США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

rev. ed. Albuquerque (N.M.), 1969. P. 399. О признании его вклада Конгрессом Колумбии: National Intelligencer. Dec. 25, 1821.].

Нам кажется, что влияние де Прадта было на деле весьма ограниченным, по крайней мере в США. Его многочисленные произведения ни разу не упоминает Джеймс Монро. Лишь однажды ссылаются на аббата Адамс и Брэкенридж, приводя его пышные, но банальные, ни к чему не обязывающие сравнения: в одном случае, латиноамериканская революция сопоставляется по значению для Европы с французской, в другом – указывается, что город Буэнос-Айрес построен столь удачно, что при лучшем правлении (без испанцев!) его расцвету позавидовали бы Тир, Карфаген и Рим[351 - Джон Куинси Адамс – Джону Адамсу, 21 декабря 1817 г. – Writings of John Quincy Adams. Vol. VI. P. 275; Brackenridge ?. M. Op. cit. Vol. II. P. 102–103.]. Мэдисон остался равнодушен к трудам аббата, и только один Джефферсон отмечал его «глубокие взгляды», скрытые, впрочем, за водянистыми фразами[352 - См.: Schellenberg Т. R. Op. cit. Р. 3–7 passim.]. Клей цитировал Прадта лишь однажды, говоря о блестящем будущем торговли освобожденной Южной Америки[353 - Speech on South American Independence, May 10, 1820 – PHC. Vol. 2. P. 856.].

Поначалу работы де Прадта, особенно их направленность против великих держав – Великобритании и России, увлекли писателя и дипломата Александра Эверетта. Вскоре, впрочем, и он разочаровался в «отважном пророке», «чье перо подчас бежит впереди мысли»[354 - Александр Эверетт – Джону Куинси Адамсу, 27 июля 1820 г. – MHS. Correspondence of Alexander Hill Everett. Reel 1; [Everett A. Н]. Europe… Boston, 1822. P. 3; [Idem] America…. Philadelphia, 1827. P. 182.].

Крайне скептически относился к неутомимому французу редактор “North American Review” Джаред Спаркс. Читать его книги – значит, разгребать «кучу шелухи в поисках зернышка пшеницы. Охотиться за мыслью или фактом в трудах аббата – что искать крупицы золота в песках Северной Каролины», – оба занятия крайне истощают[355 - Джаред Спаркс – Александру Эверетту, 13 декабря 1825 г. – Harvard University. Houghton Library. MS Sparks 147c. P. 43, 44.]. Другой автор этого журнала, Калеб Кашинг назвал Прадта плодовитым «фантастическим спекулятором»[356 - [Cushing C] Bolivar and the Bolivian Constitution //NAR. Vol. XXX. № 66 (Jan. 1830). P. 48.].

Выдержки из наиболее важных глав («Может ли Испания вновь завоевать и сохранить Америку?», «О правах Европы в войне Испании против Америки») его трактата 1817 года публиковал “National Intelligencer”. Аббат верно указывал на невозможность сохранить власть Испании над столь обширной и далекой территорией, подчеркивал единство интересов американского континента. Уверенность автора вызвала, впрочем, и весьма гневные возражения читателей газеты[357 - Pradt D.-G.-F., abhe de. Des Colonies, et de la Revolution Actuelle de EAmerique. Vol. II. P. 157–247; National Intelligencer. June 7, 12; June 17, July 3, 1817. Прадт не верил в жизнеспособность огромных государств, предсказывая в том числе и распад Соединенных Штатов по горным хребтам. Анонимный корреспондент спорил с аббатом, доказывая, что строительство дорог свяжет страну воедино – National Intelligencer. July 15, 1817. Впоследствии газета опубликует не столь спорные выдержки из книги 1821 г. о морском могуществе – National Intelligencer. November 9, 1821.].

Аббат де Прадт не был ни глубоким политическим мыслителем, ни провидцем. Но его bons mots способствовали развитию интереса к Латинской Америке среди либеральных единомышленников в Европе и до некоторой степени в США, среди космополитически настроенных интеллектуалов[358 - 19 апреля 1817 г., после вечера у мадам де Сталь, где присутствовали, в частности, Александр фон Гумбольдт, Август Шлегель и Хемфри Дэви, Джордж Тикнор записал, что после выхода книги де Прадта «в Париже все говорят» о Южной Америке. Надежды аббата на скорейшее освобождение колоний разделяют «все республиканцы Парижа» во главе с мадам де Сталь. Аббат де Прадт славился как собеседник: «[Г]оворят, из всего французского общества он наиболее разумен в разговоре» (is said to have the most esprit in conversation), – записал Тикнор в парижском дневнике зимой 1818–1819 гг. – Life, Letters, and Journals of George Ticknor. Boston, 1876. Vol. I. P. 128–129, 257n.]. В 1817–1825 гг. постоянно выходившие трактаты аббата все время напоминали читающей публике о борьбе латиноамериканцев – в этом и заключается его настоящее значение. Наиболее важна работа «О колониях и о нынешней революции в Америке» (1817) – как, возможно, первое высказывание европейца в поддержку независимости Латинской Америки, сделанное после наполеоновских войн. По сути, аббат де Прадт был лишь одним из множества европейских авторов самого разного масштаба и политической направленности, которые в один голос предсказывали грядущее величие Нового Света и ослабление Старого[359 - Из консервативного и умеренного лагерей назовем Гете, Шатобриана, Шмидта-Фисельдека, позднее Токвиля.].

