Шин, наконец, выдохнул. Минору продолжил:
– 49 лучей и 101 луна – это то же самое, что и пятьдесят лучей и одна луна, если вам так проще, – пояснил он. – Итого с вас еще одна серебряная луна. Или становитесь в общую очередь за топливом. За серебро у нас только горючее.
Парень взялся за голову.
– Но это всего лишь одна серебряная монета, – не мог поверить своим ушам Шин. – Я вам только что 50 золотых на стол выложил!
– Скидок в этом сезоне нет! – дразнил его вредный старик.
Минору никак не реагировал на слезные мольбы Шина и остальных ребят о скидке, так как злополучной серебряной монеты ни у кого из них не оказалось, и взять ее было больше неоткуда. Все копилки, тайники и запасы Шин и Чоу опустошили еще перед выходом. А у Ганса с Зоей запасов не могло быть по понятным причинам.
– Вы не понимаете! Нам нужен корабль, чтобы спасти мир! – попыталась достучаться до него Зоя Скаврон.
– Правда? – неожиданно вскочил с места старик с ошарашенным видом.
– Да! – наивно улыбнулась она, поверив его встревоженной интонации.
Секунд десять Минору терпел, но затем не выдержал и во все горло расхохотался. «Мир они хотят спасти, чудаки!» – насмехался гадкий, поморщенный старый рыбак.
И понимая, что здесь уже ничего не поможет, в разговор вступила «Бабочка» – Чоу. Как и остальные попытки, даже ее чары не подействовали на этого скупердяя. Она отвернулась от ребят, запустила руку себе под кофточку и достала оттуда висящую на цепочке ценность, о которой знал лишь Шин, ее друг и любовник.
Чоу сорвала цепочку с шеи и обратилась к Минору:
– Этого будет достаточно? – спросила она.
В раскрытой ладони девушки лежал легендарный платиновый орион. Отражающийся от самоцветов свет лампочки, падающий на монету сверху, разноцветным баловством отразился на стенах и потолке. Один из зайчиков шмыгнул прямо в правый глаз онемевшего от восторга Минору.
– Великолепие!.. – будто бы одержимый, произнес торговец. С самого момента появления монет империи он вожделенно искал этот шедевр. Никакие деньги и власть не прельщали его в той же степени, что и желание заиметь драгоценнейшую монету. Он искал ее буквально повсюду: у нумизматов, коллекционеров, богачей, в ломбардах, казино, на черном рынке… везде. Но воочию он видел орион до этого всего один раз – за стеклянным бронированным коробом в имперском центральном банке. То был выставочный образец. Тогда же Минору стал одержим этой монетой. Она являлась к нему в прекрасных снах, виделась в каждой валяющейся на тротуаре пивной пробке или утерянной на улице монете, оказавшейся обычной алюминиевой тучей, высматривалась им среди собственных золотых лучей. Но все попытки были тщетными. Орион, как и молодость, для него был недосягаем. – Дай мне хотя бы прикоснуться к нему, прошу тебя! – дрожащим голосом попросил Чоу старик, протянув к ней трясущуюся от волнения руку.
– Что ты делаешь? – тут же среагировал Шин и накрыл орион собственной ладонью. – Ты ведь знаешь, насколько это опасно! Глупая!
Шин никогда не повышал голоса и не обзывал свою девушку.
– Но я лишь хочу помочь, – шмыгнула носом Чоу и тут же расплакалась. Девушка испугалась. Ей стало обидно.
Орион достался Чоу чудом. Пока монета находилась у нее, девушка продолжала верить в чудеса. Когда жители Объединенного Востока узнали о введении новой валюты, на платиновый орион в качестве бонуса и для привлечения внимания масс к этому грандиозному событию провели розыгрыш трех драгоценных монет среди всех, кто только успел подать соответствующую заявку. А таких набралось ни много ни мало – чуть более трёхсот миллионов человек. Соответственно один орион приходился приблизительно на сто миллионов. Шин тоже участвовал, но он ничего не выиграл. А вот Чоу неимоверно повезло: она стала обладателем монеты. Девушка искренне верила в победу – и победила! Тогда она поверила в чудеса. И дала себе слово, что воспользуется этим отчеканенным чудом лишь тогда, когда не будет иного выхода.
– Я найду дурацкую серебряную луну, только убери его отсюда! – озираясь по сторонам, сказал Шин.
