому впору читать чужие души по обрывкам фраз, сейчас не в силах был разобрать, что чувствует сам. Или просто таким образом сдерживался, чтоб не впасть в спасительное оцепенение. Хотя, никакое оно не спасительное. Нужно действовать и срочно.

Уже через десять минут Филипп Филиппович был у шефа. Явился бы раньше, не майся он по ту сторону двери, дожидаясь усмирения растревоженного сердца. Филин мог бы устроиться на стуле, да оттуда неудобно падать на колени. Может, выдерга Вера по-прежнему воспринимала всё как игру. Разумеется, она же ребёнок. А вот психологу такие игры не по душе. Неосторожность обойдётся непомерно дорого. Не хватит всех денег мира, чтобы откупиться.

Своего непосредственного начальника Филипп Филиппович видел немного чаще, чем двоюродную сестру из Отрадного. Шеф походил на своих коллег по цеху вызывающе карикатурно. Бандиты, рвущие по швам обнищавшую златоглавую. А этот осел в пригороде, в лесу. Тут не перед кем щеголять в кожаной куртке или алом пиджаке. Он не носил цепей, перстней чурался. Лысым грузным человеком отёк в широком кресле. Тяжесть тела, стало быть, веская причина, чтобы не проведывать полоумного племянника.

Филин доходчиво и стройно, не без трусливой дрожи в голосе докладывал о том, что же стряслось. Никто до сих пор на сдавал его шефу, и теперь приходилось расхлёбывать в одиночку. Выгораживание себя с характерным педантством учёного мужа оказалось для психолога самым тяжёлым испытанием за всю карьеру. Когда-когда, а сейчас утрата оптимизма фатальна. Бандит не прерывал тираду. Держал руки под столом. Вера тоже сегодня утром прятала руки. Если даже безмозглая девчонка откопала где-то ножик, у шефа наверняка завалялось кое-что поинтереснее.

Поперхнувшись очередным умным словом, Филипп Филиппович покорно склонил голову в ожидание участи. Спустя вечность шеф снизошёл до комментария, в любимой растянутой манере:

– Та-а-ак… Присядь.

– Я постою.

– Тебя ноги не держат. – Улыбнулся половиной рта, как в инсульте. – Сядь.

Тот сел. Начальник бездумно глядел на бумаги рабочего стола. Крутил ручку в пальцах. От тучного человека, по доброй традиции, веяло опьяняющей ленью. Верно разум и душа его преисполнились вековой мудростью настолько, что вернулись к исходной точке – животному началу. Такая незыблемая нега присуща косматым львам. Рвут антилоп клыками, а после валяются сытые под тенями зонтичной акации. Недоучка видел шефа слишком редко, чтобы раскусить наверняка. Или просто боялся ставить диагноз настоящему чудовищу.

– Понятно, – растягивал гласные мужчина он. – И кто же, по-твоему, виноват?

– Не я, – смело заявил Филин. – Повторюсь, я делал по протоколу. А сверх того… Нельзя же везде напихать охранников. Вот это уже подозрительно. – Тихо выдохнул. – Всё было заперто. Девочке просто повезло. Вернее, не повезло.

– Как ребёнок обошёл замки? Всех вас обошёл? Кто это допустил?

Филин внутренне сжался. Шеф стал задавать вопросы, на которые уже даны ответы. Нехороший звоночек. Загадка-то одна осталась. На днях Вера пулей вылетела из палаты доноров. Обрывок кофты был замечен на перилах. А вот как владелица вещицы очутилась на крыше – тайна, покрытая мраком.

Филипп Филиппович собрал всё своё мужество, чтобы сказать начальнику прямо в глаза:

– Как бы то ни было, она всё знает. Но..! Но это можно использовать.

Тот выгнул бровь. Эмоция сделала его лицо будто бы живым. Филин впал в глубокую задумчивость. В мгновение ока трус превратился обратно в неутомимого исследователя.

– Я спрашивал хирургов. Они работали как обычно. Вдобавок, психических отклонений у девочки не было изначально. Пусть всё вынюхала, оно бы не повлияло на итоговый результат. А у нас как-то сама собой на пустом месте слепилась психопатическая личность… – Психолог постарался чуточку улыбнуться, и у него получилось. – Это нужно исследовать. Мы должны учитывать вероятность подобного в будущем и предотвращать. Я сам буду курировать. Прошу лишь разрешения.

Шеф мрачнел с каждым словом. Он знал, как решить любую проблему быстро и наверняка. Она исчезает вместе с человеком. Филипп Филиппович не сдавался:

– Послушайте, её отец – серьёзный человек. Живёт за границей. Мать не из донимающих, я нашёл с ней общий язык. А если мы в итоге не вернём девочку домой – оно будет чревато.

– Тогда что, как… Мишу?

– Как Мишу, – сглотнул. – Она сносный кандидат для проекта доктора Рубина. Помните, не могли найти подопытного? Я разрешу Рубину, если обещает не перегибать палку и не мешать. А мне как раз нужно плюс-минус полгода.

Минута молчания, как и молился Филин, была не по нему. Казалось, это человекоподобное существо по правде напрягает мозги, взвешивает все «за» и «против». Оно почудилось бы сейчас комичным, безоговорочного порицаемым за тугодумие, если бы не хищный блеск в глазах, внешне, слабого человека. Если бы не кровь на его руках.

– Молодец, Филин, – ухмыльнулся шеф. – Вывернулся. Я не работаю в минус. Смекаешь?

– Мы только выиграем.

– Ты уже выиграл… Ты хороший, исполнительный сотрудник. От таких я хочу добрых вестей. Плохих больше не потерплю.

– Спасибо! Спасибо. Начну сейчас же! – и, чуть не кланяясь, выскочил из кабинета.

Счастливый Филипп Филиппович незамедлительно отправился по делам. Остались срочные задачи, от которых его отвлекло утреннее происшествие, и те отмахнул. Сегодня, кажется, второй день рождения. Куда важнее закончить начатое грамотно, и лишь потом с полной уверенностью заниматься прочим. Есть шанс, что хоть так отпустит остаточный тремор. А там уж хапнуть коньяку.

Пролёты, повороты, тёмный коридор последнего этажа корпуса. Утренний свет упал во мрак из дверного проёма палаты доноров. Филин замедлил шаг, поравнялся. Занятой сотрудник вежливо поздоровался с коллегой, как бы демонстрируя – всё в порядке. Худой парень на койке мычал что-то невнятное. Такого проще добить, чтоб не мучился. Если бывалого санитара подобное не смущало, психолог испытал отвращение, поспешил удалиться.

Далеко впереди чернел стол поста. Повороты справа и слева вели в операционные, пустые и разбитые. В темноте у последней двери дожидался дальнейших указаний временный старожила Веры. Лениво игрался с ключом.

– Всё нормально? – сотряс воздух Филин и тут же добавил полушёпотом. – Зайдёшь со мной. Запрись и… подсоби, если что.