Я положил перед директором визитку, рассказал, кто я, попросил указать, где на свалке я могу найти мусор, который вывозили с моей улицы с утра понедельника.
В помощи директор мне отказал. Мол, работы выше крыши, не успевают, а тут надо выделить какому-то частному сыщику целый бульдозер и чуть не полдня. Я спросил, сколько нужно заплатить. Деньги лысого директора не заинтересовали. Директор сказал, чтобы я на свалку не совался, и пообещал спустить шкуру с меня и с того, чей бульдозер будет на меня работать.
После того как меня отшил, директор сказал: “Я вас больше не задерживаю”, вернулся к поеданию творога из литровой миски.
Я вспомнил, что за запах учуял, когда вошёл в кабинет и сел на стул перед директором. То был запах “Антинакипи”. Некоторые бестолковые хозяйки – равно как и хозяева – сыплют “Антинакипь” в стиралку не только в начале стирки, но и под конец, при полоскании, причём сыплют не без изрядной доли фанатизма. В итоге бельё после стирки отдаёт “Антинакипью”, а не морозной свежестью.
Директор весь сверкал, слепил белоснежным воротником. Я подумал, что жена директора старалась, стирала с утра до вечера, мужа на работу во вчерашней рубашке не отпускала. Причём, судя по запаху в кабинете, “Антинакипи” при стирке не жалела, сыпала в машинку вёдрами.
Я встал, направился к двери. По пути к выходу я увидел на стене фотографию коллектива городской свалки, где директор ещё не лыс, а с приличной шевелюрой. Надпись на снимке гласила, что коллектив свалки запечатлел себя на память за год до моей встречи с лысым директором. Другими словами, шевелюра директора превратилась в лысину всего за год.
Перед самым выходом мне на глаза попались две трёхлитровые банки со скисавшим молоком, что на широком подоконнике грелись на солнышке. В одной банке сыворотка от молока уже отделилась, в другой ещё нет.
Я подумал, что директор лопает творог литровыми мисками да пьёт простоквашу трехлитровыми банками неспроста. Был с волосами, и всего за год полысел. Для некоторых мужиков столь быстрое облысение – трагедия. Я подумал, что директор наверняка мечтал шевелюру вернуть, причём химию не признавал, отдавал предпочтение средствам народным.
В народе ходит рецепт от облысения: молоко закисли, подогрей, процеди через марлю, и ешь то, что осталось в марле, вёдрами, и будет тебе коса до пола. Может, и правда. А может, и из разряда легенд вроде той, в которую верит моя соседка с шестым размером груди: “Ешь белокочанную капусту почаще, и скоро вместо лифчика будешь покупать сдвоенные авоськи с бретельками”.
В момент, когда я взялся за ручку двери, гениальная мысль прошибла мои мозги похлеще, чем капля лукового сока прошибает заложенный нос. Я подумал, что если “Антинакипь” применяется для смягчения воды, и если каждый из нас на три четверти состоит из той же воды, то почему бы не попробовать “Антинакипью” смягчить нрав несговорчивого директора городской свалки, хотя бы на три четверти. Логика у меня на высоте, каюсь.
Я вернулся к стулу, сел. Директор аккурат доел творог, отставил пустую миску, поднял взгляд на меня. Я кивнул на миску с крошками творога.
– Творожком спасаем шевелюру?
– Угадал. Лысина у девок не в моде.
– Доктор прописал кушать побольше кальция?
– Угу. Только не магазинного. Там химия.
Я указал взглядом на банки со скисавшим молоком, что на подоконнике нежились в лучах утреннего солнца.
– Потому творожок делаем сами, а заодно банками хлещем простоквашу?
– Тебе, я думаю, пора идти. Спасибо, что напомнил про лысину. А то я уже начал забывать.
– Всегда пожалуйста.
– Чтоб я тебя больше не видел.
Я улыбнулся.
– Пока я не ушёл, разрешите вас спросить. Ту марлю, через которую вы оттягиваете творог, ваша жена стирает, или каждый раз использует новую?
– Думаю, что стирает. Ведь не напасёшься.
– Стирает руками или в машинке?
– Какая разница?
Я сказал, что если жена директора, чтобы сохранить нагреватель стиралки от накипи, пользуется “Антинакипью”, и всыпает этой заразы в машинку по полведра, то эта химия не выполаскивается, остаётся в белье. Если жена директора в машинке стирает и марлю, через которую затем отжимает скисшее молоко, чтобы получить творог, то в марле остаётся “Антинакипь”. А что делает “Антинакипь”? Смягчает воду, то есть борется с кальцием. Когда жена оттягивает творог через марлю, пропитанную “Антинакипью”, то получает творог с веществом, которое наверняка вымывает из организма кальций. Сначала выпадают волосы. Затем размягчаются кости.
