США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Возможно, наиболее ярким примером такого рода риторики служит протест Пасоса против подавления Амелии, эпиграфом к которому стоят цитаты из Декларации Независимости США. Именно Соединенные Штаты, пишет Пасос, «подготовили путь к освобождению (emancipation and liberty) Нового Света». Южная Америка, продолжал он, «разбила ярмо угнетателей», руководствуясь «примером и заповедями» северного соседа. Значит, конфликт из-за Амелии есть только лишь «несчастливое непонимание», «братские раздоры» (так сказать, заметим в сторону, «спор славян между собою»). Недаром конституция островной «республики» во многом строилась на 70-м выпуске Федералиста[488 - Bowman Ch. H., Jr. Op. cit. P. 147.].

Пытаясь защитить безрассудное предприятие и растопить сердца столичных политиков, посланник Амелии напоминал, что и «бессмертного Вашингтона» в годы войны за независимость звали «отчаянным повстанцем» и «мятежником»[489 - Pazos V. Op. cit. P. 4, 25.]. Не только Пасос винил североамериканцев в «самом жестоком равнодушии» к республиканским братьям. «Крайне жаль, что Соединенные Штаты смогли так легко забыть невзгоды собственной революции», – грустно замечал Гуаль[490 - Педро Гуаль – Уильяму Торнтону, 2 ноября 1816 г. – William Thornton Papers. Reel 2.].

Общее мнение выразил известный географ из Луизианы Уильям Дарби (1775–1854), участвовавший в подобном «флибустьерском» рейде на Техас в 1812–1813 гг. Критикуя «черную легенду» и недооценку испанского народа, он подчеркивал различие национальных традиций и естественные трудности межкультурного общения. «Прямое участие» граждан США в войне Испанской Америки за независимость не только бесполезно, но просто вредно для креолов. Дарби, однако, призывал оказывать «самую обычную (trivial) помощь» революционерам (сложно сказать, что точно он имел в виду – наверное, торговые поставки) и не возражал против службы сограждан в Латинской Америке в качестве военных советников и специалистов[491 - N.Y. Columbian. August 3,1819; National Intelligencer. August 14, 1819; Niles’ Weekly Register. Vol. 16. Supplement. P. 42–46.].

Комиссия Родни – Грэхема – Блэнда в Бразилии, Ла-Плате и Чили 1817-1818

Рост внимания североамериканцев к революциям в Западном полушарии не мог остаться незамеченным администрацией. Стремясь основать политику на более широком и беспристрастном материале, чем предвзятые донесения зачастую некомпетентных «особых агентов», президент Монро решил направить официальную комиссию, главной задачей которой было разведать на месте положение в Южной Америке, а в первую очередь – выяснить степень зрелости революционного правительства Буэнос-Айреса: именно в бывшем захолустном вицекоролевстве Рио-де-ла-Плата утвердился к тому времени наиболее прочный революционный режим Латинской Америки.

Наиболее подготовленным и способным знатоком Латинской Америки был в то время Джоэль Пойнсет. К нему и обратился первым делом Монро, но получил отказ – недавно избранный в законодательное собрание Южной Каролины, Пойнсет сослался на занятость политикой штата[492 - Джеймс Монро – Джоэлю Пойнсету, 25 апреля 1817 г.; Джоэль Пойнсет – Джеймсу Монро, 6 мая 1817 г. – HSP. Joel Roberts Poinsett Papers. Vol. 2. Folder 1.]. В итоге в комиссию были назначены известный делавэрский политик, генеральный атторней при Джефферсоне и Мэдисоне Сизер Родни (1772–1824), балтиморский судья Теодорик Блэнд и искушенный сотрудник государственного департамента Джон Грэхем (1774–1820).

Секретарем миссии стал Генри Брэкенридж, один из первых уроженцев Питтсбурга, некоторое время служивший окружным судьей в Луизиане. Именно там Брэкенридж заинтересовался иберийской культурой, изучил испанский язык, литературу и право[493 - Brackenridge ?. M. Recollections of Persons and Places in the West. P. 232, 235–236.]. Молодой юрист обладал незаурядными литературными способностями – он умел писать быстро и хорошо. Получив назначение в комиссию, Брэкенридж был полон надежд, предвкушая наступление самого важного периода своей жизни[494 - Генри Брэкенридж – Уолтеру Форварду, 29 сентября 1817 г. – Ibid. Р. 285. Брэкенридж вошел в анналы североамериканского книжного дела как автор первогобестселлера, написанного по заказу издателей, – истории англо-американской войны 1812–1815 гг., которую он сочинил всего за 6 недель.]. В ожидании отплытия он провел несколько месяцев в пустынном читальном зале Библиотеки Конгресса, штудируя всю доступную литературу по Латинской Америке.

