По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина

Когда сняли Флеровского, я вслед за некоторыми другими сотрудниками «МК» заторопился поискать иную редакцию. Меня удерживали. Намекали на повышение, и даже на то, что при моём комсомольском прошлом быть мне замом главреда. Да, комсомольские функционеры ценились в комсомольских газетах. Недаром же главными редакторами «МК» впоследствии становились выходцы из комсомольских органов: Аркадий Удальцов, Евгений Аверин, Павел Гусев… В данном случае я не оцениваю их деловые и творческие качества.

Уговорам я не поддался, посчитал, что уже окончательно вышел из комсомольского возраста. Хотя возраст тут не причём: в «МК» работали и до самой пенсии. Просто об административной карьере в журналистике я ещё не помышлял. Да и работа в региональной молодёжке считалась тогда лишь некой ступенькой перед большой журналистикой. «МК» был базой для пополнения рядов многих более статусных изданий тех лет. Мне хотелось увидеть другие горизонты, расширить кругозор, быстрее стать более профессиональным журналистом и, чего греха таить, больше зарабатывать. И такая возможность мне представилась в Агентстве печати «Новости».

АПН – агентство советской пропаганды

«Бди!»

    Козьма Прутков.

АПН называли «могилой неизвестного журналиста», поскольку большинство сотрудников работали не на внутреннего читателя. Это была пропагандистская машина для создания благоприятного образа СССР за рубежом. Как в дружеских «странах народной демократии», так и в сугубо «враждебных» – капиталистических.

Но было одно неоспоримое творческое преимущество работавших там: дозволялось и даже поощрялось касаться таких щекотливых тем, проблем нашей жизни, о которых для внутреннего потребления писать было запрещено или, если разрешали, то с «правильным» освещением темы. Чего же скрывать от западного и даже от восточноевропейского читателя наши болячки, которые им были хорошо известны из вполне достоверных, не советских источников? Благодаря этому мы, журналисты АПН, получали больше информации (например, из специальных выпусков ТАСС), чем работники сугубо внутренних изданий. Глубже влезали в советскую проблематику. Это развивало кругозор. Помогало снимать шоры…

Кроме того, в АПН я научился редактировать чужие материалы. Главной нашей повседневной задачей было не написать что-то своё, оригинальное, а подготовить чужое. Мы использовали не только заказанные нами статьи журналистов и писателей, но и вырезки из любых изданий. Резали их, как хотели, подделывали под вкусы зарубежных читателей, которые не любили длиннот, пустобрёхства. Главное для них: факты и мнения авторитетных людей. Выжимали всю советскую водичку, которой любили разбавлять нашенские авторы и которая мешала читателям добраться до сути проблемы.

И это в дальнейшем мне сильно пригодилось: беглого взгляда было достаточно, чтобы увидеть и грамматические огрехи, и лишние слова. В чужих материалах, в своих же – это проблематичнее. Что, боюсь, заметно, и по тексту этих моих воспоминаний.

АПН создано на базе Совинформбюро, которое появилось через два дня после нападения нацистской Германии на СССР и обеспечивало выверенной информацией о ходе войны, чтобы, несмотря на сокрушительные поражения Красной Армии и её гигантские потери в первые месяцы, во всем мире, а в нашей стране тем более, должны были верить: СССР победит.

Несмотря на то, что АПН называли «могилой неизвестного журналиста», тем не менее высокие по советским меркам гонорары и оклады, а также возможность поработать за рубежом привлекали людей. Устроиться туда можно было только по протекции. Меня перетащили Борис Алексеев, выходец из «МК», и тот же Лёня Коренев.

В силу престижности АПН туда охотно пристраивали детей и жён из именитых семей. Так, в нашем отделе работала жена кинорежиссёра Вениамина Дормана, прославившегося фильмами о резиденте.

Рядом со мной сидел Александр Губер – никогда не унывающий балагур. Сын дворянина (!), академика, известного советского востоковеда, а потому не случайно, что Саша специализировался на Вьетнаме. Несколько лет работал там собкором. При мне редактировал ежемесячный журнал «Лиен Со», который АПН выпускало для вьетнамского читателя. Рассказывал нам про эту бывшую французскую колонию, разделённую на две идеологически противоположные части. Саша побывал в боевом отряде, маршировал с ним в джунглях. Сам парень крепкий, крупный, он был поражён выносливостью внешне хилых, тощих бойцов. Они могли долгими часами тащить на себе немалые тяжести, а он, такой большой, выдыхался и без груза. Саша объяснял эту выносливость, помимо тренировки конечно, ещё особенностью их ходьбы. Она была пружинящей. Вьетнамец как бы приседает на ноге, а потом ему легче разогнуть мышцы и толкать вверх тело и груз.

