Латы для птенцов

Эти странные существа всегда жили рядом с людьми. Синяя шерстка выдавала их хищникам, поэтому они часто прятались в углу хижины. Для чего их подкармливали? Они были живыми барометрами, предсказывающими изменение погоды.

Бурундучок, обиженно пискнув, исчез.

Солнце припекало, и Мэри, кажется, задремала. Между сном и явью она снова почувствовала то самое прикосновение к своей щеке:

– Вспомни, вспомни, ты не простая девочка… Я так люблю тебя…

Мэри с всхлипом открыла глаза: снова этот голос!

На горизонте появились первые красноватые непрозрачные клубы наступающей бурой бури. Как же это невовремя… Мэри поднялась и в замешательстве посмотрела вниз на долину: до начала бури надо бы успеть вернуться домой, но ей не хотелось снова быть взаперти с родителями.

Мать девушки носила младенца под сердцем и была не в духе из-за плохого самочувствия. После рождения Мэри у ее родителей долго не случалось новых детей. Мама теряла их на ранних сроках, и каждая следующая беременность проходила все тяжелее. Вот и снова все были в ожидании, будто именно этот младенец должен был стать мессией…

Нет, она справится. Мэри решительно пошла вверх, намереваясь переждать бурю в пещере.

К Егору нельзя было приходить просто так. Однако он никогда не прогонял Мэри. Он вообще не придавал никакого значения ее присутствию.

Он был необычным человеком, всегда сидел в пещере лицом к стене, покрытый мелкой красноватой пылью. «Он такой и другим не будет», – говорила мать и передавала ему орехи и сухофрукты. Он их любил.

Лишь однажды он встал, покачиваясь, направился к выходу и, застыв, щурясь на яркое солнце у входа в пещеру, проскрипел слежавшимся от времени голосом:

– Что упало, то не пропало, оно вернется созревшим. Даже Хранителю нужна смена.

Мэри тогда опешила от того, что он сделал, и от бессмысленности фразы, но переспрашивать не стала.

Подходя сейчас к пещере, она почувствовала первые горячие песчинки на лице и ускорила шаг. Мать снова будет кричать и скорбно заламывать руки. Если она зайдет в пещеру, то, когда выйдет, может пройти несколько недель, а то и месяцев. Говорят, что могут пройти и годы… Потому даже ровесники в их поселении сильно отличались друг от друга возрастом. Когда Мэри была маленькой, ее пугали, что, если она одна зайдет в пещеру, может так выйти, что, вернувшись, никого не найдет… или все окажутся дряхлыми стариками: время вело себя здесь непредсказуемо.

Мэри вздохнула и негромко окликнула Егора. Она не ждала от него ответа, просто не хотела его напугать своим визитом. Хотя… никто и никогда не замечал за ним хоть какой-нибудь реакции. Ему приносили еду и воду и выводили погреться под солнечными лучами раз месяц. Для него внутри проходил всего лишь день, а для остальных – несколько дней, а иногда и месяцев. Раньше он говорил что-то, выученное в далеком детстве, до перехода. Сейчас Хранитель пещеры молчал.

Мэри вошла в пещеру. Тусклый свет, просачивающийся снаружи, освещал ее стены, в глубине темнела фигура Хранителя. Мэри осторожно подошла к нему и села рядом. Она уставилась на стену, на которую смотрел Егор, затем повернула голову и увидела, что тот сидит с закрытыми глазами.

Он заметно иссох и постарел. Седые волосы клочьями отвалились и усеяли его спину. Тело застыло в привычной позе; казалось, что он дышит один раз в минуту. Мэри с интересом рассматривала Егора: прямую спину, плечи. Длинные пальцы его ног с отросшими светлыми ногтями слегка дрогнули: Хранитель, кажется, почувствовал ее любопытство.

Мэри смутилась, закрыла глаза. Снаружи доносился нарастающий гул, буря неукротимо наступала. Скорее всего, в поселении закрыли ставни и двери, приготовившись переждать стихию.

Мэри клонило в сон, она опустила голову вниз и ненадолго задремала. Из забытья ее вывел резкий окрик:

– Мэри! Очнись!

– Кто это?

Мэри открыла глаза, испуганно озираясь. Егор едва ухмыльнулся самым уголком губ.

– Иди домой, поговори с родителями. – Голос затих. Он казался таким знакомым.

По коже ее побежали непрошеные мурашки, и Мэри поежилась. Она повернулась к Егору и внимательно посмотрела ему в лицо. Он сильно похудел, глубокие морщины легли на его лицо. Она аккуратно стряхнула его выпавшие седые волосы. Он не пошевелился, продолжая сидеть в позе лотоса.

– Ты знаешь, кто говорит со мной?

Мэри не ожидала, что Егор ответит, потому двинулась к выходу. Выглянув наружу, она увидела, что пришло межсезонье и по розовым молодым листочкам пляшет весенний прохладный дождик. Сезон цветения, обрадовалась она.

В спину проскрипел голос:

– Иди спроси, где спит твоя настоящая мать.

Мэри замерла. Вспомнилось, как взрослые шептались, что если он начнет говорить, то и конец времен пришел. Но она так и не смогла добиться от них, что это могло обозначать.

Мэри бросилась со всех ног вниз. Подходя к деревне, услышала душераздирающий крик, словно резали по живому.

– Мама!.. – задохнулась она от ужаса.

Вбежав в хижину, она столкнулась с отцом. Его потемневшее лицо с запавшими глазами выдавало бессонную ночь. В руках он держал комок окровавленных тряпок. На вопросительный взгляд Мэри угрюмо покачал головой.

Она отодвинулась, пропуская его. Опять не вышло. Младенцы рождались мертвыми или недоношенными. Значит… она пробыла несколько месяцев в пещере.

Мэри вошла в хижину. Мать повернула к ней обескровленное лицо. Под светом огня из очага оно казалось восковым, натянутым на кости черепа.

– Мама… – Мэри села возле нее. Она взяла лоскут ткани и намочила в лоханке с водой, стоявшей у изголовья.

– Хорошо, что ты спряталась в пещере. Буря уничтожила почти все посевы, – прошептала мать.

– Пришел сезон цветения. Не будет голода, – успокоила ее Мэри и незаметно утерла выступившие слезы.

– У меня опять не получилось… – прошелестела мать еле слышно.

– Это же не важно, у тебя есть я…

– Об этом и стоит поговорить.

– Я знаю. Расскажи, какая она.

– Ты знаешь? – Мать устало прикрыла глаза.

– Я начала слышать ее.

– Вот ведь… ты в детстве ее слышала, а потом утратила эту способность. – Мать попыталась привстать и застонала.

Мэри помогла ей принять удобное положение.

– Егор сказал, – со вздохом призналась Мэри.

Мать расширила глаза.

– Что он сказал? – В проеме появился отец. Высокий, широкоплечий, он, словно крепкий дуб, разросся, налился силой. С возрастом черты его лица стали грубее, а глаза больше. Темная с проседью борода делала его старше.

– Сказал, что у меня есть настоящая мать.

– Значит, время пришло, – вздохнул отец. – Не только мать, отцом тоже был не я… Мы воспитывали тебя с рождения.