Итогом работы стал изданный в октябре 1817 г. обширный памфлет – открытое письмо президенту Монро – в поддержку скорейшего признания независимости «южных братьев»[495 - [Brackenridge ?. М] South America: A Letter on the present state of that country to James Monroe, President of the United States, by an American. Wash., D.C., 1817.]. Брэкенридж утверждает американскую исключительность (свободная Америка против Европы) и верит в единый «американский интерес». Он прямо объявляет «открытие Америки, независимость британских колоний и нынешнюю борьбу за независимость колоний Испании» «самыми интересными событиями» тысячелетия. Полагая, что «принципы свободы» легче применить на американской (как северо-, так и южно-), а не европейской земле, автор одновременно стремится опровергнуть мнение о невозможности свободы за пределами англо-саксонского мира.

Автор спорит с «господствующей идеей, будто они [южноамериканцы] совершенно неспособны к самоуправлению», целиком погружены в «состояние предельного невежества и унижения (debasement)», лишены нравственности, «ленивы, непостоянны, ничего не стоят, но в то же время склонны к насилию, ревности, жестокости, состоят из разнородных каст, которые, вероятно, распадутся на отдельные фракции и, если оставить их наедине друг с другом, начнут кровопролитнейшие гражданские войны».

Прибегая к излюбленному приему защитников Латинской Америки, Брэкенридж вспоминает, как скептически смотрели иностранцы на усилия отцов-основателей США. Впрочем, напоминает он, освободительная война против Англии, тоже не проходила гладко, но как Соединенные Штаты преодолели внутренние разногласия (во что не верили враги республики), так, думал автор, преодолеют их и молодые страны Латинской Америки. Повествуя об успехах революционеров, он верно предсказал освобождение Перу войсками Сан-Мартина[496 - Ibid. P. 24–29, 44.].

Признавая, что южноамериканцы хуже готовы к свободе, чем соотечественники автора в 1776 г., Брэкенридж замечает, что и они ближе к либеральному идеалу, чем любые европейцы, за исключением швейцарцев: «Американец всегда был свободным человеком; несмотря на тиранские меры, целью которых было задержать всеобщее процветание, он был свободен в силу самой природы его родной страны. Давайте не подражать эгоизму британцев, считающих себя единственным народом Вселенной, способным быть свободным. Давайте верить, что свобода бывает разная; Швейцария была свободной, Голландия была свободна, но каждая по-своему. Южная Америка тоже будет свободной, причем есть повод верить, что она будет столь же свободной, как и мы». Свобода, в отличие от рабства, не есть нечто исключительное, напротив, это естественное состояние человека. Более того, частью политической культуры самой Испании являлись не только деспотическая монархия, но и хунты (союзы), кабильдо (городские советы), наконец, конституция 1812 г.[497 - Ibid. Р. 14–21. Рядом Брэкенридж пишет: «Американцы повсюду – народ трезвомыслящий, мягкий в манерах, но терпеливый, храбрый и упорный».]

Брэкенридж переносит североамериканскую исключительность (наличие свободных земель, нехватка рабочих рук и относительное благосостояние народа, либеральное духовенство, наконец, относительное равенство) на весь континент в целом. Во всей Америке, указывал автор, явно преувеличивая, нет ни знати, ни толпы, а значит – не будет и почвы для междоусобиц, гражданских неурядиц, для аристократической фронды или охлократического террора времен Французской революции. Автор надеется, что патриоты Испанской Америки воспользуются полезным опытом Соединенных Штатов, обращает внимание читателей на изданные в Филадельфии переводы сочинений революции 1776 года и конституций, федеральной и штатов[498 - Ibid. Р. 17–19, 23–24, 30–31.].

Автор верит в скорый успех «пяти американских империй», особенно в том случае, если те «будут счастливо подражать мудрой политике Соединенных Штатов, открывая свободную торговлю со всеми нациями, принимая и терпя всех иностранцев; тогда их население скоро возрастет, а все ресурсы быстро пущены в дело». Промышленность, внутренние улучшения, предприимчивые иммигранты совершат подлинный переворот – и только тогда «открытие Америки действительно завершится» (курсив мой – А. И.). От такой перемены выиграет и Европа (в первую очередь Англия), но в первую очередь плодами успехов Латинской Америки воспользуется ближайший сосед – Соединенные Штаты. В отличие от многих современников, Брэкенридж не опасается конкуренции не только континентальной Европы, но и Англии; он не ревнив к ее влиянию, полагая, что места для торгового освоения континента хватит всем[499 - Ibid. Р. 22, 31–32, 40–42, 51–52.]. При этом он утверждал существование единого «американского интереса» против интереса европейского[500 - Ibid. Р. 34 passim.].

Вывод автора ясен – следует признать независимость (Брэкенридж смягчает выражения, говоря «установить официальные отношения») республик Ла-Платы и Чили, что, на взгляд автора, не является ни поводом к войне, ни нарушением суверенитета, но лишь увеличит международный престиж США. Именно Соединенным Штатам как государству более старому, населенному более однородным, активным и «в целом более просвещенным» народом, суждена роль «естественной главы Нового Света». Брэкенридж призывает Монро к более решительным действиям, тем более, что в стране царит политический мир: «Вашингтону была дана возможность добиться независимости одной половины Америки, я же искренне надеюсь, что Вам выпадет право признать независимость другой половины [континента]»[501 - Ibid. Р. 26, 37, 47–50.].