Очевидно, основным источником знаний североамериканской публики о революционных событиях в полушарии служили газеты. Кстати, как уже упоминалось, после разгрома Наполеона Латинская Америка на некоторое время стала единственным регионом в мире, откуда поступали военные вести. Купцы-корреспонденты сообщали самые разные сведения, поступавшие как из революционных, так и лояльных портов. Безусловно, разноголосица становилась особенно очевидной в разгар битв, тем более, что зачастую информация шла не напрямую, а через вест-индские острова. Налицо было противоречие между огромным интересом к Латинской Америке и неточностью, предвзятостью новостей.

Автор единственного монографического исследования взглядов прессы США на латиноамериканскую борьбу за независимость пришел к заключению, что газеты единодушно поддерживали революцию от ее начала до завершения[360 - Solnik В. В. Contemporary American Opinion on the Spanish American Wars of Independence, 1808–1824. Ph.D. New York University, 1960. P. 325. Тж.: Puentes Mares J. Op. cit. P. 1.]. В целом этот вывод верен, но не следует забывать и о деталях.

В 1815 – начале 1817 гг. дела революционеров обстояли плохо, так что им приходилось идти на откровенные фальсификации, чтобы войска не потеряли веру в победу. Бостонский “Columbian Centinel” обвинял южноамериканцев в бесстыдном вранье, сравнивая бюллетени Освободительной армии Венесуэлы с печально известными бюллетенями Наполеона. Высокопарные и часто откровенно недостоверные боливаровские листовки вызывали раздражение сдержанного пуританина Рассела, считавшего их «помпезную манеру» «в высшей степени отвратительной» и отмечавшего «позорные преувеличения»[361 - Bolivar’s Bulletins // Columbian Centinel. July 10, 1816.]. Регулярно отмечалось, что новости из Новой Гренады и Венесуэлы «противоречивы и ужасны», «в огромной степени преувеличены»[362 - Ibid. August 5, November 4, 22, 1815; May 22, 1816.].

Редактор газеты Рассел обычно публиковал рядом известия и комментарии с обеих сторон и сопоставлял их. Практически всегда получалось, что свидетельства роялистов достовернее. Значит, «через своих вест-индских друзей» «сторонники испанских патриотов… часто распространяют ложные и раздутые известия о событиях на южном континенте». Впрочем, при всей ограниченности информации редактору было ясно, что «дело Боливара становится безнадежным»[363 - Ibid. July 31,1816; Spanish American Affairs; South American Affairs; Defeat of Bolivar; Bolivars Defeat Confirmed // Ibid. August 21, 24, 28 30, 1816.].

«Официальная басня одного дня постоянно опровергает официальный отчет дня предыдущего», – писал Рассел, указывая на деятельность в Соединенных Штатах представителей обеих враждующих сторон. Опровергая «очередное вест-индское блюдо», газета разъясняла: «Публике следует знать, что революционные агенты действуют в Вест-Индии и Америке с единственной целью распространять ободряющие истории об успехе их дела, чтобы обманывать и склонять на свою сторону неосведомленных и тем самым обеспечить поддержку деньгами и боеприпасами и сторонниками». Доставалось и газетчикам, которые готовы поддаться на «фабрикации». Редактор понимал, что и роялистские известия также «часто составлены из преувеличений и оправданий», но обычно отдавал им предпочтение[364 - Ibid. 27 July 1816; March 19, June 11, 1817.].

Рассел не только публиковал роялистские реляции, но и был готов предоставить полосы соотечественникам-скептикам. Напоминая читателям о провале Миранды, один корреспондент утверждал, что Испании требуется «только открытая, либеральная политика и исправление злоупотреблений, вызванных невежеством, гордыней и жадностью офицеров, которые управляли колонией». Тогда Венесуэла вновь подчинится метрополии, так как «для революции она еще не созрела». «Свобода и Независимость, не поддержанные Добродетелью, Патриотизмом и Энергией, – ничто», отсюда угроза попасть под «старое ярмо». В Мексике, сообщал другой корреспондент, патриотизм заменен «эгоизмом, казнокрадством и предательством»[365 - Ibid. August 28, October 5, November 20, 1816.].

