Сведи меня в могилу

Брызги летели во все стороны. Потоки воды, бегущие по подбородку и шее, питали кровавые разводы. Зашлась кашлем. Смоченное горло не саднит – дышать хорошо. Как картинка на экране за лобовым стеклом сменялись бесхозные поля и деревеньки на горизонте. Ненастоящее. В любой момент отрубит питание и не будет кино.

– С… ко… льй-ка? – кое-как выговорила Вини. Что гравий пересыпается.

Встретив тёмный взгляд исподлобья, Богат вернул внимание на дорогу. Это её интересует в первую очередь? Не «как?», не «за что?», а «сколько?». Всё бы отдал за то, чтобы оказаться сейчас в чьей угодно шкуре, только б не в своей. Отвёл глаза.

– Девять. – Через минуту уточнил, добавив голосу истерические нотки. – Тебя не было девять дней.

Как грамотно сформулировал. Будто это её выбор, а не он облажался. Но Вини не вспыхнула. Смиренно прикрыла веки.

Давным-давно на девятый день, как и на сороковой, устраивались поминальные обеды по усопшему. Традиции канули в лету по понятной причине. Церковь никогда не одобряла самоубийство, а единственный теперь возможный уход из жизни (не считая заказного убийства) иначе назвать нельзя. Оттого батюшки теперь трудятся исключительно для живых. Оттого и поминки как-то забылись. Подобное вносит смуту и внимает гостям неудобство. Ибо косвенно причастны к большому греху.

Надо объясниться. Только бы заполнить эту пугающую тишину. А то разорвёт, как хомяка. Решаясь, Богат крепче сжал руль.

– Я имею право на звонок!

Сталь скрипнула под пальцами. В ближайшем кабинете с распахнутой настежь дверью кто-то стал громче клацать по клавиатуре.

– Остынь, брат, – донёсся сонный голос из-за спины.

Не обращая внимания на советы сокамерника, заключённый вдавил лицо в проём между прутьями, будто это поможет.

– Эй! Вы нарушаете мои права! Я выйду и накатаю на вас… АЛЛО-О-О!

– Мих! – донеслось из каморки, а затем раздались мягкие шаги.

Тот самый Мих, два метра, не считая фуражки, за то отныне наречённый Шпалой, соизволил выйти к правоборцу. Поинтересовался:

– Кому накатаешь, малец?

Богат, глядя ему в глаза снизу вверх, пробубнил:

– Телефон мой дайте.

– Мы не проверили. Может, он тоже краденый.

– Ещё раз – это машина моей покойной жены, – чуть пар из ноздрей не пускал. – Спросите у этого, кто документы отобрал, допрашивал. Если договориться не можете, в одном кабинете сидите, я-то тут при чём?

Миха, судя по всему, сегодня благодушен. «Добрый коп». Навалившись плечом на дверь, сложил руки на груди.

– В том-то и дело, что покойной. И суток не прошло, а ты её имущество приватизировал. – Хмыкнул. – При жизни могли договариваться, сколько угодно. Права качаешь, а по завещанию авто тебе не отписано.

Богат невесело хохотнул, сощурив глаза.

– Это что, вы на меня кражу собрались повесить?

Голос предательски дрогнул. Уголки губ Шпалы чуть дёрнулись вверх.

– Прикалываетесь, что ли? – глаза заключённого метали искры. Он вроде бы сдался, отошёл, но тут же снова прильнул к прутьям. – Дайте телефон. Я имею право позвонить… Не стационарный. Мой. Там номер.

– Мих! Чайник вскипел!

Напарник немедленно последовал на зов.

– Вы не понимаете! – крикнули ему вслед. – Это вопрос жизни и смерти!

Полицейский даже не притормозил. Заключённый шарахнул ладонью по решётке, и она задрожала. Старый оборвыш, растянувшийся на лавке, только смачно всхрапнул. Не смея докучать соседу своим обществом, Богат осел прямо на деревянный пол. С надеждой поглядывал на замок, будто он вот-вот должен щёлкнуть. Скрашивал бессмысленное ожидание тем, что клял всё подряд.

План был безупречен. Максимально быстро от задумки до исполнения. И опять всё решили связи. Как старшие товарищи учили.