Менее чем через две недели после публикации памфлета его конспект с выводами напечатал “National Intelligencer”. В своем комментарии редакторы, впрочем, постарались остудить пыл Брэкенриджа, заметив, что администрации все же не следует торопиться с поспешными радикальными действиями[502 - National Intelligencer. October 28, 1817.].

Авторство памфлета было секретом Полишинеля. Его раскрыли в одобрительных рецензиях редактор “Richmond Enquirer” Томас Ритчи, а затем Найлс, а также связанная с Родни уилмингтонская газета “Delaware Watchman”[503 - Niles’ Weekly Register. Vol. 13. P. 181 (November 15, 1817); [Keller W. F.] Op. cit. P. 193.]. В 1819 г. и сам Брэкенридж включил текст памфлета в приложение к своей двухтомной книге о миссии, тем самым ясно признав, чьему перу он принадлежал.

Сочинение Брэкенриджа ввело автора в круг сторонников «южных братьев». Коммодор Дэвид Портер был целиком согласен с выводами памфлета и пригласил Брэкенриджа в свое поместье под Вашингтоном. Чтение подготовительных материалов к памфлету укрепило, по собственному признанию коммодора, его энтузиазм в отношении Латинской Америки[504 - Дэвид Портер – Генри Брэкенриджу, 26 июля 1817 г. – цит. в: Ibid. Р. 193.].

Ставя во главу угла «независимость Америки от Европы», Брэкенридж в своем сочинении приветствовал и автономию Бразилии, несмотря на ее монархический характер. Восстание 1817 г. на севере Бразилии, в Пернамбуку, он счел лишь сепаратистским мятежом, а не подлинным движением «патриотов» за освобождение всей страны[505 - [Brackenridge ?. М.] Op. cit. Р. 34–35.]. Меньше чем через месяц в Филадельфии вышел критический ответ. Анонимный автор (им был агент революционеров Пернамбуку в США Антониу Гонсалвеш да Круш, [ок. 1775–1833]), обвиняя «континентальную систему Европы» и португальский дом Браганса, упрекал Брэкенриджа в том, что тот отнесся столь скептически к республиканскому движению в Пернамбуку. Он сравнивал восстание против Жуана VI (1816–1826) с восстанием римлян против Тарквиния Гордого, швейцарских кантонов – против Австрии, наконец, самих португальцев против власти испанских Габсбургов, и призывал помощь собратьев-республиканцев[506 - [Gongalves da Cruz A.] Op. cit.].

Памфлет Брэкенриджа получил широкий отклик не только в Соединенных Штатах, но и в Европе. Он был дважды перепечатан в Лондоне[507 - North American Pamphlet on South American Affairs // Pamphleteer. L., 1818. Vol. 13. P. 35–83; L.: J. Ridgeway; J. Booth, 1818. В том же году в Лондоне вышел и памфлет против Брэкенриджа.] и издан во Франции в переводе самого аббата де Прадта с чрезвычайно высокопарным предисловием, чем автор крайне гордился[508 - Brackenridge ?. М. Recollections of Places and People in the West. P. 286–288. Брэкенриджу особенно льстило, что французский аббат счел его «мыслителем» европейского уровня.].

Одновременно с памфлетом Брэкенриджа свет увидела серия из семи писем за подписью «Лаутаро» (по имени героя арауканского народа, воевавшего против испанцев в XVI в.)[509 - National Intelligencer. September 30, October 2, 4, 7, 11,16,18, 1817. Первая публикация – в: Richmond Enquirer.]. Автором этих посвященных Генри Клею статей был уже упоминавшийся нами представитель одного из старейших и наиболее уважаемых мэрилендских семейств, почтмейстер Балтимора, редактор различных газет, пайщик каперских экспедиций и кредитор чилийца Карреры, зять судьи Блэнда Джон Скиннер[510 - Об авторстве: Дэвид Портер – Джоэлю Пойнсету, 23 августа 1817 г. – HSP. Joel R. Poinsett Papers. Vol. 2. Folder 2. Вряд ли кто-то охарактеризовал Скиннера лучше, чем Джон Куинси Адамс: «Бандит, патриот и филантроп так переплелись в нем, что я не могу смотреть на него без смешанного чувства отвращения и уважения» – MJQA. Vol. IV. Р. 516 (запись от 1 февраля 1820 г.).]. Отстаивая примерно те же аргументы, что и Брэкенридж (хотя и не столь талантливо), Скиннер выступал за признание независимости только Чили – страны, прославленной мягким климатом, храбростью арауканов[511 - О героическом сопротивлении арауканов испанцам Скиннер расскажет позднее под тем же псевдонимом: Lautaro. Of Chili; Idem. Araucana // American Watchman. B: National Intelligencer. July 23, August 4, 27, 1818.], наконец, общества расово однородного. Он стремился доказать, что правительство Буэнос-Айреса расколото и нестабильно, а в Чили видел слабое звено испанской власти – прорвется оно, и метрополии вскоре придется покинуть все свои владения в Новом Свете. В отличие от не связанного обязательствами Брэкенриджа, Скиннер, отстаивая признание независимости Чили, преследовал в первую очередь личные корыстные цели, свой интерес в победе Карреры.