– Не выйдет! – влез Минору.
– То есть, как не выйдет? – поинтересовался парень.
– Теперь я согласен только на орион, или проваливайте отсюда!
– Ах ты сволочь! – снова дернулся в сторону торговца Шин. – Да за орион мы можем купить весь наш квартал, весь Асакуса вместе с твоим бизнесом по торговле судами вместе с этой дырявой лачугой!
– Я тоже рискую! – сказал тот. – Откуда мне знать, может, эта монета украдена, и сейчас ее ищут серьезные люди. Вон, в прошлом выпуске «Вестей империи» было объявление о том, что дом одного знатного господина был обворован, в итоге исчез орион и еще куча всякого ценного барахла.
– По-вашему, я похожа на воровку? – еще больше расстроилась Чоу.
– Вообще-то монета досталась ей во время розыгрыша. Вы же у нас любитель почитать еженедельник, как могли пропустить такую новость?! – напомнил Шин.
– Невероятно! И все это время он был от меня в каких-то пятидесяти шагах… – снова, как завороженный проговорил торгаш.
Немножко успокоившись, Чоу схватила Шина за руку и отвела в сторону. Ганс и Зоя остались у стойки.
– Мне кажется, настал тот момент, – начала она, – когда нужно перестать верить в чудеса и начинать действовать! – мужественно произнесла девушка. – Детство закончилось, Шин, любимый! Не жалей меня. Это всего лишь красивый кусочек металла с камешками, – повертела она монету в руках. – Уже давно пора распрощаться с теми вещами, что так сильно удерживают и напоминают мне о прекрасной беззаботной поре. Конец близится, и этот орион нам ничем не поможет. Сейчас нам нужен корабль! Тори скоро вернется, а мы еще не готовы. Понимаешь?!
Шину было стыдно глядеть в глаза своей девушки. Он любил в ней все: доброту, улыбку, верность, вредность, в какой-то степени легкомысленность. Но он и не подозревал, что в ее сердце все это время было скрыто столько мудрости, щедрости и готовности к самопожертвованию.
– Хорошо! – сказал он, понимая, что иных вариантов у них теперь нет. Упрямый старик стал в позу и от своего не отступил бы ни при каких обстоятельствах.
– Я не останусь в долгу! – выкрикнул из-за стойки Минору. Он знал, что теперь ребята у него на крючке, а рыбаком он всегда был отменным.
2
Тори мчалась на своем байке по мокрым от дождя потрескавшимся дорогам Токио. Среди людей. Среди нищеты. Среди изобилия. Среди серости. Среди контрастов. В такие моменты, когда она видела валяющегося в закоулке грязного, покрытого струпьями, кашляющего бедняка, мимо которого, гордо задрав подбородок, проходит очередной равнодушный представитель бомонда, ей хотелось кричать от ненависти и печали. Вся эта выдуманная система казалась девушке настолько фальшивой, что хотелось сорвать с себя этот дорогущий Аметистовый Хемонги, развернуться и, сжигая резину байка, вновь рвануть прочь от этих мест. Ей больше не хотелось напыщенности императорских встреч, примирений с отцом или его одобрения. Ничего уже не хотелось, тем более после недавно всплывшей правды о том, что произошло с ее братом Ичиро. Правды, раскрывшей глаза на великую истину.
Всем нутром принцесса чувствовала, что ничего хорошего из встречи с императором не выйдет. Слишком много нужно было узнать. Но все же больше хотелось говорить самой, высказаться, плюнуть в лицо, заставить мучиться. Ей сложно было свыкнуться с мыслью о том, что родной отец смог так жестоко обойтись со своим ребенком. Эта правда никогда бы не прижилась в ее сердце. Но зато теперь девушка была готова ко всему. Теперь ей, наконец, стало понятно, кто есть кто. И единственной причиной, по которой принцесса спешила на ужин во дворец императора, стало желание взглянуть в лживые глаза отца. Посмотреть в них и попытаться разглядеть там хоть капельку сожаления, раскаяния. В ином случае, плюнуть в лицо, достать катану и вонзить ее по самую рукоять в брюхо гадкого, злобного деспота, которого принцесса родным отцом считать уже перестала.
Ливень становился все сильнее. Небо затянуло черными, словно дым, тучами. Раскаты грома не замолкали. За одним взрывом сразу же следовал грохот другого. Район Тиёда, где располагался императорский дворец, располагался рядом с Тайто, где жили Шин и Чоу. Но, несмотря на непогоду, Тори быстро преодолела расстояние до дворца.