Друзья латиноамериканской революции, например Торнтон, зорко следили за появлявшимися в печати роялистскими версиями и всегда были готовы выступить с опровержением[366 - News from South America // Philadelphia Freeman Journal. B: Richmond Enquirer. April 22, 1815; National Intelligencer. April 20, 1815. Ответ: A Columbian. On the South American Affairs // Richmond Enquirer. April 26, 1815.]. “National Intelligencer” либо печатал бюллетени повстанцев, либо предпочитал не публиковать никаких новостей вообще. Но даже энтузиаст Иезекия Найлс порою был вынужден признать противоречивость известий[367 - Niles’ Weekly Register. Vol. 10. P. 432 (August 24,1816); Vol. 11. P. 32 (August 31, 1816).].

Впрочем, когда Найлсу приходилось подтверждать печальные для революционеров новости, он всегда подчеркивал, что его вера в победный исход революции не поколеблена[368 - См., например: Ibid. Vol. 9. P. 364 (January 13, 1816); Vol. 10. P. 351, 380, 400 (July 20, August 3, August 10, 1816); Vol. 11. P. 32 (August 31, 1816).]. Время показало, что именно Найлс и подавляющее большинство редакторов вместе с ним оказались правы, а формально точный издатель “Columbian Centinel” ошибался в главном – дни Испании в Новом Свете были сочтены. Когда Боливар стал одерживать одну победу за другой, его сторонники, уже не лукавя душой, с чистой совестью просили «уверить друзей южноамериканской свободы в Соединенных Штатах, что в конечном успехе предприятия нет никаких сомнений»[369 - Baltimore American (письмо из Ангостуры от 12 октября 1819 г.). В: National Intelligencer. December 4, 1819.].

Не спеша с официальным признанием, с 1808 г. администрация США в своей латиноамериканской политике опиралась на донесения «особых агентов» (Special Agents). Их полномочия были весьма ограничены: способствовать налаживанию дружеских связей, следить за развитием ситуации в борющихся колониях. В 1817 г. первыми «особыми агентами» после окончания войны с Англией были назначены первый судья территории Орлеан, пасынок Аарона Бэрра Джон Превост и молодой мэрилендский политик Уильям Уортингтон (1785–1856). Им предстояло работать в Ла-Плате, Чили, Перу.

Увы, агенты зачастую выходили за рамки своих инструкций. Так, Уортингтон опрометчиво подписал от своего имени договор с Ла-Платой, то есть с не признанным Соединенными Штатами государством. Узнав об этом, Монро был в ярости и приказал немедленно отозвать его[370 - MJQA. Vol. IV. Р. 70 (запись от 28 марта 1818 г.).]. Кстати, Уортингтон приходился родственником балтиморскому каперу Дэниелу Чэйтеру и по его предложению разработал для Соединенных Провинций Ла-Платы план организации военно-морского флота. Наконец, уже по собственной инициативе агент написал проект чилийской конституции, естественно, по федеративному образцу[371 - Pereira Salas Е. La Mision Worthington en Chile // RCHG. Tomo LXXX. № 88 (mayo-agosto 1936); Wilgus A. C. Some Activities of United States Citizens in the South American Wars of Independence, 1808–1824 // Louisiana Historical Quarterly. Vol. 14. № 2 (Apr. 1931). P. 195–196; Pine J. C. Op. cit. P. 278, 359–360.].

В начале 1818 г. с миссией в Венесуэлу направили Бэптиса Ирвайна – редактора нескольких радикально-республиканских газет (в то время – “New York Columbian”), ирландца по происхождению, начинавшего поденщиком у издателя “Aurora” Уильяма Дуэйна. Другой известный энтузиаст латиноамериканской революции Генри Брэкенридж в воспоминаниях назвал журналиста «либералом якобинской традиции». Издатели “National Intelligencer” замечали, что несчастье Ирвайна – в его темпераменте, «природном нетерпении», всегдашней готовности принять «облака за дым» или «дым за облака»[372 - Brackenridge ?. M. Recollections of Persons and Places in the West. 2

ed. Philadelphia, 1868. P. 145; National Intelligencer. November 1, 1818; MJQA. Vol. V. P. 57 (запись от 1 апреля 1820 г.).].

Но лучше всего об Ирвайне написал Адамс: «Он один из тех людей, какими изобилует наше время, – фанатик свободы для всего рода человеческого – честный, но с умом всегда озлобленным (brain always in a snarl) – с образованием достаточным лишь для того, чтобы быть педантичным, и темпераментом, достаточным, лишь чтобы быть невежливым; [он] безжалостен в своих антипатиях, не знает меры в разочаровании – но при всем неустанно трудолюбив и упорен. По рождению он ирландец, и у него нет врожденных американских чувств. Следовательно, он, как и все европейские республиканцы, которых я знал, обычно думает о свободе, как даре (blessing), который надо обрести, и никогда – как о даре, с которым надо жить (to be enjoyed)»[373 - MJQA. Vol. IV. Р. 444–445 (запись от 22 ноября 1819 г.).]. Увы, основа этой тонкой характеристики подходит слишком многим героям данного повествования.