Письма Лаутаро также вызвали громкую реакцию в прессе. Против их тезисов выступил корреспондент под псевдонимом «Фокион». Он пугал читателей осложнениями с Испанией и Англией, разгулом каперства в случае преждевременного признания независимости «южных братьев»[512 - National Intelligencer. December 2,1817; January 1, February 14,1818. Письма Фокиона появлялись также в “Richmond Enquirer”. Отдельное издание: The Essays of Phocion, on the Policy of the United States in Relation to the War between Spain andher Colonies. Wash., D.C., 1818.]. Некий «Янки» поддержал открытое признание и даже действенный «союз» с революционными правительствами, но критиковал каперство (может, он знал, кто скрывался за именем «Лаутаро» и чем он занимался) и говорил о необходимости соблюсти «строгий и беспристрастный нейтралитет». Неясно, впрочем, как «Янки» собирался сочетать нейтралитет с союзом[513 - Yankee. On South America // National Intelligencer. October 16, 1817.]. Защищая латиноамериканцев, на первое письмо Фокиона (и на другие скептические статьи) быстро откликнулся корреспондент, подписавшийся «Колумбиец», – очевидно, уже знакомый нам Торнтон, неоднократно использовавший такой псевдоним[514 - National Intelligencer. December 2,1817. Письмо Фокиона появилось в ежедневном выпуске газеты 1 декабря.].

Недавно Уильям Уикс, подробнейшим образом разбирая эти статьи, постарался показать, что за именем Фокион скрывался не кто иной, как сам Адамс. Думая, что их главный адресат – избиратели Юга, историк обвинил Адамса в лицемерии и политической интриге, направленной против Клея[515 - Weeks W. John Quincy Adams and American Global Empire. Lexington (Ky.), 1992. P. 97–99, 170, 208n.]. Но доказательство Уикса более чем шатко: оно основано лишь на уклончивом ответе Адамса португальскому посланнику Корреа да Серра, когда тот предположил авторство государственного секретаря[516 - MJQA. Vol. IV. P. 23–24 (запись от 22 ноября 1817 г.). Любопытно, что “Baltimore Patriot” и “Aurora” приписывали авторство писем Фокиона самому португальскому посланнику Корреа да Серре и филадельфийскому журналисту Роберту Уолшу – Philadelphia Aurora, December 13, 1817. В: Jose Correa da Serra: Ambassadeur du Royaume-Uni de Portugal et Bresil a Washington, 1816–1820. P. 343.]. На спорность тезиса Уикса указал Джеймс Льюис, высказав куда более убедительное предположение, что автором писем Фокиона был зять Монро Джордж Хэй (1765–1830)[517 - Lewis J. E., Jr. The American Union and the Problem of Neighborhood, 1783–1829. Chapel Hill (N.C.), 1998. P. 242n. Хэй уже пользовался таким псевдонимом, хорошо знал политику администрации, наконец, критически упоминал письма Лаутаро в переписке с Монро.].

В целом общество поддержало президентскую идею южноамериканской комиссии. Среди ее противников был разве что эксцентричный бостонский ультрафедералист старой закалки Кристофер Гор (1758–1827), критиковавший внешнеполитические назначения без консультации с Конгрессом и боявшийся войны «с некоторыми из важнейших европейских держав»[518 - Кристофер Гор – Руфусу Кингу, 21 декабря 1817 г. – The Life and Correspondence of Rufus King Comprising His Letters, Private and Official, His Public Documents and His Speeches. 6 vols. N.Y., 1900. Vol. VI. P. 87. Взгляды Гора на мировую политику явно претерпели изменения: в нач. 1800-х гг. он часто встречался с Мирандой и даже пытался помочь ему в организации освободительной экспедиции – Robertson W. S. Op. cit. Vol. I. P. 255, 262–263, 289.].

Тем временем отправка миссии задерживалась из-за болезни и смерти сына Сизера Родни. Раздосадованный событиями на Амелии, назойливостью латиноамериканских эмиссаров, разгаром газетной полемики, президент провел несколько особых заседаний кабинета, спрашивая в том числе, следует ли признавать независимость Ла-Платы и стоит ли вообще посылать комиссионеров. В итоге было решено комиссию все же посылать, а вопрос о признании отложить до ее возвращения[519 - MJQA. Vol. IV. Р. 13–16 (записи от 24,25,30 октября 1817 г.); Monroe J. [Notes for the Cabinet Meeting], October 31, 1817 – LC. James Monroe Papers. Series I. Reel 6.].