Я подружился с писателем Виталием Новлянкиным. Он сочинял юморески и микробасни. Помню такое: «Юла учила молодёжь: “Пока юлишь – не упадёшь”». Миленько, мне понравилось и запомнилось на всю жизнь. Но за микробасни платили микрогонорары. Они же были построчные – сколько строк накропал, за то и получай. А строк – кот наплакал. На такие доходы не проживёшь. И Новлянкин, потрудившись на поэтическом поприще и изрядно отощав, периодически устраивался в какое-нибудь СМИ на год – два, дабы пополнить семейный бюджет и потом какое-то время более или менее сносно просуществовать…

Но самой желанной целью работы в АПН было добиться права поработать за границей. Работа за рубежом – это не только экзотика, но и хорошие доходы – иностранная валюта, боны для «Берёзки» (закрытая спецторговля для иностранцев и для владельцев не рублей), закордонные шмотки, которые можно выгодно перепродать в советском раю.

Чтобы попасть за границу, надо было знать иностранный язык, а лучше – несколько. Английским я владел слабо. Взялся за польский. Ведь я же работал в Главной редакции социалистических стран. А главной соцстраной для нашей редакции была Польша. Мы для поляков выпускали еженедельный иллюстрированный журнал «Kraj Rad» («Страна Советов»). Что-то типа отечественного «Огонька».

Однако даже если и не представится возможность поехать за рубеж, знание языка было полезно с материальной точки зрения – за каждый язык давали десятипроцентную надбавку к окладу. Правда, вся суммарная прибавка не могла превышать двадцать процентов, если даже ты и полиглот.

Языком занимались в рабочее время. Преподавателем у нас была настоящая пани – полячка, эмигрировавшая из Польши вместе с семьёй, когда их страну захватили нацисты. Интеллигентная женщина, переводчик, хорошо владела и русским языком. К сожалению, я успел позаниматься лишь два месяца, но уже хорошо понимал преподавательницу, а она на занятиях говорила с нами только по-польски!

Однажды я ездил в составе представителей АПН в посольство Польши. Там мы по-дружески, бесплатно одалживали польские фильмы, которые были отдушиной в тесном социалистическом кинореализме. Некоторые фильмы уже демонстрировались в кинотеатрах и были чрезвычайно популярны (типа «Пепел и алмаз», «Рукопись, найденная в Сарагоссе» и др.). Но в посольстве были и такие ленты, что ещё не успели дойти до широкого советского зрителя или вовсе не получили одобрения на прокат. Мы как раз и приехали к польскому атташе по культуре (располагался неподалёку от Патриаршего пруда), чтобы заполучить новинку. Нам предложили полуэротический фильм «Амазонки». Мы, конечно, согласились. Во время беседы я, сам на то не обратив внимания, живо реагировал на разговор и даже вставлял короткие реплики. Зато на это обратил внимание мой апээновский начальник: «Да ты уже освоил польский?!»

Жаль, что мой уход из АПН помешал полному освоению польского языка, который мне очень нравился.

Но мы не только польские фильмы смотрели, нам привозили и американские. Помню, на меня произвела жуткое впечатление лента «Рождённые обречёнными». Сюжет, как потом, после падения «железного занавеса», выяснилось, традиционный для Голливуда. Банда беспредельщиков терроризирует маленький городок, насилует и убивает ни в чём не повинных людей или повинных в том, что не попытались противостоять этому террору. Показано эффектно, натуралистично. Таких откровенных сцен насилия в советском кино не допускалось. Я был в шоке. И после просмотра у меня невольно вырвалось весьма патриотичное: «Как хорошо, что мы живём в Советском Союзе!». И это даже несмотря на то, что показали хеппи-энд в голливудском стиле: в городке нашёлся герой-одиночка, и в конечном итоге он расправился со злодеями!

Увы, при отсутствии правдивой информации о разгуле преступности в СССР, мы в Москве жили в некоторой изоляции от провинциальной действительности, где разгул преступности не уступал американскому, однако героев-спасителей практически не находилось, поскольку правоохранительные органы (чтобы там ни говорили защитники СССР) не справлялись со своими обязанностями или так же были повязаны с криминалитетом, как и сейчас, а на судей тоже давило телефонное право, особенно когда задевались интересы государства, органов власти или их отдельных представителей. Всё было шито-крыто. Это с одной стороны.

