Шумные соседи

Я задался вопросом: куда делись перчатки?

Ответ напросился сам собой: перчатки, после того, как застрелил Самуилыча, выбросил Вадик.

Иначе, если в Самуилыча стрелял Афоня, то на кой чёрт ему перчатки? Афоня и так знал, что на ружье наштамповал пальчиков на три срока. Это ж каким надо быть идиотом, чтобы напялить перчатки с целью не оставить отпечатков пальцев, и при этом своих прежних пальчиков с ружья не стереть!

Мало того, перчатки с маленькой ручки Самуилыча на лапищи Афони не налезли бы ни за что.

Я подытожил: Афоня в перчатках Самуилыча стрелять не мог.

Если всё-таки допустить, что Самуилыча убил Афоня, и стрелял при этом в перчатках, то Афоня принёс перчатки свои. Ради этого допущения я даже признал, что и у Афони, а не только у Самуилыча, могли быть перчатки с порезом длиной в сантиметр. Кто знает, вдруг Афоня тоже свои перчатки заклеивал по сто раз?

Если Афоня принёс перчатки свои, то где перчатки Самуилыча?

Оставался вариант номер три: Самуилыча убил не Афоня, не Вадик, а какой-нибудь дядька Некто.

Правда, версия с дядькой Некто в главной роли прихрамывала на обе ноги. Некто вошёл, стукнул Самуилыча, Самуилыч упал без сознания, и тут Некто отправился на кухню Самуилыча в поисках перчаток? Некто мог, конечно, прийти к Самуилычу добрым гостем, погутарить со стариком на кухне, увидеть перчатки, перед уходом Самуилыча стукнуть, вернуться на кухню за перчатками…

Мне дай волю, так я дофантазируюсь до зелёных человечков. Заумь – не та штука, которая помогает следствию. Иногда надо учитывать такие простые вещи, как мотив. У Вадика мотив я видел, у дядьки Некто – нет. Мало того, у меня были причины сомневаться в вадиковом алиби.

Когда я уже уверил себя в том, что стрелять в перчатках Самуилыча мог только Вадик, я подумал, что не мешало бы проверить мою память ещё разок. Всё же я обвинял человека в убийстве.

Я решил спросить у Вадика, на месте ли дедовы перчатки. Если рваные-клеенные перчатки Самуилыча оказались бы на месте, то убийца ими не пользовался, принёс свои, и тогда версию “убил Афоня” хоронить было рано.

*

*

Я звонил в дверь Вадика раз десять. Раз двадцать стучал. Затем я подумал, что если хозяина дома нет, то почему бы не посмотреть самому, есть ли в доме перчатки. Зачем лишний раз беспокоить хозяина?

Я смотался к себе, взял фонарик и дубликат ключа от замка Вадика, вернулся к дверям Вадика. Прежде чем аки вор влезть в чужой дом, я ещё раз постучал в дверь. В ответ я услышал тишину.

Через три секунды я запер за собой дверь изнутри квартиры Вадика, закрыл замок на столько оборотов, на сколько он был закрыт до моего вторжения – на два.

Для начала я открыл дверь на балкон и створки балконного остекления. Я избрал тактику того, кто обыскал квартиру Нины: решил, если что, выпрыгнуть в окно. У Вадика не первый этаж как у Нины, но и второй – это не третий. Убиться сложно.

В квартире я свет не включал, всё же хоть в этом не дурак. Мне хватало света от уличного фонаря, что стоял напротив окна Вадика. Фонарь освещал квартиру лучше, чем я мог бы желать. В те уголки квартиры, куда не доставал фонарь уличный, мне помогал заглянуть фонарик карманный с узким, но мощным лучом света.

Осмотр я уложил в десять минут. В ходе осмотра я не забывал фотографировать каждый уголок, в который заглядывал. Камере мобильника я подсвечивал фонариком.

В квартире Самуилыча за сутки почти ничего не изменилось. Разве что на полу, где лежал Самуилыч, я не увидел пятен крови, да в мойке вместо горы посуды я увидел только чашку с остатками чая.

Перчаток я не нашёл.

Осмотр я завершил на балконе. Когда я сделал последний снимок, мимо дома проехало нечто с дизельным движком. Может, то был микроавтобус, а может, легковушка. Как бы там ни было, а грохот дизеля заглушил самое на тот момент для меня важное: звук открываемого замка входной двери.

Я понял, что вляпался, когда сперва в коридоре, а через миг в кухне вспыхнул свет, и в дверном проёме кухни появился Вадик. Я только и успел, что пригнуться. Я спрятался на балконе за тем куском стены, что под окном, которое выходит на балкон. О том, чтобы выпрыгнуть из балконного окна, не могло быть и речи: я бы попался мигом.

Я сидел спиной к кухонной стене, и в отражении балконного остекления видел Вадика в освещённой кухне как в цветном телевизоре. При этом я молился, чтобы Вадик в окно не вглядывался. Иначе Вадик меня наверняка бы заметил.

Вадик отрезал кусок хлеба, посолил, оторвал зубами ломоть, принялся жевать. Не прекращая перекуса, Вадик пошёл в коридор. Я увидел, как Вадик скинул обувь, открыл шкаф, что стоял в коридоре, сунул обувь в шкаф.