Воспользовавшись задержкой с отбытием, Брэкенридж успел опубликовать перевод речи верховного правителя Буэнос-Айреса Хуана Мартина де Пуэйрредона от 21 июля 1817 г. с комментарием, где доказывал, что этот политик – не «низкий тиран», а настоящий государственный муж[520 - National Intelligencer. November 11, 1817; Niles’ Weekly Register. Vol. 13. P. 185–189 (November 15, 1817). Перевод речи войдет и в приложение ко второму тому его книги о миссии.]. Впрочем, уже в своем памфлете Брэкенридж встал на сторону Пуэйрредона, защищая в том числе и его поведение по отношению к Хосе Мигелю Каррере[521 - [Brackenridge ?. М.] South America. Р. 42–43.]. Хотя Брэкенридж лично встречался с Каррерой в США, он не стал «карреристом», подобно Пойнсету, Портеру, Блэнду, Скиннеру и Ирвайну, и, видимо, питал определенные подозрения в его адрес еще до поездки в Южную Америку[522 - Idem. Voyage to South America, performed by order of the American Government in the Years 1817 and 1818, in the frigate Congress. Baltimore, 1819. Vol. I. P. 234–235. Уитекер почему-то записывает Брэкенриджа в стан «карреристов». На эту ошибку впервые указала Борнхольдт. См.: Whitaker А. Р. Op. cit. Р. 249; Bornholdt L. Op. cit. Р. 86?.].

Родни и Блэнд перед отплытием по поручению Монро дважды встретились с представителем Ла-Платы в США Мануэлем де Агирре, стремившемся добиться признания своей страны. Дипломаты отмечали решительную благосклонность общественного мнения США к борьбе Латинской Америки за независимость, что в итоге отразилось в идее президента направить комиссию. Одновременно они подчеркивали «честный нейтралитет» Соединенных Штатов, нежелание становиться на ту или иную сторону – и возможность торговать со всеми участниками конфликта[523 - Джеймс Монро – Сизеру Родни, 20 ноября 1817 г. – цит. по: Lewis J. Е.

Jr. Op. cit. Р. 108; Сизер Родни, Теодорик Блэнд – Джону Куинси Адамсу, 24 ноября 1817 г. – MHS. Adams Family Papers. Reel 440.].

Принимая предложение стать секретарем миссии, Брэкенридж превозносил Блэнда, утверждал, что хорошо его знает и что трудно найти более подходящего кандидата для поездки[524 - Генри Брэкенридж – Ричарду Рашу, 28 июля 1817 г. – цит. по: Keller W. F. Op. cit. Р. 182.]. Вскоре ему предстоит разочароваться в балтиморском судье, которого вели в Южную Америку собственные финансовые интересы. С самого начала Блэнд будет держаться особняком, давая более чем реальные поводы подозревать его в каких-то тайных намерениях. И действительно: Блэнд добился участия в миссии, в первую очередь, чтобы лично встретиться с Каррерой и вернуть четыре тысячи долларов (две тысячи долларов, выданные под 100 % годовых!), которые тот был должен его зятю Скиннеру[525 - Pereira Salas Е. La Mision Bland en Chile I I RCHG. Tomo LXXVIII (sept.-die. 1935). № 86. P. 90; Bemis S. F. Early Missions from Buenos-Aires to the United States, 1811–1824. Worcester (Ma.), 1940. P. 32n. Скиннер одолжил эти деньги в ноябре 1816 г., незадолго до отплытия Карреры из Балтимора.].

В этом и заключалась главная интрига Блэнда – убедить администрацию, что его одного необходимо отправить в Чили, так сказать, продлить миссию, но не тратить на это слишком много денег. Он писал Монро: «Чили само по себе кажется мне более важным, чем Буэнос-Айрес и Перу». Кстати, Блэнд предлагал президенту назначить секретарем миссии Бэптиса Ирвайна, служившего «карреристам» журналистским рупором[526 - Теодорик Блэнд – Джеймсу Монро, 15 ноября 1817 г., 14 апреля 1818 г. – LC. James Monroe Papers. Reel 6. Блэнд, впрочем, оговорился, что не возражает и против Брэкенриджа.].

Пропаганда Блэнда, Скиннера и Ирвайна оказала влияние даже на чрезвычайно осторожную бостонскую газету, которая сообщала, что во всей Испанской Америке только в Чили провозглашены и исполняются «подлинные североамериканские революционные принципы». Именно чилийские граждане «склонны к либеральной конституции и патриотизму», тогда как в других странах царят амбиции и жадность[527 - Columbian Centinel. June 18, October 11, 1817.].

В сложившейся обстановке Брэкенридж встанет на сторону Родни. Осторожный и опытный дипломат Грэхем старался остаться в стороне от раздоров и вообще принимать поменьше участия в работе комиссии.

