Сведи меня в могилу

– Вставай, – пустила фонтанчик из шприца. – Буду учить ставить внутривенный.

– Умею.

– Хм… интересно.

Получив все указания и медикаменты на первое время, мужчина поблагодарил, протянув денежную пачку. Стянув канцелярскую резину, врач пересчитала.

– А за дорогу?

Скривился. Добавил. Осторожно уточнил:

– Мы ведь договорились?

– Это не моё дело.

Ушла, не закрывая дверь. Ей, пока светло, ещё нужно доехать на мопеде до главной дороги.

Богат заново учился ставить уколы. Помогать другому в этом нехитром деле доселе не приходилось. Кое-как накрутив жгут из носового платка, попал в вену с третьей попытки. Синяк останется. Но пациентка не жалуется. Хотя это не очень хорошо.

Вини заново училась ходить. До туалета упрямая плелась сама, по пути обтирая стены. Колдуя над ужином, Богат различил в шарканье босых ног в коридоре новое – быстрый сбивчивый топот, глухой стук удара и дребезг тонкого стекла. Знать, не туда повело. Но фигура оленя – сувенир от бывших хозяев, не такая уж и значительная потеря.

Он пытался делать вид, что ему комфортно. Включил какую-то комедию (старенький компьютер с интернетом в наличии), откупорил бутылку пива. За весь вечер и слова не проронил.

Она пыталась есть. Воду желудок уже принимал, что теперь не напьёшься. Даже почки словно потяжелели… и мёрзли. Вроде организм восстанавливается. А от одной только ложки овсянки, отдающей нагаром, скрутило живот. Еда попросилась обратно. Зачем в таком состоянии в принципе покидать уборную? Очевидно – жёстко на кафеле. Уже привыкла к мягкой обивке.

Лежал с ней. Заключая в кольце рук, укрывал со спины. Запах сруба усилился в ночной прохладе. Заниматься очагом сил не осталось, а в обнимку теплее.

Лежала с ним. На боку. Пролежни жгло, как ожоги. Кроме того, от возвращения в ту позу, в коей пробыла больше недели, впадала в панику. Несчастная начинала капризничать – мычала и вяло дралась. Совесть грызла. Потому что Вини однозначно была в себе, а за то, что свои мимолётные концерты не способна пресечь – не ручалась. Как могла ждать, а тем более просить чего-то для себя? Но хуже всего, что сейчас действительно нуждалась в нём. В его помощи.

«Но как же? Как же?»

С наступлением темноты, когда диалоги персонажей фильма сменились стрекотом сверчков и цоканьем часов, отсчитывающих последний свой век, трещина в сознании Вини пришла в движение. Больно резала острыми гранями. Медленно разверзалась. Из бездны лезли чёрные тени. Наперебой талдычили тарабарщину, тянули за собой. Рефлекс немедленного пробуждения при погружении в сон сработал, как никогда. Девушка вскочила на ноги, не покачнувшись, хлопнула по лицу ладонями. Сосед по дивану тут же открыл глаза, будто и не дремал. Тёмная фигура у изголовья стояла спиной к нему, слепо глядела в окно. С перепуга всю злость растерял. Тем более что речь Вини в одночасье лишилась всяких дефектов:

– Прости, Богат, прости меня! Я так виновата перед тобой! Не смогла иначе. Это была бы не я.

Хотел уже руку протянуть, но спросонья отчего-то побоялся прикоснуться. Происходящее завораживало.

– Я не разгадала Твой замысел, Боже! Они ложились грудью на амбразуру. Они ставили всё на красное. Я же могла умирать хоть каждый день! Могла ошибаться каждый день. Так много шансов. Я не воспользовалась ни одним. Это не мне. Не мне! Меня не должно было существовать. Это не мой выбор. Пожалуйста, скажи, что не мой.

Шмыгнула. Повышение тона вернуло гортанный хрип истерзанного горла.

– Не уговаривай! Я не хотела, чтобы ты меня уговаривал. Я сделала всё, чтобы ты меня уговаривал.

Её схватили за запястье. Левая рука, железная.

– Я одно и то же. Они тоже. Это круг. Они умеют. Они нормально. Я ненормально. Такая же упрямая.

На том смолкла.

– И что дальше? – спросил вдовец тихонько. Голос дрогнул от злости и усталости.

Вини чуть повернула голову на звук, выдернула руку. Серый лунный зайчик мигнул на деревянной, покрытой лаком двери. Свет не заструился из щелей. Из того конца коридора не доносилось шума воды. Никаких посторонних звуков.

Как Богат ни ворочался, как ни кутался, сон не возвращался. Только холод цеплялся за кожу коготками, щекотал ступни, насылал пугающие образы. Соображая лишь наполовину, мужчина дошёл до уборной. За щиколотку поволок им убиенную по полу, точно вожжи. Сопротивления не встретил. Уложил обратно на диван, подмял под себя, закинув ногу. Только человеческое тепло коснулось груди, засопел. Вини так и не сомкнула глаз. Чужое дыхание перебивало отстукивание секунд, часов, лет, пока небесная палитра не сменилась с чёрной на голубую, отделила день от ночи.

Есть зрение – полагается видеть. Ноги послушны – извольте ходить. Умывание и причёсывание – необходимость, требование жизни. Переодевание тоже имеет смысл. Утренние ритуалы включают завтрак. Чтобы набраться сил на день насущный, нужно глотать пресную кашу маленькими порциями. Чтобы появлялось желание разговаривать, надобно пить воду. Стук ложки о чугунную миску прервался единственным:

– Зачем?