Принцесса на всей скорости пролетела через первый мост на пути к острову, где находился императорский дворец, заставив охрану изрядно понервничать, затем повернула направо, крепко зажала тормоз и резко остановилась на площади из светлого гравия. Стены величественного дворца уже просвечивались сквозь мертвые ветви деревьев. Весь императорский сад теперь превратился в одно большое кладбище иссушенных или вымерзших лучших представителей флоры. По мере приближения к этому месту задумка принцессы с попыткой убедить отца в том, что миру угрожает еще большая опасность и сидеть, сложа руки, попросту некогда, казалась ей все более бессмысленной. В голове совершенно предательским образом вспыхивали скверные воспоминания об императоре, напоминающие о его безмерном скептицизме, надменности и упрямстве. Тори уже готова была сдаться, но что-то ее останавливало. На миг в мыслях девушки вспыхнула картина, где весь Токио пылает в огне. Гигантский огненный смерч, словно факел старательного карателя, быстро разбрасывает огонь по зданиям. Люди лежат прямо на улице, окруженные западней из раскаленных языков дразнящего пламени. Они сгорают заживо, кричат и мучаются от боли, их кожа лопается, и оттуда начинает струиться кровь. Алая жидкость тут же превращается в белую вязкую пену из-за высокой температуры. И лишь одна принцесса стоит невредимая в центре этого безумия. Теперь огненный смерч несется прямо на нее и останавливается в шаге от девушки. Время замедляется. Тори пытается закрыться руками от пекла исходящего от огненного столба, будто глядящего на нее свысока. Но жар просачивается сквозь пальцы. Ее руки чернеют и покрываются золой. Начинают осыпаться вниз, в кучи пепла и останков. Она чувствует, что медленно исчезает. И тут принцесса приходит в себя. Эта случайная картина заставила Тори в очередной раз задуматься над важностью причины, по которой она согласилась на встречу с отцом.
Принцесса вновь глянула на дворец, села на байк и медленно подъехала к следующим воротам, уже основательно охраняемым хорошо подготовленным элитным отрядом самураев императора.
Тори вновь остановилась, но двигатель заглушать не стала. Ворота отворились, и оттуда вышел человек в защитной экипировке. На поясе его болталась катана, вставленная в сая, а на плече висел автомат. Палец мужчина предупредительно держал на курке. Он был наготове.
– Кто такая? – поинтересовался самурай.
Принцесса принципиально ничего не ответила, сосредоточенно глядя на него сквозь прозрачный визор шлема. Раньше ей не задавали подобных вопросов. Все и так знали, кто может позволить себе подобную дерзость – ворваться на байке прямо во внутренний дворик дворца. Но это было давно. Многое позабылось. И то, что принцесса вернулась, знал лишь ограниченный круг лиц.
– Пропусти! – услышал солдат знакомый голос из-за спины.
Самурай послушно открыл ворота.
– Мастер Джун, вы ли это? – заглушив, наконец, дерзко рычащий мотор, спрыгнула с сиденья Тори Бецу.
Мужчина лет пятидесяти в отменном утепленном кимоно, с тонкими заплетенными на затылке и бороде черными косичками, скупо улыбнулся.
Принцесса скинула шлем и, почтенно поклонившись начальнику императорской охраны, улыбнулась ему в ответ. Затем подошла и обняла мужчину.
– Как ты, дитя? Мы уж думали, что ты погибла, – поинтересовался самурай, ласково глядя на свою лучшую ученицу. Именно он обучил Тори всему, что она умела.
– Нет, мастер Джун, я всего лишь пыталась найти умиротворение. Но судьба вновь не позволила мне этого сделать. Слишком много вопросов остаются без ответов, а виновники продолжают почивать на лаврах без должного наказания, позабыв о возмездии и справедливости.
– У тебя всегда было обостренным чувство справедливости. Но ты должна понимать, Тори-тян, что непуганый зверь – самое опасное существо во вселенной. Греясь под лучами полуденного Солнца, он может спать с открытыми глазами, одновременно видя и сон, и происходящее наяву. Когти зверя всегда наполовину выпущены наружу, а воздух вокруг него пропитан ароматом крови и страданий. Не испытывай его терпение, от того ты будешь страдать еще сильнее.