На самом деле, когда Богат валялся на помойке, больной и нищий, в телефонной книге его был стопроцентный вариант. Мать двоих детей, примерная жена, хорошенькая блондинка и мечта индивидуумов, помешанных на безропотных и нежных. Так вышло, что сердце подарила не какому-нибудь садисту, а случайному проходимцу, кто эти самые сердца коллекционирует. При том ей многого не надо. Одна ночь в году. Ни встречи, ни звонка до следующей, где она с порога кинется на шею, весь вечер будет смотреть в рот, а на утро томно вздохнёт, провожая взглядом. Оно и к лучшему. Раболепие раздражает почти сразу же.

Малышка зарекомендовала себя как лаборант от Бога и дослужилась до места в главном научно-исследовательском институте страны, в Московском филиале внутренних сил. Несмотря на, казалось бы, приземлённость своей профессии, заправляла по-крупному и была на короткой ноге с ключевыми фигурами. У кого ещё можно выведать о тонизирующих новинках для солдат, если не у неё?

Пока нежился в белоснежных простынях, наматывая её кудрявую прядь на палец, ему так, между прочим, по большому секрету доверялись военные тайны. В том числе о разработке программы по массовой слежке под кодовым названием «Кошачий глаз». В одну майскую ночь, уже будучи женатым на Степанчик, Богат поинтересовался, нет ли у них, у учёных, чего-то такого, чтоб попробовать настоящую смерть. Чтобы сердце не билось. Встретив тревожный взгляд и неловкие попытки убедить в безрассудности идеи, сократил путь от протеста до кокетства, воздействуя на слабые точки. Не пришлось даже вылезать из постели.

Удивила, ведь подводиться под статью не просил. Через неделю в продуктовом супермаркете некто в капюшоне пихнул Богату в руки коробочку с именем услужливой любовницы (чтоб не пугался) и убежал. По картонному дну катался пузырёк с прозрачной жидкостью. Прилагалась записочка-справочка. Стресс-Д[28 - Stress-Death (англ.)], если по-русски – препарат, не прошедший всех клинических испытаний, но уже активно использующийся в экспериментах. Помогает исследовать процессы в мёртвом организме, чтобы, так сказать, «отмотать время назад». Срок клинической смерти определяется дозой. Способ применения сокрыт в названии. Глотаешь, в течение часа ранишь сердце иглой, ножом, пулей, да хоть палкой, и гостишь у праотцов. Только Стресс-Д показал свою эффективность. Лишь он на сегодняшний день способен ослабить «вечный двигатель», чтобы, как смертный, не выдержал удара. Чтобы эффект продержался хоть немножко, пока бессмертие не возьмёт своё… Вот же реверс.

Подлить Вини на похоронах, за общим столом, было невозможно. Оставалось только замешать с успокоительным, на которое налегала накануне. Поставщица чудо-зелья заверяла в записке – побочек нет. Вот во избежание каких-либо подозрений (если они вообще могли возникнуть), да и для храбрости, Богат разделил лекарство с супругой. Вид у неё в течение всего мероприятия был вполне здоровый, а сам отравитель чуть первым Богу душу не отдал. При том, что его молодой цветущий организм многое переносит относительно легко, предположил следующее – водичка, что на время отправляет на тот свет, успокоительное и купленное в подворотне снотворное, чтоб сон наладить – скверное сочетание. Конечно, зачитывание завещания волшебным образом взбодрило, но это другое.

Противоречивые чувства поспособствовали учащению пульса. Только строгое следование плану помогало сохранять лицо. Уверенность давала сил для актёрства. Подводя супругу к гробу, гонял по кругу одни и те же воспоминания. Как незадолго до настоящих событий посетил контору, где по заказу делали гроб для его жены. Как пропустили под каким-то глупым предлогом, стоило показать «брачную страницу» паспорта и сунуть пару банкнот в сухую руку. Как распихивал «секретики», наспех зашивая, прикрывая кривую строчку оборкой.

Как и таланта швеи, способностей к фокусничеству Богат за собой прежде не замечал. Но настал час, когда пришлось продемонстрировать всю ловкость рук. Второго шанса не представлялось, это подстёгивало. Сцена, куча зрителей, и государственный представитель за спиной бдит, собака. Прощальный поцелуй – не только подарок Вини по случаю, но и единственная возможность скрыть шприц с Баятом от чужих глаз. Сунул бы в карман – заметят, за пазуху – заметят. А порыв страсти простителен для главных действующих лиц мероприятия. Обхватил её лицо, прижался. Игла вошла в подушку, в заранее спрятанный там пузырёк. Его резиновая крышечка едва слышно чпокнула под тканью от прокола. Слил яд, зажал шприц в кулаке, чтобы не было видно, что он пустой, и вколол в сердце Вини воздух.