Действительно, Ирвайну не удалось выполнить поручение властей и договориться с Боливаром о возмещении за два ограбленных венесуэльцами нейтральных судна с испанским товаром. Не лучше обстояли дела и у других представителей США. Например, Томас Хэлси был отозван после жалоб министра иностранных дел Ла-Платы Грегорио Гарсиа де Тагле (1772–1845) на его связи с каперами Артигаса[374 - Pine J. С. Op. cit. Р. 336–337.].

Наиболее известным среди «особых агентов» был Джоэль Робертс Пойнсет – яркий южнокаролинец, который провел молодость, изучая военное дело в Англии и путешествуя по Европе, в том числе по России (Александр I даже предлагал ему перейти на русскую службу). С 1810 по 1815 г. Пойнсет провел в Буэнос-Айресе и Чили, активно участвуя в местной политике[375 - См.: Rippy J. F. Joel R. Poinsett, Versatile American. Durham (N.C.), 1935. P. 35–60; Parton D. M. The Diplomatic Career of Joel Roberts Poinsett. Wash., D.C., 1934 P. 30–35; Gallardo G. Joel Roberts Poinsett, agente norteamericano, 1810–1814. Buenos Ayres, 1984.]. Неудачи первого этапа освободительного движения оставили Пойнсета глубоко разочарованным. В Мексике, писал он Ричарду Рашу, революционеры «живут грабежом» и не пользуются поддержкой креольской элиты, в «Каракасе нет власти, а есть только военная сила, объединенная под командованием Боливара», а в Буэнос-Айресе не прекращается чехарда правительств[376 - Джоэль Пойнсет – Ричарду Рашу, 23 марта 1817 г. – HSP. Joel R. Poinsett Papers. Vol. 2. Folder 1.].

У администрации не было в те годы достойного кадрового резерва для подобных назначений второго ряда, так что среди «особых агентов» были не дипломаты, а либо авантюристы, решавшие свои личные задачи (Хэлси), либо наивные идеалисты (Уортингтон), либо искатели славы и приключений (Пойнсет). В целом Монро и Адамс остались крайне разочарованы деятельностью «особых агентов», регулярно превышавших свои скромные полномочия[377 - MJQA. Vol. IV. Р. 300 (запись от 16 марта 1819 г.).]. Кстати, назначений в Латинскую Америку настойчиво добивались также Дуэйн и Торнтон[378 - MJQA. Vol. IV. Р. 507 (запись от 18 января 1820 г.).]. Можно лишь предположить, что если бы их усилия увенчались успехом, эти пылкие энтузиасты без какого-либо дипломатического опыта также могли бы совершить целый ряд серьезных ошибок.

Неудачи «особых агентов» укрепляли уверенность администрации в правильности курса на законодательно закрепленный нейтралитет. Здесь их поддерживали многие представители деловых кругов, связанных с «перевозочной» торговлей. В наиболее ясной форме такие умеренные проправительственные взгляды выразил филадельфийский купец Джеймс Ярд. В своем памфлете он объявлял нейтралитет «единственно правильной политикой». Несмотря на все свое сочувствие и возвышенные слова о «духе революции», который сражается «не только против тирании, но и против невежества и суеверия», Ярд боялся войны с Испанией и полагал признание преждевременным. Наконец, автор считал, что освобождение испанских колоний будет выгодно в первую очередь Англии, а Соединенным Штатам из-за аграрной конкуренции принесет больше убытков, чем пользы[379 - [Yard /.] Op. cit. Р. 56–58.].

Кстати, нейтральная торговля также была сопряжена с серьезным риском. Купцы страдали не только от каперов, но и от официальных флотов – как Испании, так и стран Латинской Америки. Например, после взятия Картахены роялистами генерал Морильо не снимал флаг патриотов, заманив тем самым в порт семь североамериканских (два – из Балтимора) и четыре британских судна. Несколько моряков вскоре умерли в заключении[380 - Columbian Centinel. February 14, 1816.]. Однако главным врагом купцов Соединенных Штатов стал командующий военно-морскими силами Чили в 1818–1822 гг. лорд Томас Кохрэйн (1775–1860). Ветеран наполеоновских войн, Кохрэйн в 1814 г. потерял титул по спорному обвинению в мошенничестве. В 1817 г. генерал Бернардо О’Хиггинс (1778–1842) пригласил Кохрэйна в Чили – и именно в Южной Америке в полной мере раскрылся морской талант шотландского аристократа, который начал умелую борьбу против лояльного Испании Перу. Следуя британской трактовке нейтрального судоходства, Кохрэйн регулярно конфисковывал груз североамериканских кораблей, владельцы которых стремились нажиться на торговле между враждующими Перу и Чили. Морское ведомство США пошло навстречу коммерсантам, направляя в Тихий океан на защиту торговых судов военные эскадры, которыми в разное время командовали Дэвид Портер, Джеймс Биддл (1783–1848), Айзек Халл (1773–1843), Чарльз Стюарт (1778–1869)[381 - Billingsley Е. В. In Defense of Neutral Rights: the United States Navy and the Wars of Independence in Chile and Peru. Chapel Hill (N.C.), 1967; Long D. F. Gold Braid and Foreign Relations: Diplomatic Activities of U.S. Naval Officers, 1798–1883. Annapolis (Md.), 1988. P. 51–87.].