В самом конце января 1818 г. комиссионеры достигли Рио-де-Жанейро. В Бразилии, где в то время размещался двор Португальской империи, им предстояло провести менее двух недель[528 - Brackenridge ?. M. Voyage to South America. Vol. I. P. 99 – 183.]. Посланник Соединенных Штатов Томас Самтер (1768–1840) симпатизировал Пуэйрредону и другим вождям Ла-Платы, но считал признание (и даже саму комиссию) преждевременной[529 - Ibid. Vol. I. P. 125–126.].

Отношение Брэкенриджа (и, видимо, других членов комиссии) к Бразилии было непростым – в нем сочетались восхищение перед американской молодостью и масштабом страны и обязательное для настоящего янки недоверие к монархии. Он пишет о недооценке страны в старой литературе, процветании Рио (с чьей гаванью может сравниться лишь Нью-Йорк), здоровье народа, высокой рождаемости, благотворном климате, отсутствии расистских предрассудков, росте коммерческого оборота, в том числе с Соединенными Штатами, хвалит свободу торговли и иммиграции, предвидит рост населения и освоение новых земель[530 - Ibid. Vol. I. Р. 118, 141–142, 153–157, 172–176. Кстати, в качестве одного из образцов новых исследований, проливающих свет на подлинное значение Бразилии, Брэкенридж называет труды русского путешественника и дипломата барона Г. И. Лангсдорфа (1774–1852).]. Ведь сравнивать показатели юной Америки и старой Европы – то же, что сравнивать «младенца-гиганта» и «взрослого карлика». Хотя автор не размышляет о возможном отделении Бразилии от Португалии, он рассматривает ее будущее как самостоятельной страны («империи»). Брэкенридж видел в Бразилии «тело и сердце Южной Америки» и сравнивал страну с Китаем, Россией и Соединенными Штатами, предвидел в ней «великую морскую державу» и соперника США.

Хотя комиссионеры пробыли в Рио совсем недолго, они успели посетить пышную церемонию возложения на сына Жуана VI дона Педру традиционного титула принца Бразилии. «Такой была первая коронация в Америке – будет ли она последней?» – риторически восклицал Брэкенридж[531 - Ibid. Vol. I. Р. 149–153. «Сколько нужно всякой чепухи, чтобы короновать монарха», – писал Генри Брэкенридж своему балтиморскому другу, издателю журнала“Portico”, а в скором будущем – переводчику сочинения Луиса де Ониса о Трансконтинентальном договоре 1819 г., врачу Тобиасу Уоткинсу (1780–1855) – цит. по: Keller W. F. Op. cit. Р. 200.]. Личное уважение к способному (по словам Самтера) королю и хорошее впечатление от аудиенции не могли изгладить республиканское презрение автора к монархии[532 - Ibid. Vol. I. P. 131–134.].

Именно монархизм объясняет, по мнению Брэкенриджа, отсутствие политической жизни (а следовательно – «деспотизм» правительства), «самое низкое состояние политической деградации народа», отсутствие того, что мы сегодня назвали бы гражданским обществом (public), слабое развитие печатного дела да и других искусств и ремесел. В конечном итоге, правда, автор даже не возражал против монархии, ведь будь Бразилия республикой, она стала бы еще более серьезным конкурентом США: «Короли медленно воспринимают прогресс (improvements) своей эпохи, их почти так же трудно цивилизовать, как наших североамериканских индейцев». Он советует развивать дружеские отношения с «этой растущей империей. Пусть делают, что хотят, со своим монархическим правлением; мы не ищем прозелитов республиканизма; достаточно знать, что наши собственные институты наиболее совершенны; у других есть то же право на такое же мнение и такое правительство, какое им лучше подходит»[533 - Ibid. Vol. I. Р. 130–131П, 142, 145, 153, 165.].

Затем комиссионеры направились в разоренный войной Монтевидео, где их ждали встречи не только с вождем местных патриотов Артигасом, но и португальским генералом Карлушем Фредерику Лекором (1764–1836), а также опальным чилийцем Каррерой и его другом Гильермо (Уильямом) Уайтом. Лекор плохо отзывался и о неуравновешенном режиме Ла-Платы, и о «свирепом дикаре» Артигасе, и о Каррере с его «смертельной враждой к правительству Буэнос-Айреса» и даже тамошнему народу[534 - Ibid. Vol. I. P. 232–233.].

Именно в Южной Америке Брэкенридж (и, видимо, Родни) окончательно потерял доверие в Каррере. Разочарованный военный вождь виделся секретарю миссии «скорее Кориоланом, чем Фемистоклом». Такое мнение сложилось у него не только на основании личного впечатления, но и по прочтении разбиравшегося нами «Очерка революций в Южной Америке» Паласио Фахардо, который был опубликован как раз в 1817 г.

