Звон монет убивает

Две минуты и тридцать пять секунд. Примерно столько же займет проезд на машине от лачуги Леночки до пляжа. Плюс время на выстрел, закрытие изнутри входной двери, колдовство со шпингалетами, обратный путь. Итого десять минут, которые не заметит ни диспетчер, ни клиент, вызвавший такси к подъезду.

В крайнем случае, разницу во времени Олег мог объяснить пробкой на дороге. Но кто его об этом спросит?

Я застыл с выражением на лице, напоминающем кирпич. Хоть прямо сейчас в кладку. Я вспомнил слова Игорька: “На ее руке найдены следы пороха”. Это означало, что Леночка из револьвера стреляла!

– Ч-ч-черт! – прошипел я, и еще пять минут материл свою тупость, при этом ни разу не повторился.

Всевышний внял моим молитвам, ниспослав мне прозрение. Ведь все проще пареной репы! Убийца мог вложить пистолет в руку Леночки, и спустить курок. Я немедленно наградил себя медалью “За острый ум”.

В следующий миг я уже тащил в дом винтовое кресло, стоявшее у дворовой уборной. Установил на точки, натертые его ножками на бетонном полу там, где Леночка сидела за компьютером. Сел на пятно засохшей крови и выставил указательный палец, имитируя пистолет. Я метил в окно спальни, держа руку как можно ниже, чтобы видеть максимальный разброс по высоте. Засек положение “ствола” относительно сидения, покинул кресло, сел рядом на корточки и опять прицелился.

Через окно, словно амбразуру, виднелся клочок поросшего виноградом забора нежилого участка. Неба не видно. Я мысленно отметил на зарослях углы окна. Затем установил там две истлевшие доски, служившие садовыми дорожками, и натянул между ними бечевку по замеченным ориентирам. Получилась проекция оконного проема на забор, если смотреть от кресла Леночки.

На сороковой минуте я поздравил себя с находкой, заметной в переплетениях веток как ящерка в густой траве.

Пуля застряла в молодой виноградной лозе, благодаря чему осталась почти неповрежденной. Не попадись на ее пути мягкой древесины, ценная улика расплющилась бы об забор. Головная часть свинчатки деформирована, но хвостовая целехонька. Сохранилось достаточно следов от нарезки ствола для проведения экспертизы.

Звонок прозвучал как ритмы техно в оперном театре. От неожиданности я чуть не выронил пулю в заросли сорняка.

Мобилка разразилась голосом Клавдии Петровны:

– Вы все-таки поступили по-своему, Аристарх! Я же вас просила с мишиной мамой не встречаться!

– Я сделал, как счел нужным. Если хотите, можете наш контракт расторгнуть.

– Ладно, теперь об этом говорить поздно. Что вы узнали о деньгах?

– Вы о чем?

– Вы прекрасно понимаете! О восьми тысячах, высланных Мишей. Вы их нашли?

– У меня новое задание?

– Не вздумайте их прикарманить! Эти деньги не ваши, не забывайте! Вы обязаны мне их вернуть! Немедленно! Где вы сейчас?

– На участке, видном из спальни Леночки.

– Это же чужой двор! Ищете неприятностей?

– Не беспокойтесь, Клавдия Петровна. Здесь давно никто не живет. Ремнем меня не отшлепают. Некому.

– Как вы туда попали?

– Через окно.

– Но зачем?

– Ищу причины смерти вашей дочери.

– На чужом участке?

– Тут много интересного. Как и в окнах спальни, на диком пляже…

– Что-нибудь нашли?

– Да, но об этом не по телефону.

– Хорошо. Где же все-таки деньги?

– Спрошу у Олега. Вечером.

– Почему не сейчас?

– Он в отъезде, за городом. Выслать за ним вертолет?

– Хватит умничать! Жду вашего появления с результатами, – с той стороны радиоволны потянулись короткие гудки.

Я вернулся в лачугу Леночки и запер все окна. Перед уходом я увидел соседку, окруженную дюжиной собачек. Старушка орудовала граблями вокруг кустов томата. У меня возникла идея.

В закрытом доме я треснул об кухонный стол снятой с ноги сандалией. Получился хлопок не тише выстрела. На старушку он не произвел ни малейшего впечатления. Ее “колокольчики” затявкали, она посмотрела на ворота, прикрикнула на собачонок, и все. Для убийцы такой слух соседки – подарок.

– Не спится, сынок? – попался я, выходя со двора.

Опершись о черенок, старушка следила за мной зорким ястребом.

– Я встаю рано, Полина Поликарповна.

– Леночка тоже валяться в постели не любила, земля ей пухом, – бабулька перекрестилась. – Только рассветет, а она уже к своим цветочкам бежит. Не нарадовалась на них. А ведь толку в них – чуть.

– Зато красиво.

– Эх, молодежь! А на хлеб что мазать? Я ей хотела рассады помидоров дать, так она отказалась. В огороде, говорит, надо сидеть целый день, а загорать ей врачи запретили. Какой-то ультрафиолет вредный для беременных нашли, что ли… Вся бледная, ни кровиночки, как сметана. Куда это годится?

Маленькие собачки с надрывным лаем бросились к воротам. Забыв попрощаться, бабулька поковыляла за зверьем. Я поспешил смыться, дабы не соблазнять говорливую старушку своими ушами.

*

*

Игорек смотрел на меня как пчелиный рой на медвежью лапу, влезшую в улей. Рад бы избавиться, да силы не равны.

– Кто это сделал с тобой, брат мой?! – с напускным ужасом воскликнул он. – Кто вывалял тебя в зеленой травушке? Назови мне этого героя. Я прицеплю ему орден.

Перед проведением опыта со льдом я облачился в шорты, футболку и сандалии цвета снежной пустыни. В довершение я нахлобучил на голову белую полотняную кепку. Выковыривая из виноградной лозы пулю, я измазался, как ребенок при первом знакомстве с фломастером. Мое одеяние покрылось зелеными полосами, уподобившись маскхалату.

– Частники, в отличие от некоторых, иногда в поисках доказательств роют землю носом, – сказал я.

– Тебе за это платят.