Дверцу шкафа Вадик закрыл, да видимо магнит с дверцей не дружил, потому как дверца со скрипом отворилась. Вадик матернулся, изрёк: “Когда ж ты, падла, начнёшь закрываться?!”, захлопнул дверцу с таким треском, что мне стало дверцу жалко. Дверца закрываться отказалась, снова со скрипом отворилась.

Вадик махнул на дверцу рукой, дожевал хлеб, пошёл в туалет. Куда пошёл Вадик, я бы не увидел, если бы дверца шкафа таки закрылась, как её просил Вадик. Но дверца осталась приоткрытой, а на дверце висело большое зеркало. Через то зеркало я увидел и весь коридор, и куда пошёл Вадик. Сказать, что видимость была великолепной, я не мог. Всё же я видел зеркало в отражении балконного остекления.

Или из-за того, что проголодался, или потому, что придавило в туалет, но Вадик не заметил, что балконные окна открыты. Если бы пошёл закрывать…

Продолжать испытание судьбы я счёл излишеством. Потому я под шумок, пока Вадик наслаждался благами цивилизации, покинул балкон Вадика через окно. Понятное дело, я не издал ни звука.

Я спустился по решётке афониного балкона с ловкостью обезьяны, спрыгнул на мягкую после ливня землю, метнулся к подъезду.

Когда вошёл в подъезд, я понял, что лопухнулся. Уличный фонарь, помогавший мне при осмотре квартиры Вадика, с тем же старанием осветил и меня, когда я спускался по решётке афониного балкона да нёсся в подъезд. А ну как зоркие соседи сообщили куда следует, что из квартиры Вадика выпрыгнул дядька Некто и побежал не куда-нибудь, а в подъезд? Ведь и дураку стало бы понятно, что Некто живёт моём подъезде.

Кому из жильцов подъезда припекло шарить по квартире Вадика? Следователю осталось задать этот вопрос Вадику, и тот бы немедля ткнул пальцем в дверь моей квартиры. Кто на тот момент в нашем подъезде кроме меня искал компромат на Вадика в открытую, любыми путями?

Когда зашёл к себе, я услышал, что Вадик закрыл окно, через которое я выпрыгнул.

Несмотря на некоторое возбуждение от пережитого приключения, я почувствовал сонливость. Пока не заснул на ходу, я нырнул в душ. Когда намылился, я в мыслях поблагодарил Афоню за чистоплотность. Собачье дерьмо Афоня с решётки таки убрал. Иначе, когда удирал от Вадика, впопыхах я мог вымазаться в дерьме по самые уши. Отмываться пришлось бы неделю.

Тёплый душ меня расслабил вконец. Я начал клевать носом прямо в ванне. Когда вышел из душа, я глянул на часы. Стрелки показывали половину одиннадцатого – для меня как для жаворонка время позднее. Я отправился на боковую.

Пока расстилал постель, я решил наутро спросить Вадика, куда подевались перчатки Самуилыча. Заснуть я себе не дал, пока не расписал предстоящую беседу с Вадиком по нотам. Пустить разговор на самотёк, и позволить Вадику выкрутиться? Да ни за какие коврижки!

*

*

Проснулся разбитый, захотел отнести себя в ремонт. Не мудрено – так получить по черепушке!

Я ощупал затылок. Шишка почти сошла, но не до конца. Я прекратил себя жалеть, приступил к тренировке.

Сеанс укрепления здоровья я закончил через час, когда каждый удар по груше начал отдаваться болью в шишке. Перед тем как пойти в душ, я услышал, как у Вадика открылось окно. Я оставил в памяти зарубку: “Вадик дома. Можно идти вопрошать о перчатках”.

После душа и завтрака я глянул на часы, подумал, что в семь утра Юсуп уже не спит и ещё не на работе, но завтракает, потому, если я Юсупу позвоню, то скорее всего нарвусь на фразу типа: “Ты позвонил испортить мне аппетит?”. Но не позвонить я не мог, а звонить позже – терять драгоценное время.

Когда Юсуп снял трубку, я услышал, как Юсуп жуёт. Я прямо почувствовал запах жареного куриного окорочка – любимого завтрака Юсупа.

Первое, что я услышал, было: “Ян, я завтракаю. Решил испортить мне аппетит?”.

Я рассказал о больших деньгах, которые ожидал Глеб. Источник информации я утаил. Юсуп сказал, что информация ценная, но не настолько, чтобы Юсуп прыгал от радости.

Я спросил, не думает ли Юсуп, что деньги Глеб ждал от Вадика за липовое алиби.

Юсуп сказал, что думать только в одном направлении, как это делаю я, неразумно. Для сыщика прямолинейное устройство извилин вредно. Эх, изобрёл бы кто мозгоправную машинку! Юсуп купил бы мне её за любые деньги. Я сказал, что когда спрашиваю знакомых, не встречался ли им в продаже хоть завалящий мозгоправчик, предлагают купить нечто из разряда ледорубов. Юсуп пообещал купить мне ледоруб и попросил по мелочам не беспокоить.

В завершение разговора Юсуп с расстановкой проговорил: “На руках Афони следы пороха есть. Пальцы Афони на ружье есть. Мотив есть. Возможность была. Алиби у Афони нет”. Затем Юсуп спросил, какого чёрта мне надо ещё, потребовал, чтобы я не перегибал палку, сообщил, что я со своей защитой клиента Юсупа по иногдам достаю. Затем Юсуп повесил трубку.

Я спустился к Вадику, постучал.