Газета “Columbian Centinel” регулярно выступала с обвинениями в адрес Кохрэйна[382 - Columbian Centinel. July 30, October 6, November 10, 1819.]. Настоящим ударом стал грабеж судна “Macedonian” с грузом по крайней мере на 120 тысяч долларов. Среди пайщиков были многие известные бостонские коммерсанты, в том числе богатейший купец Томас Хэндэсид Перкинс. Ненависть янки к Кохрэйну выразилась в одном тосте на празднике 4 июля в городке Бриджуотер, штат Коннектикут: «южноамериканского грабителя (free-booter) собственности янки» мечтали «повесить, как и московский Царь-колокол»[383 - Ibid. July 12, 1820.]. Даже Найлс назвал действия чилийского адмирала «откровенным пиратством»[384 - Niles’ Weekly Register. Vol. 17. P. 191 (November 20, 1819); Vol. 18. P. 89–91 (April 1, 1820). Дело “Macedonian” тянулось по крайней мере до 1858 г. – Register of Debates. 35

Congress, 1

sess. Exec. Doc. № 58.]. Рассел обвинял Дуэйна в том, что тот стремится обелить Кохрэйна, любой ценой оскорбить администрацию и защитить поведение «испанских повстанцев Южной Америки»[385 - National Intelligencer. August 14, 1819; AURORA vs. TRUTH // Columbian Centinel. April 29, 1820.].

В общем, недаром, когда генерал О’Хиггинс объявил, по сути, «бумажную» блокаду всего чилийского побережья, “Columbian Centinel” опубликовал на первой полосе открытое письмо Адамсу, где анонимный автор обвинял южноамериканских революционеров во всех грехах и становился на сторону роялистов Лимы[386 - M. // Columbian Centinel. January 13, 1821.].

Весьма точная оценка общественного мнения Северной Америки во второй половине 1810-х гг. принадлежит Брэкенриджу: «Хотя в Соединенных Штатах чувство в поддержку [латиноамериканских] патриотов почти всеобщее и, кажется, становится с каждым днем все искреннее, существуют, впрочем, и немногие сторонники холодного равнодушия, которые даже говорят о патриотах в тех же выражениях, в каких наши враги в ходе революционной войны привыкли говорить о нас. Патриотов зовут мятежниками, повстанцами (rebels, insurgents), а нам настойчиво советуют презирать их… Мы сочувствовали испанцам, когда в их страну беззаконно вторглась Франция, мы сочувствовали России, теперь мы сочувствуем Франции, но у нас не находится чувств для наших южных братьев»[387 - [Brackenridge ?. М.] South America: A Letter on the present state of that country to James Monroe, President of the United States by an American. Wash., D.C., 1817. P. 44–45.]. Итак, сочувствие не исключало серьезного скептицизма в отношении революции и не перерастало в реальную поддержку, если не считать каперства или нескольких попыток снарядить освободительные экспедиции. Речь о них пойдет в следующем разделе.

Борьба за помощь, признание и торговлю: латиноамериканцы в США

В Северной Америке с конца XVIII в. побывали почти все деятели борьбы Латинской Америки за независимость, начиная с Франсиско де Миранды и Симона Боливара. Гости видели в северном соседе пример для подражания, пытались получить поддержку победивших республиканцев. Задачей-минимум латиноамериканцев было заручиться гарантией беспрепятственной торговли с нейтральными Соединенными Штатами, обеспечить благоприятное общественное мнение, задачей-максимум – добиться признания независимости, а то и военной помощи северного соседа.

Как мы уже писали, особое место в истории ранних связей Латинской Америки с США занимают города Филадельфия и Балтимор. Филадельфия была крупнейшим торговым и культурным центром, притягивавшим просвещенных латиноамериканских радикалов еще на рубеже XVIII–XIX вв. Балтимор после англо-американской войны прославится деятельностью каперов на службе революционных правительств.