А с другой, – голливудские страсти и настоящая повседневная жизнь в США; это, как говорят теперь не только в Одессе, две большие разницы. Не потому что в Америке нет преступности, просто там, при всех демократических свободах, борются с ней эффективнее, чем у нас. Но об этом я узнал, только когда побывал в США.

Поскольку АПН было связано с заграницей, то оно находилось под контролем КГБ. Прямые контакты с этой конторой касались только тех, кто работал за рубежом или собирался туда. Поскольку я не доработал до такого варианта, никаких контактов со штатными представителями КГБ у меня не было.

Зато были контакты с некоторыми знаменитостями. Обычно – мимолётные. Так дважды довелось пожать крепкие руки космонавтов – Германа Титова и Павла Поповича. Они в сопровождении руководителя нашей Главной редакции приходили к нам как почётные гости. И был более долгий контакт с Вольфом Мессингом. Не рукопожатный, не персональный, а массово-публичный.

О фантастических возможностях этого легендарного человека тогда были наслышаны практически все, но подробности его жизни скрывались. Это потом мы узнали, что его жизнь каким-то невообразимым сюжетом была связана и с нацистской Германией, и с самим Гитлером, и с не менее опасным тираном Сталиным. Так, Мессинг якобы предупредил Сталина о катастрофе самолёта, в котором должен был лететь его сын. Заботливый папаша побеспокоился о сыночке. А самолёт действительно разбился, погибла вся футбольная команда ВВС, где командовал тогда генерал Василий Сталин. Но это не спасло Мессинга от преследований и за «неправильное» прошлое, и за то, что он знал лишнее, и за то, что вёл «антинаучную» деятельность. Ему запретили выступать официально, и всё, что ему оставалось, – бывать в трудовых коллективах по приглашению. За профсоюзные копейки…

Зал АПН был заполнен до отказа. А помещалось там не менее трёхсот человек. Экстрасенс демонстрировал свои обычные способности: Мессингу завязывали глаза, что-то прятали в кармане у одного из зрителей, сидевшего в середине зала, он, конечно, находил – под всеобщий вздох удивления и одобрения. Потом на сцену вызывали добровольцев, которые под влиянием Мессинга застывали, будто от внезапно охватившего их сильного мороза. Потом он «оживлял» их.

На провокационный вопрос, а может ли он усыпить весь зал, Мессинг решительно заявил, что может, но это ему запрещено. Его упорно уговаривали. Тогда он согласился на частичное усыпление. Он стал посылать невидимые сигналы нервическими движениями своих старческих рук. Зал постепенно затихал. Я увидел, что многие из моих соседей уже склонили обессиленные головки на грудь. Что-то давило и на меня, но я не поддался. А потом Мессинг освободил зал от своего гипнотического влияния, и все зашумели, стали делиться впечатлениями от пребывания в насильственном сне.

Позже я ещё раз убедился, что с трудом поддаюсь демонстрационному гипнозу. Была ещё одна встреча с экстрасенсом, в другой редакции. Зал «уснул», а я просто почувствовал себя плохо и вышел, так и не уснув. Некоторые специалисты утверждают, что нет людей, не поддающихся гипнозу. Возможно. Но, вероятно, это зависит от человека и конкретной ситуации: если ты сознательно сопротивляешься воздействию, тебя одолеть не так-то просто, а если ты расслаблен, потерял контроль над реальностью, то ты можешь и сам себя загипнотизировать. Иначе чем объяснить глупейшее, неподконтрольное поведение даже разумного, добропорядочного человека в некоторых ситуациях?!

Из творческих будней в АПН запомнилось не многое. Первой моей успешной акцией стала серия материалов под рубрикой «Первый экспонат». Идея не моя, но она действительно интересна. Так, ленинградский собкор сообщил, что кунсткамера была заложена Петром Первым на месте и по поводу находки сосны, которая сама себя закольцевала. Бывает такое в растительном мире. Почему-то сук, совершив кольцевой поворот, слился в экстазе со стволом.

Информация из Магадана всех рассмешила. Самым первым тамошним экспонатом оказался суслик, или по-местному евражка. В музей он попал как очень древнее и оригинальное животное, сумевшее приспособиться к исключительно суровым местным условиям, в зоне вечной мерзлоты.

Неожиданными даже для самих журналистов оказались материалы о собаке с двумя головами и о терменвоксе. Собачку нашли в Биологическом музее Москвы. Естественно, уже чучело. Вторую голову ей пришил знаменитый советский учёный Владимир Демихов. Он одним из первых в мире занялся трансплантологией. Собакам пересаживал сердце, печень и дважды пришивал вторую голову. Его достижения признавались во всём мире. Вот только в нашей стране он не нашёл достаточной поддержки своим выдающимся экспериментам. Учёный тяжело переживал травлю и довольно рано получил инсульт.

