– Ну чего вы ржёте, как Максимилиан над новой книгой? – обиделся я. – А шлем никак не открывается?
– Терпи внучек. Хочешь еще пирожок? Вку-у-усный…
– Михалыч! Хорош издеваться! – пирожка вдруг захотелось невыносимо.
– Ну как хочешь, я тогда майору отдам.
– Пойдемте, Федор Васильевич, – прервал наш гастрономический спор Калымдай, – пора.
– Уже?
– Дык внучек, солнышко уже на закат повернуло, а тебе еще ехать и ехать.
– Откуда здесь, под землей, солнышко, дед?
– А старые люди его сердцем чуют, – важно заметил дед и снова захекал: – Ох и смешно же ты внучек разговариваешь! А ну-ка спой чего-нить!
Максимилиана подвели прямо к кабинету и я сам безо всякой помощи, вполне успешно, хотя, судя по смешкам деда, довольно неуклюже, вскарабкался на него.
– Ведите царевну! – грозно приказал я и сам засмеялся от своего гулкого, будто из пустой цистерны, голоса.
Перед воротами меня уже дожидались фон Паулюсус и царевна.
Прибалт уже сидел на коне, а Марьяна стояла рядом, оплетенная веревками, как муха зашедшая в гости к пауку, да еще и ротик ей заткнули кляпом.
– Фаше Феличестфффо, – скрипя доспехом, поклонился мне фон Паулюсус.
– Оно самое, – проворчал я, радуясь, что в этом шлеме все голоса кажутся одинаковыми. – Поехали, пора.
Калымдай отсалютовал, дед помахал платочком и вытер слезинку, а Гюнтер, выглядывающий из ворот, томно вздохнул.
Дорога оказалась совершенно не утомительной, я зря переживал. На Максимилиане было удобно, шёл он ровной слегка покачивающейся рысью, тщательно огибая пни, изредка встречающиеся на лесной тропе. Ветки меня не били, наверное – боялись, комары при виде волчьей морды, падали в обморок, солнышко уже не пекло, да еще и конь развлекал меня разговорами, специально опередив метров на тридцать неутомимого фон Паулюсуса, который наслаждался обществом царевны Марьяны.
В итоге, когда мы подъехали к Смородине, через которую был перекинут крепкий на вид деревянный мост хотя и совершенно без перил или каких еще ограждений, я находился в весьма благодушном настроении и был преисполнен оптимизма.
На той стороне нас уже ждали. Остановившись на краю леса, почти доходившего до моста, я пытался рассмотреть, кто же явился на торжественную встречу Добра и Зла.
Никита стоял около моста, позади него в нескольких шагах торчали Митька и бабка, а судя по непрестанно качающимся кустам, там сидело в засаде половина Лукошкино.
– Паулюсус, труби в свою дудку, – приказал я, кивая на рог, прицепленный к его поясу.
Прибалт что-то пробурчал, но послушно ссадив Марьяну и вручив мне конец веревки, связывающей царевну, выехал на середину моста и поднес к губам свой музыкальный инструмент.
Слышали, как поют пионерские или армейские горны? Ну так они не имели ничего общего с тем визгом, хрипом и завываниями, которые врывались из рога фон Паулюсуса. Сразу заломили зубы, птицы стаями взлетели с деревьев по обеим сторонам реки, а любопытные горожане, высунувшиеся из кустов по ту сторону моста, с искаженными от ужаса лицами схватились за уши.
– Хватит! – заорал я, не в силах больше терпеть эту пытку. – Завязывай, Армстронг недоделанный!
Фон Паулюсус недовольно прекратил своё выступление и я уже хотел проорать ему, чтобы он возвращался и уступил мне место на мосту, как, вдруг с той стороны, из кустов выскочили два всадника и с визгом и завываниями помчались на прибалта, размахивая в воздухе саблями. А это еще кто такие?
– Мая Марьяна будэт!
– Дэлиться нада, вах!
«Наверное, это те женихи, с которыми фон Паулюсус проворачивал свои делишки в Лукошкино», – догадался я, но вмешиваться не стал. Оно мне надо? Да и оружия никакого нет, да и если бы было… Пока я так размышлял мост был уже очищен и подготовлен к моему выходу: три лошадки неспешной рысью удалялись в сторону Лукошкино, а из-под моста доносилось жизнерадостное бульканье.
Отмотав метров пять веревки, чтобы царевна не подслушивала нас с Никитой, я шепнул Максимилиану «Давай, на середину», а сам гордо выпрямился и подбоченился, старательно копируя царя-батюшку. Царевна плелась за нами и что-то гневно мычала сквозь кляп, но после погрома во дворце, мне её не было жалко ну ни капельки.
Максимилиан остановился ровно на середине моста, а Никита что-то медлил, не решаясь подойти к нам.
Я набрал побольше воздуха в лёгкие и заорал, работая на публику:
– Враг мой дотошливый Никитка-участковый, а ну иди сюда пред очи мои… кха-кха! Блин! …грозные… твою ж дивизию! Кха-кха! – от громкого голоса и вибрации вся скопившаяся внутри шлема пыль устремилась мне в горло. – А ну… кха-кха! … немедля, блин… кха-кха!
Никита тем временем всё же подошел ко мне и неуверенно спросил:
– Фёдор? Ты?
– Нет, блин! Кха-кха! Призрак отца Гамлета, кха! Чёртов шлем, кха-кха!
– Да открой ты забрало! – не выдержал участковый.
– Не могу, кха! Не открывается оно, кха. О вроде улеглась… кха… пыль.
– А где Кощей?
– Да фиг его знает, – отмахнулся я, раздираемый желанием сплюнуть, но в шлеме этого делать, явно не стоило. – Забирай свою царевну. И стерегите её хорошенько, а то снова сбежит, а оно нам надо?
Никита принял у меня веревку и потащил Марьяну на берег как козу на веревочке. Сдав Марьяну бабке, он вернулся ко мне:
– А почему Кощей не пришел?
– Да удрал он от Марьянки вашей. Просто взял и слинял, а я теперь за ним разгребаю да хвосты подчищаю.
– Знакомо, – кивнул Никита. – Работа у нас такая.
– Во-во, – согласился я. – Меч притащил?
– Допустим, – насторожился участковый. – А что ты там затеваешь?
– Да не бойся, не отберу, – засмеялся я. – Кажется, я знаю, как меч активировать. Давай попробуем?
– Прямо здесь? – удивился Никита.
– А почему бы и нет? Это нам еще встретиться как-то надо будет, а так мы уже здесь. Да давай интересно же!
– А что для этого делать надо?
– Фиг его знает, – признался я. – Я слово волшебное узнал, от которого меч заработать должен, а ты, наверное, просто держи его в руках и всё.