Именно в Филадельфии в 1794 г. уроженец Генуи и бывший кадисский купец Сантьяго Пулья (1760–1831) выпустил на деньги посланника революционной Франции гражданина Женэ свой памфлет «El desengano del hombre» («Людское разочарование»). Автор впервые использует радикальные взгляды Тома Пейна, чтобы обосновать необходимость революции в Латинской Америке, призывает к народному восстанию против Испании – «Да умрет Король, да здравствует Закон» (Muera el Rey, Viva el Ley). Этот весьма слабый памфлет не оказал сколько-нибудь значительного влияния на текущую политику, но вошел в историю как первый (одновременно со столь же бездейственным переводом Антонио Нариньо (1765–1823) французской Декларации прав и гражданина, вышедшим в Боготе тоже в 1794 г.) печатный призыв к свержению существующей власти в Латинской Америке[388 - Simmons ?. Е. Santiago Е Puglia, An Early Philadelphia Propagandist for Spanish American Independence. Chapel Hill (N.C.), 1977. Esp. p. 25–40. Первым призвал к независимости Хуан Пабло Вискардо и Гусман («Письмо к испаноамериканцам», 1791), но его текст был впервые напечатан лишь в конце 1790-х гг. В 1821 и 1822 гг. на волне увлечения латиноамериканской революцией крупнейшее филадельфийское издательство“Carey & Lea” выпустило новые издания памфлета Сантьяго Пульи.].

Почти через 20 лет, в 1811 г. в Филадельфии венесуэлец Мануэль Гарсиа де Сена (1780–1816) выпустит переводы из произведений Пейна, особо подобранные, чтобы оправдать независимость своей родной страны, а также Декларацию независимости США, Статьи Конфедерации, федеральную Конституцию, конституции штатов[389 - La Independencia de la Costa Firme Justificada por Thomas Paine – Trenta Anos Ha – Extracto de Sus Obras… Phildalphia, 1811. В Буэнос-Айресе эту книгу рекламировал капер Дэвид Кертис Дефорест – Gaceta de Buenos Aires. Marzo 31, 1816. Цит. в: Keen В. David Curtis DeForest and the Revolution of Buenos Aires. New Haven (Ct.), 1947. P. 101–102.].

Филадельфия, наряду с Лондоном, стала крупнейшим издательским центром латиноамериканской революции. Ее типографии печатали сочинения Хосе Альвареса де Толедо (1779–1858), Мигеля Рамоса Ариспе (1775–1843), Хосе Сервандо Тересы и Мьера, Хуана Хермана Россио (1763–1821), Висенте Рокафуэрте (1783–1847), раннего Мануэля Видаурре (1773–1841), Хосе Марии Саласара, революционные поэмы Феликса Мехии (1776–1853), а также классические книги Лас Касаса, просветителей Беккарии, Руссо, Пейна, автора разоблачительной истории Инквизиции Хуана Антонио

Льоренте (1756–1823). Особый интерес вызывал республиканский опыт северного соседа – переиздавались Декларация независимости и Конституция, биография Вашингтона Дэвида Рамсея, Гарсиа де Сена выпустил свой перевод истории США Мак-Куллоха (1807 г.)[390 - К 1812 г. эта книга выдержала уже три издания – Pereira Salas Е. La Mision Bland en Chile // RCHG. Tomo LXXVIII. № 86 (sept.-dic. 1935). P. 82.]. Официальная поддержка Соединенными Штатами испанской власти на Кубе не мешала падре Феликсу Вареле (1788–1853) издавать в 1824–1826 гг. один из первых журналов немногочисленных кубинских революционеров «El Habanero»[391 - Cm.: Colon M. L. Impresos en Espanol Publicados en Filadelfia Durante Los Anos 1800 a 1835. Catholic University of America, M.Sc. diss., 1951. Серьезное дополнение к этому каталогу см. в письме: Манон Теру (Manon Theroux) – Монике Анри (Monica Henry), 21 августа 2000 г. (копия письма вложена в экземпляр каталога Colon в филадельфийской Library Company). Согласно каталогу Colon, основная масса книг была выпущена в 1816–1829 гг. – 80 наименований. В 1800–1814 гг. было издано всего 34 книги, в 1830–1835 гг. – 19. Вторым по значимости книжным центром был, видимо, Нью-Йорк, где только в 1825 г. издательство “Tompkins & Floyd” выпустило по крайней мере историю США Висенте Пасоса, «Философский словарь» и поэмы Вольтера, рамсеевскую биографию Вашингтона. В 1824 г. там был издан Рокафуэрте. Публикация книг на испанском языке в Нью-Йорке пока совершенно не изучена. Дюкудре-Гольштейн со ссылкой на книготорговца пишет о партии испанских книг из Нью-Йорка в Картахену в 1826 г. Под влиянием священников экземпляры «Философского словаря» были отправлены обратно в Нью-Йорк – Ducoudray Holstein Н. L. V. Memoirs of Simon Bolivar, President Liberator of the Republic of Colombia; and of his principal generals; comprising a secret history of the revolution, and the events which preceded it, from 1807 to the present time. L., 1830. Vol. I. P. 54–55.].