В беседах с комиссионерами Каррера говорил об отчаянном положении революционеров, обреченности Буэнос-Айреса, а своих политических противников – Пуэйрредона, О’Хиггинса, Сан-Мартина – назвал «кучкой мерзавцев» (a pack of scoundrels). Брэкенридж разгадал, что многие статьи против революционных вождей Латинской Америки в прессе США исходят именно из круга сторонников Карреры[535 - Ibid. Vol. I. P. 234–240. Затем, уже в Буэнос-Айресе, Брэкенридж был потрясен радостной реакцией «карреристов» при вести о поражении Сан-Мартина и О’Хиггинса возле Тальки (16 марта 1818 г.). Зато, когда через несколько дней, пришли новости о блистательной победе Сан-Мартина при Майпу (5 апреля 1818 г.), окончательно завоевавшей свободу Чили, они не скрывали уныния – Ibid. Vol. II. Р. 301–302. Приветствуя освобождение Чили войсками Сан-Мартина, “Delaware Watchman” особенно отмечал его непричастность к казни братьев Каррера за участие в заговоре – Delaware Watchman (по материалам “Gazette Extraordinaire de Buenos Ayres”). В: Niles’ Weekly Register. Vol. 14. P. 367, 384–387 (August 1, 1818).].

Каррера даже хотел, чтобы комиссионеры предъявили правительству Буэнос-Айреса свой собственный иск к нему на сумму долга Скиннеру. Родни отказался вовлечь официальных представителей США в подобные склоки, но Блэнд решил оказать Каррере эту услугу как частное лицо[536 - Brackenridge ?. M. Op. cit. Vol. I. P. 240.]. В Буэнос-Айресе Блэнд предъявит иск кабинету, но деньги ему вернуть не удастся[537 - Bemis S. F. Op. cit. P. 30–33; Whitaker A. P. Op. cit. P. 162–163. Этот долг мог быть выплачен не только по иску Карреры к Буэнос-Айресу, но и по иску самого Скиннера к Чили.].

После шести насыщенных дней в Монтевидео корабль отплыл в Буэнос-Айрес – главное место назначения. Брэкенридж сразу полюбил республиканскую столицу, которая напомнила ему Новый Орлеан. Увидев Буэнос-Айрес, «прославленный престол свободы и независимости юга», публицист восклицал: «… им суждено разорвать цепи рабства, невежества и суеверий на юге так же, как мы сделали это на севере»[538 - Brackenridge ?. М. Op. cit. Vol. I. 276–277, 283.]. Одним словом, он чувствовал себя как дома на «земле свободы». Впечатления секретаря миссии разделял и ее врач, известный биолог Уильям Болдуин (1779–1819), заключавший в письме другу: «Между гражданами (members) Республик существует, как только что заметил мистер Брэкенридж, союз чувств и интересов, который подданные деспотизма никогда не могут ощутить – даже по отношению друг к другу»[539 - Уильям Болдуин – Уильяму Дарлингтону, 3 марта 1817 г. – цит. по: Keller W. F. Op. cit. Р. 204.].

В начале марта 1818 г. комиссионеры провели переговоры с революционным руководством Ла-Платы – верховным директором Пуэйрредоном и министром иностранных дел Гарсиа де Тагле. Родни и Грэхем сразу заявили о «самом дружелюбном расположении народа Соединенных Штатов» к революционерам Латинской Америки.

Грэхем заметил, что именно от отчета комиссионеров зависит признание независимости Ла-Платы. Это обстоятельство прекрасно понимали революционные власти. Принимая комиссионеров, Пуэйрредон говорил о восторге местных жителей перед США и единстве целей двух стран. Он подчеркивал, что оба государства «населяют одну часть света» (portion of the globe), что пример Соединенных Штатов окажется спасительным для Буэнос-Айреса. Впрочем, Пуэйрредон вынужден был признать, что его народ еще только находится в становлении (We are a people who are but just beginning to be).

Родни последовательно использовал ту же риторику республиканского единства Нового Света, что и Пуэйрредон, подчеркивая «общность дела», единство континента, «тот же дух свободы» Соединенных Штатов и Ла-Платы. Но единственным материальным выражением этой общности была трактовка администрацией США борьбы Испанской Америки за независимость как войны гражданской (где равны обе стороны), а не как мятежа или восстания (insurrection or rebellion); следовательно, несмотря на «строгий нейтралитет», корабли Ла-Платы принимались в портах США на тех же основаниях, что и испанские. Заметив, что послы Соединенных Штатов в Европе делают все, чтобы обеспечить благосклонность иностранных государств к Испанской Америке, Грэхем ясно выразил умеренные взгляды администрации: помощь может быть оказана только «влиянием и примером».

Стремясь произвести наиболее благоприятное впечатление, Пуэйрредон приказал приставить к комиссионерам почетную стражу, что к его удивлению вызвало недовольство комиссионеров – они понимали, что подобные почести не будут оказаны агентам Ла-Платы в США, а значит, от них следует отказаться.