Ужасно. Убийца чувствовал себя ужасно в своей новой роли. В сотый раз обругал себя, что год назад принял столь заманчивое предложение. Она ведь принимала всё за чистую монету. То, что сказала. То, с каким выражением глаз переживала эти бесконечно долгие десять секунд. Показалось, что это он в её руках, снова там, на вершине башни, изнемогает, а не наоборот. Знал, что чуть позже Вини очнётся. Знал. А душа всё равно обрушилась, когда пульс на девичьей шее не прощупался. Когда грохнула крышка, чуть не отрубив ему пальцы, и заскворчала сварка.

Нет, он всё-таки неплохой актёр. Потому что ему хватило самообладания первому кинуть горсть земли. Потому что выстоял до самого конца, хотя на благодарности за соболезнования сил уже не нашёл. Горе и страх – братья по несчастью. Приложи немного старания, и одно другое скроет.

Узник водяных часов. Отведённое ему время отныне мерилось каплями зелёного цвета с запахом лекарственных трав. Стук, с которым они падали ему на макушку откуда-то сверху, усиливался, пока таксист вёз Богата домой. Выйдя из машины, пассажир нервно провёл рукой по шевелюре, как с волос смахивают паука. Но это был дождь. Вода с неба, только и всего.

Сумерки густели. Из-за плохой погоды ночь наступила раньше. Усадьба не заметила ухода хозяйки. Зеркала не завешаны. Очаг греет, как прежде. Даже постель застелена, будто Вини вот-вот должна вернуться.

Горящие поленья трещали в камине, аккомпанируя гулу ливня. Тлеющая бумага с хрустом сворачивалась, кукожилась в бурые бутоны. Документы Винивиан Степанчик хорошо топили дом. Блики пламени робко мелькали в стекле, пытаясь перевести внимание единственного человека в гостиной с мрачного пейзажа на себя. Но Богат не видел ни то, ни другое. Перед глазами стоял бутылёк с чёрной этикеткой, точно картинка в негативе, отпечатавшаяся на сетчатке. Всеми правдами и неправдами убеждал себя, что тот «стакан» был на половину пустой, как минимум! Он-то сам отпил немного. Значит, должно хватить… По пропорциям до утра должно хватить.

«А потом, – шептал провожающий, нервно царапая локти, – а потом спит. Да? Коматозники сразу не встают. Она будет спать».

Порыв выбежать в дождь, в темноту уже сейчас, был оперативно подавлен. Помощники ждут рано утром на окраине. Без них ничего не сможет.

«Должно хватить».

Не успело затеплиться небо на востоке, как Угунди выкатил из гаража. Надобно вспомнить водительские навыки. Потренироваться по пути. К тому же, это дорога за городом. Без адских развязок и полос с рецессивным движением. Знай себе, поезжай прямо. Дело двадцати минут.

Страж обочины с полосатым жезлом буквально из-под земли вырос. Сердце сжалось, кровь прилила в ногу, вдавившую педаль газа в пол. Сообразив, к чему всё ведёт, горе-водитель не оставлял надежд оторваться, поставив всё на преимущество дорогущей тачки перед их разукрашенным корытом. В скорости легковушка, может, и уступала, но только потому, что её тяжелела конструкция с арканом. Удар грудью о руль ознаменовался гудком, выбил воздух из лёгких. Завизжали шины, понесло палёной резиной.

Опомнился Богат уже прижатым к двери внедорожника, с заведёнными за спиной руками. Дёргался в попытке сбросить чужую ладонь с бедра. Выудили телефон. Не отсутствие прав, так неповиновение указаниям сотрудников полиции давала последним карт-бланш на задержание. Взятки служители закона, ходящие под их всевидящим оком, конечно, демонстративно презирали. Хотя не чурались отщипывать от нормы за содержание арестантов. Оттого всегда рады новым «постояльцам».

Солнечный свет лился из кабинета, лоскутным одеялом стелился по полу, медленно, неотступно подкрадываясь.

«Бандиты, наверное, ещё ждут. А Вини…»