Наибольший вклад в пропаганду латиноамериканской революции в США внес знатный уроженец Испании, борец за свободу Новой Гренады и будущий первый посланник Великой Колумбии в США Мануэль Торрес[392 - Биографические данные о Торресе см.: Bowman Ch. Н., Jr. Manuel Torres, A Spanish American Patriot in Philadelphia, 1796–1822 // Pennsylvania Magazine of History and Biography. Vol. 94. № 1 (Jan. 1970). P. 26–53; Duane W. Op. cit. P. 609; Philadelphia Aurora. July 16, 1822 – в: Niles’ Weekly Register. Vol. 22. P. 347–349 (July 20, 1822).]. Он оказался в Филадельфии в 1796 г., спасаясь от преследований после разгрома антииспанского заговора 1794 г., и прожил в этом городе всю оставшуюся жизнь. Обладая поначалу значительными средствами, он сперва широко, пусть, как правило, безуспешно, занялся коммерческими предприятиями, причем не только торгуя с родиной, но и, к примеру, производя алкоголь[393 - Именно как винокур Мануэль Торрес записан в хранящейся в Library Company филадельфийской адресной книге за 1801 г.]. По сути же Торрес был полномочным агентом испаноамериканских революционеров в Соединенных Штатах. Он быстро сблизился со знаменитым редактором джефферсонианской газеты “Aurora” Уильямом Дуэйном. В этой дружбе как бы встретились два потока радикальной революционной («пейновской») иммиграции в Филадельфию – креольский и ирландский[394 - Об ирландском (затем и шотландском) миграционном потоке, ранних годах Дуэйна см.: Durey М. Transatlantic Radicals and the Early American Republic. Lawrence (Ks.), 1997.].

Новый виток борьбы за независимость Латинской Америки совпал с окончанием англо-американской войны 1812–1815 гг. Внимание североамериканцев обратилось теперь на юг, где как раз вновь разгорелась борьба за независимость испанских колоний. Интерес этот не был чисто идейным, ведь завершение наполеоновских войн означало потерю внешних рынков и кризис коммерции США: купцы потеряли главное преимущество – свой нейтральный статус, который обеспечивал выгодную «перевозочную» торговлю. Серьезный торговый дефицит сохранялся в США вплоть до 1820-х гг.[395 - Cm.: Historical Statistics of the United States. Colonial Times to 1970. Wash., D.C., 1975. Pt 2. P. 904–905, 907.]

Торрес грамотно использовал интерес США к новым рынкам. В 1816 г. он выпустил небольшое, но полезное пособие для купцов, торгующих с Испанской Америкой[396 - Torres M. An Exposition of the Commerce of Spanish America; with some observations upon its importance to the United States. Philadelphia, 1816.]. Его главная цель – убедить их в великом будущем освобожденных колоний. Расположенной между Азией, Европой и Соединенными Штатами, обладающей превосходными гаванями на обеих побережьях, Южной Америке предназначено, по мнению автора, стать «средоточием (common centre) торговли всего мира». В рекламе книги правдивость сведений Торреса заверяли братья Паттерсоны – директор монетного двора США и проректор (Vice Provost) Пенсильванского Университета[397 - Columbian Centinel. November 4, 11, 18, 1815. Торрес, очевидно, был знаком с Паттерсонами по званым вечерам у доктора Каспара Уистара (1761–1818), где собиралась верхушка филадельфийского общества – см.: Pessen Е. Riches, Class, and Power before the Civil War. Lexington (Ma.), 1973. P. 224.].

Рынок Испанской Америки автор оценивает в 100 миллионов долларов ежегодно, причем в обмен на промышленные и сельскохозяйственные товары купцы получают драгоценные металлы, столь важные для торговли с Китаем и обеспечения собственного торгового дефицита.

В общем, рост коммерческого оборота сулит Соединенным Штатам и Испанской Америке «обоюдную безопасность и процветание»[398 - Op. cit. Р. 9, 33–36, 14.]. Книжку завершают почти 90 страниц таблиц мер, весов, курсов валют, пошлин.

Заметим, что и в Филадельфии Торрес, стремясь быть голосом всей Испанской Америки, оставался колумбийцем. Он объявил, что именно Новая Гранада и Венесуэла, а не более известная иностранцам Мексика (Новая Испания) «всегда будут занимать первое место среди различных частей Испанской Америки». Именно там, вблизи выгодных торговых путей (Торрес вновь объявил Андский регион центром мира), в самых разнообразных климатических условиях производятся все известные в мире сельскохозяйственные товары, а заодно добываются драгоценные металлы[399 - Op. cit. Р. 14–17. Как обычно, в своей аргументации Торрес ссылается на Гумбольдта, утверждавшего в первой главе первой книги своего труда, что в Каракасе многие отрасли сельского хозяйства развиты лучше, чем в Новой Испании. Автор, в частности, пишет о возможности выращивать в долине Боготы чай – примечательно, что чайные плантации действительно появились в Колумбии, но уже во второй половине XX века.].

На те же преимущества торговли Соединенных Штатов с Южной Америкой обращал внимание и Пасос, который, настаивая на ключевой роли драгоценных металлов в экономике, спорил с самим Адамом Смитом и повторял устаревшие меркантилистские положения[400 - The Beauties of Modern History… also, a correct History of South America, by Don Vincente Pazos… 2

ed. Philadelphia, [ca. 1820]. P. 140–143, 167–173.].