Богат замер с сэндвичем у рта на секунду. Куснул, прожевал, хлебнул пива. Убеждённость в понимании истинного смысла брошенных обрывков фраз вызывала внутренний трепет. Как непрошенная сверхспособность, накладывающая определённые обязательства.

– А зачем тебе в городе внедорожник? – отвечал на незаконченный вопрос супруг, не отвлекаясь от трапезы. – На участке тайга, всё для ночи под открытым небом, лесничие знания, зачем?

– Я спрашиваю – зачем?

– Подарок, – смахнул крошки с губ, выискивая что-то в окне. – На день рождения. Завтра, я не забыл.

Богат сутулился, будто хотел нырнуть в тарелку. Прежде самоуверенный и свободный, теперь чувствовал себя привязанным к стулу. В гостях у волка. В плену у чёрных риэлторов едва ли хуже.

Кроме медицинских процедур и приёма пищи, ничем совместным они более не занимались. Вини уже могла кушать по чуть-чуть. Развлекала себя прогулками по дому и вокруг него. Понимающий муж был безынициативен и лишний раз к ней не лез. Однако ничто не могло спасти его от случайных встреч в дровянике, на лестнице, в коридоре за поворотом. Бессмертная потихоньку оживала, цвет возвращался в щёки. Но розовые белки глаз, руки, безвольно опущенные вдоль тела, и игра в молчанку откатывали в дешёвый мистический триллер.

Закат сотворил из летнего леса осеннюю сказку. Расплескал бронзовую краску, превратил капли сосновой смолы в янтарь. Кроны деревьев же будто бы обуглил. И никуда не скрыться от вездесущего ласкового солнышка. Огненной луной оно замерло за стволами. Без туч всегда проигрывает в прятки. Размахивает широкими рукавами. Шишки на траве вспыхивали тусклыми лампочками. Ночь копошилась в густеющих тенях.

Вини провожала рыжее светило, сидя на ступеньке крылечка. Будучи единственным зрителем для птичьего оркестра, слушала вполуха. Пряные травяные запахи, от которых прежде кружилась голова, улавливались случайно, как парфюм прохожего. Но с лица её не сходила мягкая, точно тепло вечернего солнца, полуулыбка. Как прежде требовала усилий демонстрация добродушия к потенциальным деловым партнёрам, теперь Вини стреляла вхолостую. Чудеса случаются. Ничего не поделаешь.

Дверь щёлкнула, скрипнули доски. Он присел рядом. Медленно вдохнул и выдохнул, тихо сказал:

– Мне пора.

Та будто и не услышала. Наслаждалась игрой света в разнопёрой листве. Зачарованная. Чувствовала себя как никогда уверенно. Наконец-то на своём месте – здесь, у забытой Богом хижины. Где никого.

Недолго Богат продержался в сиделках. Будь больная смертной, без способности к быстрому восстановлению, пришлось бы маяться не неделю и не две. Но и эти полные сутки виновник происшествия счёл за справедливую меру своего наказания. Сам успел зачахнуть. Присутствие супруги отравляло.

– Долго не было. Надо доделать дела, – плёл он невпопад. Не выдержав её выражения абсолютного блаженства, попросил. – Вини, посмотри на меня.

Медля, повернула голову. Отчего-то особенно тяжело ему. Уводил взгляд, возвращал. Лучше пусть он выдаёт своё малодушие, чем она – своё душевное нездоровье. Пусть успокоит его – отреагирует на внешний раздражитель как все нормальные люди.

У Богата задрожала губа. Впервые по-настоящему испугался Вини. Она источала опасность. Так не похожа на его девятую жену, его единственного настоящего друга за последние сотни лет. Ту, которую он знал. Бездушная ухмылка её являла аналогию с ящиком Пандоры. И глаза… глаза. В некогда холодной тьме теперь полыхали пожары. Пурпурным заревом клубились на дальнем берегу широкой реки. Там горели города, а у него нет лодки, чтобы доплыть. Чтобы спасти хоть кого-то.

Самообладания хватило, чтобы сдержать эмоции.

– Никогда себе этого не прощу. Должен был успеть. Должен был… – Крепко зажмурившись, кивнул своим мыслям. – Я даю тебе последний шанс. Билет туда, где будешь жить. Где тебе хорошо.

Жестом попросил руку. Вынул из кармана стеклянный пузырёк с резиновой пробкой и вложил в ладонь Вини. Пока рассматривала, прокомментировал:

– Баят. Он твой. Уверен. Уверен, не откажешься от моего подарка… Я вернусь. Не завтра, но скоро. Мы попьём твой таёжный чай. Клянусь, в конечном итоге сделаю то, зачем ты ко мне обратилась. По первой же просьбе. Хоть ночью напиши – примчусь. Но сейчас… Не готов. Потом сама поблагодаришь. А пока не готов. Не хочу терять. – Против воли вырвалось. – Вини, прекращай так себя вести. Включи уже голову.

Осколок её сознания, заимевший собственный голос, залился смехом. Вини позабавило, как сыграли страхи. Прикрываясь искренними, добрыми намерениями, дорогой муженёк организовал себе убежище в жестоком мире. Место, которое теоретически мог бы назвать домом. Где его всегда примут, более того, будут ждать. Всегда. И супруга, теперь бывшая, не вернётся в мир живых, чтобы не устроить катастрофу. Чтобы не подставить своего «некроманта» и случайных несведущих. Такая себе психологическая заложница. Такой себе заповедник.