Целую, Кощей

– А чего дёргатьси? Чай и царю-батюшке не впервой по тюрьмам шататься, да и я попривык к ентим его отсидкам.

– А мы как же без Кощея?

– Перебьёмси, внучек. Заодно и отдохнём от начальства. Ты лучше о сегодняшнем дне думай.

– А что сегодня? Сегодня у нас затишье, дел никаких нет.

– Да неужто? А участковый?

– А что с ним не так? – удивился я. – Олёна его сегодня на постоялый двор наведёт, он туда съездит, всех арестует и дело в шляпе.

– Вот когда ты, внучек, думать начнешь? И учу тебя с утра дотемна и рыбку пользительную для мозгов подсовываю, а ты временами ну тупее бесов Аристофановых.

– Ну чего ты, дед? – обиделся я. – Просмотрел я что-нибудь, так и скажи, чего обзываться-то?

– Ты же начальник… – начал было Михалыч, а потом махнул рукой. – Сам подумай, внучек, начнет арестовывать участковый в кабаке том весь лихой люд, дойдёт дело до братьев ентих, поганцев, да и отпустит он их.

– Как так? А доказательства?! Вот же они лежат у меня спокойно… – я осёкся.

– Дошло, – удовлетворённо кивнул головой дед. – Есть в Африках животинка такая смешная, жирафой обзывается…

– Ой, ну хватит, дед. Понял я, понял. Тупой у тебя внучек, осознал я.

– Не тупой, а неуч, – важно поправил дед. – Как думаешь бумажки енти участковому отдать?

Я задумался:

– Ну-у… Можно тупо на милицейский двор через забор подкинуть, а?

– Тупо, внучек, – согласился дед. – Енто ты верно сказал. Стрельцы бумажки на самокрутки и пустят, а то еще похуже куда приспособят. Лично в ручки холёные участковому их вручить надо.

– Ну схожу и отдам ему… Хотя в городе мне не стоит с ним видеться… А давай, дед, как он соберется с облавой ехать, я его на полпути на постоялый двор и встречу?

– Вот теперь вижу – весь в меня пошел внучек, – закивал дед. – А то всё тупой да тупой, неуч да неуч… Так бы взял штакетину, да по горбу бы раз двадцать и съездил бы для просветления в мозгах!

– Ой, ну хватит, дед.

– Да я еще ить и не начинал… Ладноть связывайся с Олёнкой, узнавай обманула она уже участкового или нет, а я пойду о завтраке побеспокоюсь… А ты умывался сегодня, Федька? Вот вижу же, что нет! Ну-ка марш паршивец во двор я полью тебе!

– Пить тебе деда нельзя, – проворчал я для проформы, а сам уже встал и с удовольствием потянулся. – Ты на утро после пьянки слишком активный становишься. Всё шпыняешь меня бедного и несчастного…

– Иди ужо несчастный, – дед врезал мне по спине полотенцем.

Я взвизгнул, отпрыгнул к двери и показал деду язык:

– Не догонишь, не догонишь!

– Ну, чисто дитя малое… – прозвучало мне в след. – Секретарь царя-батюшки, растудыть вас обоих…

* * *

На встречу с Никитой мы отправились уже ближе к вечеру.

Ранее прибегала Олёна и, хихикая, рассказала, как ходила в отделение подавать официальное заявление о пропаже колечка. Как строила глазки участковому и тот, похоже, втюрился в неё по уши. А сама при этом была очень довольная и очень смущенная. Даже на её смуглой коже румянец отчетливо выделялся. Я тогда еще подумал, что, похоже, тут без взаимности не обошлось. А было бы прикольно посмотреть на роман мента и бесовки, прямо голливудский сценарий!

А когда Калымдай сообщил через булавку, что во дворе милицейского отделения собираются стрельцы и явно готовятся в дорогу, то мы с Михалычем быстро собрались, прихватили с собой пару бесов на всякий случай и быстро рванули из города по Кобылинскому тракту.

Я с удовольствием одел на встречу свой европейский костюмчик – надоело в обносках ходить, да и вдруг Варя по дороге попадется…

Варя не попалась, зато попались любопытные стрельцы на городских воротах.

– А ты, барин кто такой будете? – остановил нашу компанию стрелец в лихо заломленной на бок шапке.

– А енто – барон фон Дрангнахостен, – тут же шагнул к нему Михалыч. – Из самого Блюдомврежского королевства!

– Из самого Блюдю… Блюдя… этого самого?! – поразился стрелец.

– Я-я, – подтвердил я надменно.

Михалыч шагнул поближе к стрельцу и тихо произнёс:

– Золотишко, грят на Смородине нашли, прямо россыпью слитки валяются! Бояре пока лаются между собой кому золото добывать, а ентот барон уже кого надо подмазал, теперь едет осмотреться, где лучше шахты рыть.

– Я-я, – кивнул я головой. – Геология, минералы, мезозой! Матка, яйки, партизанен!

– Пойдем мы, внучек, – шепнул дед стрельцу. – Злющий немчура, аки мой кум с бодуна. Чуть что не так, сразу бежит царю жаловаться.

– Давай, дед, проходите, конечно, – и промолвил задумчиво нам вслед: – Золотишко, говоришь?..

– Ну, дед, – заржал я, когда мы отошли от ворот. – Спровоцировал ты золотую лихорадку в Лукошкино! Сейчас полгорода побежит участки золотоносные столбить!

По Кобылинскому тракту мы прошли совсем немного, до первого пня на обочине и я категорически отказался идти дальше. И так сойдет. Потом же еще назад возвращаться.

Я как мог удобно устроился на пеньке, а бесы с дедом укрылись в кустах. Дед для солидности выдал мне сигару, а прикурить не предложил мол, сигар мало осталось, экономить надо. Да не больно-то и хотелось.

Никита со своими стрельцами ехали верхами, и я с удовольствием отметил для себя, что я на Максимилиане держался более уверенно, чем участковый. Без всякой ложной скромности скажу – даже более грациозно и изящно, вот так вот.

– Огоньку не найдется? – встал я с пня, когда отряд подъехал почти вплотную.

Стрельцы тут же насторожились и поправили кто сабли, кто бердыши, а кто и пищали перехватил поудобнее. Как-то неуютно тут у них на дороге. Все нервные такие…

Никита, узнав меня, тут же приказал:

– Еремеев! Давайте проезжайте чуть далее. Там меня подождёте, пока я с этим гражданином побеседую.

Еремеев нахмурился, но кивнул и махнул рукой стрельцам.

– Ты что офонарел?! – зашипел Никита, едва мы остались одни. – Уже среди бела дня маякуешь тут на глазах у всех!