Электромузыкальный инструмент терменвокс был создан ещё в 1919 году. Его изобрёл Лев Термен. Ему удалось продемонстрировать этот оригинальный инструмент Ленину. Изобретатель сам исполнял на нём классические произведения – Глинки, Сен-Санса, Скрябина… Терменвокс дожил до нашего времени, активно используется для извлечения оригинальных звуков. Мелодия возникает не от нажатия каких-либо клавиш, а от движений рук в электромагнитном пространстве.

Готовил я материалы и на более серьёзные темы. Например, на модную тогда в нашей стране тему о дискуссионных клубах. По сути, я продолжил то, что начинал освещать ещё в «МК». Статье я дал неплохой, на мой взгляд, заголовок – «О брюках клёш и смысле жизни». Он, так сказать, показывал диапазон дискуссионных тем в нашей стране. Однако смелая в определённой степени для советской действительности тема (мало ли куда заведут эти дискуссии и дискуссионные клубы?!) даже для «социалистической» Польши, например, где дискуссионность была частью общественной жизни, не была откровением. Что уж говорить о дискуссиях, если члены Польской объединённой рабочей партии после своих собраний, не боясь быть исключёнными, ходили в костёлы. Об этом мне рассказал высокопоставленный член ПОРП, приезжавший в СССР как турист.

Да, уровень общественного сознания в СССР и «странах народной демократии» сильно отличался. Несмотря на притеснения инакомыслящих и в Восточной Европе тоже, там ситуация была несравнима с нашей закупоренной тоталитарной системой. Там люди ещё помнили довоенное время, когда жили в относительно демократических условиях, по крайней мере, при частной собственности и многопартийности. Свежи были и воспоминания о кровавом подавлении восстаний против советской деспотии в этих «странах народной демократии» в 1950-е годы. Плюс ещё не выветрившийся европейский менталитет. Всё это не могло не сказаться и на правящих коммунистических партиях. И случилась «Пражская весна». Я оказался свидетелем советской пропаганды на чехословацкой земле, по сути, вмешательства во внутренние дела другого государства.

Одного из наших опытных сотрудников по фамилии Чернов откомандировали на спецзадание. Он занялся выпуском газеты на чешском языке «Тыгодник актуалити». С кем он его готовил, не знаю. Это происходило вне стен нашей редакции. Но в наших комнатах вдруг появились кипы этого издания, которого до августа 1968 года у нас не было. Газета, естественно, пропагандистская, рассказывающая «правду» о чехословацких руководителях, их «предательстве» – ревизионизме и прочих грехах. Как будто сами чехословаки не знали, кто такой новый генеральный секретарь Компартии Александр Дубчек и его соратники, что они предлагают, от каких коммунистических идей (тоталитарного толка!) они хотят отказаться, какие меры по демократизации предлагают. Как видно из кинохроники тех лет, чехословацкий народ поддерживал перемены нового руководства страны и враждебно встретил войска «освободителей» – из стран Варшавского договора.

Чернов, одетый в офицерскую форму, отправился в норовистую страну с пачками свежеиспечённой газеты. По возвращению он не очень охотно делился впечатлениями, потому что радости от этой командировки не испытывал. Вероятно, понял, что наше вмешательство во внутренние дела страны, которая хотела гуманистических перемен, но вовсе не выхода из «лагеря социализма», оказалось чрезмерным, а приезд незваного «московского гостя» с пачками никому там не нужных газет оказался пустопорожним.

Во время «защиты социализма» в Чехословакии к нам зашёл наш давний автор – фотокор «Комсомолки». С перевязанной головой. Он рассказал, как въезжал в Чехословакию на танке вместе с советской колонной. С каким хлебом и с какой солью встретил «освободителей» братский народ.

Александр Дубчек поступил мудро. Он распорядился, чтобы их войска не оказывали военного сопротивления. И действительно, практически не было инцидентов с военными. Но гражданские вели себя так, как посчитали нужным.