Когда закончил речь, я подумал, что врать я мастак. Но чего не сделаешь ради следствия. Как пел один великий, следствие должно продолжаться.
Директор думал с минуту. Под конец раздумий почесал лысый затылок, глянул на мою визитку.
– Как вас… Ян? То, что вы сказали, это точно, Ян?
– Нет. Но проверить не мешает.
– Ну, я ей задам! Она со своей “Антинакипью” уже достала! Из-за неё ещё больше лысею! Ну, я ей…
– Она ж хотела как лучше.
– Вы это… Вы поезжайте на свалку, Ян. Спросите там Никифоровича, бульдозериста. Я ему позвоню. Он вам покажет, где свалили ваш мусор.
– По какому случаю такая щедрость?
– Думаю, что насчёт той клятой марли с “Антинакипью” вы правы. Если лысина уйдёт, я вам эту свалку перекопаю до дна, только скажите. Вы ко мне как к человеку, и я к вам тоже.
Я пожелал директору косы до пояса, вышел вон. По пути вон я думал, что вот так и рождаются слухи, и что я бы не удивился, если бы через недельку от очередного лысого услышал, что он теперь “Антинакипь” в машинку не сыплет, ибо от “Антинакипи” выпадают волосы.
Пока директор не передумал, я прыгнул в джипчик, покатил к знакомому кинологу.
Через полчаса я, кинолог и спаниель приехали на городскую свалку. Джипчик я оставил от дороги подальше, потому как огромные мусоровозы по той дороге носились как угорелые, не ровен час переехали бы мой маленький джипчик, и не заметили бы.
Перед тем, как на территорию свалки войти, мы с кинологом натянули комбезы, которые я прихватил на всякий пожарный. На лапы спаниеля кинолог натянул нечто вроде пинеток, чтобы псина не порезалась битым стеклом. Всё же свалка есть свалка.
Кроме битого стекла свалка встретила нас криками чаек, карканьем ворон, стайками бродячих псов, рёвом бульдозеров, горами мусора до неба и диким смрадом до выворачивания кишок наизнанку. Я даже засомневался, сможет ли наш четвероногий искатель что-либо унюхать кроме вонищи.
Бульдозериста Никифоровича я нашёл в третьем от начала поисков бульдозере.
Никифорович прокатил нас на бульдозере к куче мусора, что отличалась от других куч как две капли воды отличаются друг от друга. Я так и не понял, как Никифорович определил нужную нам кучу.
Никифорович сказал, что в той куче, перед которой мы стояли, свален мусор, который я искал. Никифорович пожелал мне удачи, сказал, что когда с верхним слоем мусора мы управимся, и до тех пор искомого не найдём, то надо свистнуть Никифоровича, и он бульдозером верхний слой снимет, чтобы мы могли поиски продолжить. Перед уходом Никифорович добавил: тот мусор, что под верхним слоем, свезён на кучу за неделю до того срока, который я указал, потому искать под верхним слоем – лишняя потеря времени.
Рылись мы почти час. Извозились как черти. Хорошо, что я прихватил с собой комбезы, и мы вовремя переоделись.
Я искал и давал обнюхать спаниелю содержимое голубых пакетов. Зачем терять время, рыться в чёрных да коричневых, когда Вадик выбрасывал мусор в голубых?
На сотом пакете я со счёта сбился. Примерно на середине второй сотни я разорвал пакет, в котором нашёл грязные газеты, пропахшие рыбой, в числе объедков два рыбьих скелета, да тряпки с пятнами, похожими на кровь.
Спаниель нюхнул содержимое пакета, гавкнул, сел рядом, завилял хвостом. Так псина показывала, что искомое найдено.
Я в пакете порылся, развернул пропахшие рыбой газеты, развернул тряпки. Перчатками для мытья посуды в пакете не пахло.
В том, что мы нашли пакет из квартиры Самуилыча, и именно тот пакет, что Вадик выбросил после смерти деда и уборки в квартире, я не сомневался. За несколько часов до смерти Самуилыч вернулся с рыбалки и разделывал рыбу, оттуда в пакете и грязные газеты, пропахшие рыбой. После смерти Самуилыча Вадик вымыл от дедовой крови пол в коридоре, оттуда в пакете и тряпки с пятнами, похожими на кровь.
Кроме того, не верить нюху спаниеля я не мог. Нюх той псины проверялся не одну сотню раз, и не дал ни одной осечки.