В конце переговоров обсуждался и вопрос, осложнявший репутацию молодой республики в мире, – грабежи каперами Ла-Платы нейтральных судов. Гарсиа де Тагле отвечал, что правительство принимает все усилия, чтобы исправить положение, и даже направило боевой корабль проверять грузы судов под собственным флагом[540 - Harvard University. Houghton Library. Documents and letters by C. A. Rodney and others Relating to Argentina, 1818–1824. F. 1 – 31v. Как мы указывали в вводном разделе, дневник переговоров вел Брэкенридж, но сохранился он в бумагах Родни, который пользовался им для составления отчета. Сокращенное изложение опубликовано в: Brackenridge ?. М. Op. cit. Vol. I. Р. Р. 308 passim. О приеме миссии Пуэйрредоном: Baltimore Telegraph (по: Gazette de Buenos Ayres). В: National Intelligencer. June 30, 1818.].

В Буэнос-Айресе действия комиссии вызвали некоторое разочарование. Революционное руководство надеялось, что комиссия приехала с известиями о скором признании, а услышало лишь общие слова о сочувствии. Напоследок горожане решили показать, что значит подлинно южное гостеприимство, устроив в честь комиссионеров роскошный бал (присутствовало около 200 дам). Зала была с явным намеком декорирована флагами Соединенных Штатов и Ла-Платы, а оркестр играл «марш Вашингтона»[541 - Niles’ Weekly Register. Vol. 14. P. 325–326 (July 4, 1818). Бал состоялся 26 марта.].

В конце апреля комиссия покинула Буэнос-Айрес. Все ее участники, кроме Блэнда, отправились домой. Последний же, как и замышлял, поехал в Чили, описав перед тем в письме президенту свое впечатление о неустойчивости положения в Ла-Плате[542 - Теодорик Блэнд – Джеймсу Монро, 14 апреля 1818 г. – LC. James Monroe Papers. Reel 6; National Intelligencer. June 27, 1818.]. Впоследствии Родни говорил Адамсу, что тот покинул комиссию без его согласия, Грэхем же возражал: по его словам, Родни действительно сперва считал поездку ненужной, но потом все же согласился с планом Блэнда. К тому времени отношения между дипломатами стали крайне напряженными[543 - MJQA. Vol. IV. P. 159–160 (запись от 4 ноября 1818 г.).]. В Чили балтиморский судья встретился с О’Хиггинсом и другими политиками и убедился, что Каррера не пользуется среди них никакой поддержкой, что его «партию» боятся «столь же, или даже больше, чем роялистов»[544 - Notes on the Report &c. (запись от 7 июля 1818 г.) – MdHS. Furlong Baldwin Library. Bland Papers. Case В (Box 5); Pereira Salas E. Op. cit. P. 91 – 102. Блэнд прибыл в Чили 5 мая и уехал 14 июля.].

Действия комиссии привлекли широкое внимание североамериканских газет. Родни анонимно слал свои оптимистичные корреспонденции в “Delaware Watchman”. Политик опасался только того, что инициативу в делах «южных братьев» перехватит Англия, ведь все остальные «цивилизованные нации», «не исключая, увы, Соединенные Штаты», «преступно невнимательны» и «чрезвычайно невежественны в любых материях, относящихся к Америке»[545 - Delaware Watchman. В: Niles’ Weekly Register. Vol. 14. P. 209–211,261 – 263,288–289 (May 23, June 13, 1818). Esp. p. 262; National Intelligencer, June 25, 27, 1818.]. Он признавался, как преодолел собственные предрассудки по отношению к испанской культуре и католической церкви, хвалил освобождение рабов и другие мероприятия революционных правительств[546 - Ibid. Vol. 14 (August 22, 1818). P. 430–432. Письмо от 11 марта.].

Филадельфийская “Franklin Gazette” даже утверждала, что комиссионеры, возможно, получили инструкции заключить с Буэнос-Айресом наступательный и оборонительный союз против возможных атак Европы «на свободы Нового Света», и одобряла подобный шаг. Заметка “Franklin Gazette” попала в нью-йоркское издание Ирвайна “Columbian”[547 - N.Y. Columbian. July 3, 1818.]. Странно, но та же газета допустила странную оплошность, перепечатав также крайне благоприятную статью о Ла-Плате из враждебного «карреристам» “Delaware Watchman”, автором которой, видимо, был сам Родни. В ней подчеркивались внимание граждан Буэнос-Айреса к образованию, переводам североамериканской республиканской классики и их уважение к политическому опыту Соединенных Штатов[548 - Light in the South // Ibid. July 24,1818.].

Вся комиссия, включая находившегося в Чили Блэнда, вернулась в Соединенные Штаты в июле 1818 г. Общественное мнение было в целом готово к весьма благоприятным итогам дипломатического путешествия. Сообщая о прибытии Родни и Грэхема, норфолкские газеты указывали, что и тот, и другой считают правительство Буэнос-Айреса настолько устойчивым, насколько это вообще возможно в эпоху революции[549 - South American Affairs (в оси. no: Norfolk Beacon) // Niles’ Weekly Register. Vol. 14. P. 358 (July 18, 1818).]. “Delaware Watchman” даже считал признание Буэнос-Айреса, Чили и Венесуэлы неизбежным[550 - Delaware Watchman. July 18, 1818. Цит. в: Keller W. F. Op. cit. P. 214.].