Колонна, в которой ехал фотокор, пересекала горную местность. По очень узкой дороге. Я ездил на машине по Чехословакии, и всегда удивлялся узости и извилистости их дорог. У меня сердце замирало, когда наш автомобиль, ведомый опытным местным водителем, круто заворачивал вдоль скал. И хорошо представляю состояние советского водителя первого в колонне танка, когда он на полном ходу чуть не раздавил людей, перекрывших дорогу за очередным крутым поворотом. Это были не военные – гражданские, в том числе женщины и дети. То ли от слишком резкого торможения, то ли водитель предпочёл не давить людей, и танк свалился под откос. Остальные машины резко застопорили. Наш знакомый фотокор стукнулся головой о танковую броню. Такой вот «хлеб с солью»…

Ровно десять лет спустя, в августе 1978 года мы с женой и ещё одной семейной парой приехали в Чехословакию по приглашению здешних друзей. Недели полторы они возили нас по стране, показывая достопримечательности: Карловы Вары, Марианские Лазни, замки, ну и, конечно, Братиславу и Прагу. Нас познакомили с изготовлением пива на заводе, которому в тот год исполнилось шестьсот лет! Мы посетили частные питейные заведения. В одном – весьма скромном, без изыска – пивном ресторане местные сельские жители справляли свадьбу. И везде, не опасаясь и не понижая громкость, мы говорили по-русски. Нас никто не оскорбил. В нас никто не плюнул, не кинул гнилой помидор. С нами говорили приветливо. И это – с представителями страны, поправшей их свободный выбор!

Один из новых братиславских знакомых оказался каким-то руководителем научно-исследовательской организации (то ли административным, то ли партийным). Он признался нам, что накануне их собирало городское руководство и просило проявить бдительность, чтобы не случилось никаких не разрешённых выступлений, провокаций. И в целом обстановка была вполне удовлетворительная. Власть, конечно, перестраховалась. Непосредственно в годовщину вторжения в ЧССР войск Варшавского договора на улицах Братиславы мы видели три грузовика, в открытых кузовах которых сидели вооружённые солдаты. Машины проехали по городу, и это всё, что напомнило о трагедии десятилетней давности.

Я понимаю разницу между Словакией и Чехией. «Заварушку» с «пражской весной» в основном затеяли чехи. Словаки всегда терпимее относились к СССР, и они спокойнее восприняли замену руководства тогда единого государства. Но и в Чехии, насколько я знаю, не было в 1978 году никаких эксцессов. Дело даже не в том, что спецслужбы задавили (вероятно, не без этого) возможные проявлении недовольства, а просто у населения этой страны ещё оставались тёплые чувства к нам, как к освободителям от нацизма в 1945 году. Так зачем же надо было танками подавить волеизъявление братского народа, пожелавшего построить социализм с человеческим лицом под руководством Коммунистической (!) партии? И чего удивляться, что впоследствии, при первой же реальной возможности рухнули и Варшавский договор, и «дружба навеки» с нашей «великой державой», и уплыли обе части бывшей Чехословакии в Европейский Союз и под крыло НАТО?

Недавно я услышал от одного знакомого, побывавшего в современной Чехии, что, мол, всё больше появляется доказательств, будто в том далёком 1968 году «Пражская весна» произошла при поддержке ЦРУ. Старые песни о главном! Как где народ выступает против тоталитарной системы, так там нашим пропагандистам видится «рука Вашингтона». Безусловно, агенты ЦРУ есть по всему миру, но говорить об их решающей роли в восстании народа, по меньшей мере, глупо. Почему-то при этом не говорят о «руке Москвы», которая в той же Чехословакии открыто, беззастенчиво держала за горло всю тамошнюю власть, по своему усмотрению насаждала чуждый, антидемократический большевистский строй. И пришли туда наши танки, а не американские, не натовские…

Да, похоже, тот исторический урок с подавлением «Пражской весны», когда мы вели себя, как слон в посудной лавке, не пошёл для некоторых нынешних политиков впрок… Снова давление на соседей, снова бряцание оружием…

В мусульманском закавказье

В АПН я сумел съездить лишь в одну командировку. Зато в какой край! Уже началась вторая половина октября, в Москве – сыро, холодно, а там – тепло, светло, сухо, кусочек рая…

Мы тогда делали серию публикаций об автономных республиках. Некоторые – не выезжая на место. Скажем, я отправлял руководителю Коми вопросник. Местные журналисты готовили и присылали ответы партийного босса. Дополнительную информацию и иллюстрации добывали из имеющихся архивов и из прессы.

Но с Нахичеванской республикой так поступить не удалось бы. Слишком далека она, и не было уверенности, что там есть достаточно квалифицированные фотографы и русскоязычные журналисты, которые могли бы сделать подборку на высоком уровне.

Поездка была уникальной. Само расположение и история республики неординарны. Это – азербайджанская территория внутри Армении. И живут там сейчас в основном азербайджанцы. Нет такой национальности – нахичеванцы. А когда-то здесь преобладало армянское население. Но, теснимое мусульманскими соседями, оно постепенно уступало, мигрировало и даже уничтожалось.