Латиноамериканцы упорно пытались добиться от Соединенных Штатов если не помощи, то хотя бы признания независимости. Еще Франсиско де Миранда посещал США в 1783–1784 и 1805–1806 гг., встречался с Вашингтоном, Гамильтоном, Пейном и Джефферсоном, дружил с посланником в Лондоне Руфусом Кингом (1755–1827) и организовал в Нью-Йорке освободительную экспедицию против Испании (судно “Leander”, 1806 г.), которая, правда, завершилась неудачей. В оформлении корабельных документов и вербовке добровольцев ключевую роль сыграл старый товарищ Миранды полковник Уильям Стивенс Смит (1755–1816), зять Джона Адамса и инспектор Нью-Йоркского порта. За такое нарушение североамериканского нейтралитета Смит поплатился своим выгодным постом[401 - Альперович M. С. Франсиско де Миранда и «отцы-основатели» США (1783–1806) // АЕ. 2001. М., 2003; Robertson W. S. Op. cit. Vol. I. P. 293–327; Brant I. James Madison. Vol. 4.Indianapolis (Ind.), 1953. Р. 323–339. Обильные материалы содержатся в: Archivo del General Miranda / Dirig. у revisada рог Vicente Davila. Caracas, 1929–1950. T. XVII–XVIII.].

Первая дипломатическая миссия была отправлена Симоном Боливаром в 1810 г. – в ней состояли его брат Хуан Висенте (1781–1811) и Телесфоро де Ореа (1766–1837). Позднее располагавшееся в Картахене мятежное правительство представлял Мануэль Паласио Фахардо. Революционные эмиссары Буэнос-Айреса, Венесуэлы, Новой Гранады, Мексики, Кубы стремились заручиться поддержкой североамериканской республики, старались закупить боеприпасы и вооружения для войны с Испанией и использовать Соединенные Штаты как плацдарм для организации освободительных экспедиций[402 - Griffin Ch. C. The United States and the Disruption of the Spanish Empire, 1810–1822. N.Y., 1937. P. 50–55; Whitaker A. P. Op. cit. P. 67–71.].

После англо-американской войны первым латиноамериканским агентом в США стал будущий министр иностранных дел Великой Колумбии (а в конце жизни президент Венесуэлы) Педро Гуаль. Он прибыл в Филадельфию 20 августа 1815 г., откуда сразу направил письмо высокопоставленному стороннику «южных братьев» Уильяму Торнтону. Гуаль, видимо, поначалу остановился у уважаемого и обросшего связями Торреса. Одно время и Гуаль, и Висенте Пасос будут жить в Филадельфии у старого друга Торреса и Торнтона, знаменитого врача и устроителя званых вечеров Каспара Уистара, чей дом находился в нескольких минутах ходьбы от единственной в то время католической церкви св. Марии[403 - Pedro Gual to Thornton, 8 мая 1816 г. 22 июля 1817 г. – LC. William Thornton Papers. Reel 3. Гуаль провел в доме Уистара всю вторую половину 1816 г., начиная с мая.]. Через Торнтона и Торреса Гуаль познакомился с Джоэлем Пойнсетом, президентом Американского философского общества Пьером Дюпонсо (1760–1844) и другими известными и влиятельными людьми.

Зиму 1815–1816 гг. Гуаль провел в Вашингтоне, ставя задачу повернуть «общественное мнение в пользу Южной Америки»[404 - Педро Гуаль – Уильяму Торнтону, 20 августа, 7 октября 1815 г. – Ibid. Reel 2. О североамериканском этапе жизни Гуаля см.: Bierck Н. A., Jr. Vida Publica de Pedro Gual. Caracas, 1947. P. 95–138.]. К тому времени дипломат уже знал, что роялисты восстановили контроль над Боготой и Картахеной, так что представлять ему было некого. Действительно, именно тогда положение повстанцев против Испании повсюду, кроме Ла-Платы, стало предельно тяжелым: Боливар оказался в изгнании, а войска Морильо захватывали один форпост за другим. Новый (и только в конечном итоге решающий) революционный подъем начнется в Венесуэле и Новой Гренаде лишь с середины 1816 г.

Церковь св. Марии в Филадельфии

Наперекор печальным фактам Гуаль убеждал Торнтона и других новых знакомых, что независимость Испанской Америки – дело решенное. Латиноамериканскому эмиссару удалось произвести благоприятное впечатление даже на исполнявшего обязанности государственного секретаря друга Торнтона Ричарда Раша. Немного позднее Боливар определит задачу Гуаля следующим образом: доказать, что Соединенным Штатам выгодно продавать сражающейся Венесуэле «оружие, боеприпасы, обмундирование»[405 - Симон Боливар – Педро Гуалю, 11 ноября 1816 г. Цит. по: Ibid. Р. 136.].