Черные сны

– Нет, – Егору не понравилась натужная поспешность с которой он ответил. – Ничего подобного со мной не случается, – уже спокойнее сказал он.

– Ну да, ну да. Вы еще молодой, вам рано, – а глаза говорили совсем другое. В кабинете повисло тяжелое, неприятное молчание.

Глаза врача мерцали. Он словно «перебирал» ими Егора по косточкам. Не торопился, обмусоливал каждую. Молчание уже затягивалось до неприличия. А главврач все рассматривал Егора. Пальцы его в замке медленно шевелились. Воздух в кабинете словно затвердевал, сдавливал грудь. Дышать становилось все труднее.

– Видите ли, Егор Владимирович, – наконец, доктор расколол молчание. Егор почувствовал, что ему дышится легче, как будто сдавливающий глиняный панцирь осыпался. – Валентина Георгиевна, моя помощница, уехала в город за медикаментами и забрала печать. А вы собственно из-за нее, из-за печати здесь. Ожидаю с минуты на минуту. Если вас не затруднит, подождите внизу. Мне необходимо произвести плановый обход. Порядок знаете ли. Больные ждут. Старшая сестра спусти вам документы. – Доктор позволил себе улыбнуться. Егор ожидал увидеть хищный оскал, вампирскые клыки, но никак не сточенные почти до корней зубы. Он решил, что ему это показалось. Тень, свет, страх, жуть…

– Конечно, – быстро проговорил Егор, радуясь, что разговор, наконец-то закончился. – Хотя, – главврач вскинул руку и посмотрел на часы. – У меня есть минутки три, я бы мог угостить вас кофе. Хотите кофе?

– Нет, – Егор уже открывал дверь, и последнее слово произнес, повернувшись спиной к главврачу. Он прямо видел, как тот бесшумно, но юрко, как ящерица, влез на стол и готовится к прыжку. Егор поспешно закрыл за собой дверь. Захлопнул и выдохнул. Кровь отлила от лица. Ступая почти бесшумно, он быстро пошел по коридору к лестнице.

На первом этаже ощутил себя куда лучше. Он заглянул в коридор психиатрического отделения. Коридор был пуст, как и сестринский пост. Матовые светильники – шары ульями свисали с беленого потолка. Было тихо, как будто никого нет вовсе. Егору стало жутковато. На мгновение он и правда поверил, что один. Снова прислушался. Ведь должен же слышаться хоть какой-то звук. Он прочистил пальцем ухо. Безрезультатно. Приподнял голову и втянул воздух. Ощутил среди прочих грязный животный запах, который он чувствовал у Сивкова, у Коптевых, у Хазина.

В дальнем конце коридора скрипнула дверь, через мгновение появилась сухощавая фигура доктора в белом халате. Он сделал несколько шагов и остановился возле двери в палату. Распахнул ее, шагнул внутрь.

Егор повернулся и посмотрел вдоль светлой рекреации, ведущей в отделение для престарелых. Во всем здании по-прежнему сохранялась гробовая тишина. Слыша, как под подошвой скрипит песок, Егор прошел по длинному коридору с выкрашенными в холодный голубой цвет стенами, вдоль ряда высоких арочных окон и оказался в соседнем отделении. Та же самая картина. Голый центряк поблескивал начищенными полами, тени от решеток расчертили крашеные доски на квадраты. Егор постоял с минуту, пронзая пустоту взглядом. Обернулся на рекреацию, затем неуверенно воровато пошел по коридору. Доска под ногой скрипнула и тонкий писк, словно наступили на мелкого грызуна, разлетелся по зданию. Егор втянул голову в плечи и медленно убрал ногу с предательской половицы. Дождался, пока короткое эхо смолкнет и пошел дальше. Что-то было пугающее во всем этом, в той же самой тишине, в полумраке, кажущемся текучим у плинтусов и сгущающимся в глубине коридора, в холодных крашеных стенах, в печальных окнах поделенных решеткой на квадраты, в беленом больничном потолке. Егору все меньше верилось, что за дверями в палаты кто-то есть, но сознание твердило, что за ними люди, те, кого он с Варварой видел в прошлый раз. Но тогда почему тишина, почему молчат? На прогулке? Но тогда почему в психиатрическом отделении тоже тихо? В палатах должны находиться больные, иначе кого пошел осматривать доктор? Тем более там сумасшедшие. «Господи, почему так тихо? А персонал, повара, те два санитара, что помогали разгружать ГАЗель, где они?».

«Может, я сам схожу с ума?». Эта мысль показалось жутковатой, и по телу прошел неприятный озноб. Окружающая обстановка и атмосфера настойчиво навевали эту мысль. И доктор намекнул, не задержаться ли Егору в учреждении, как бы и основания имеются…

Желая избавиться от наваждения, он остановился напротив двери в палату и приоткрыл ее. В расширяющемся просвете он увидел сидящего на кровати человека. Егор ощутил, как напряжение уходит из тела, с облегчением вздохнул, но в следующий момент представшая картина заставила его вновь обеспокоиться. Шесть стариков: по три справа и слева от двери, каждый на своей койке, под высоким больничным потолком, неподвижно сидели в густом полумраке. Окна были задернуты. Лишь тонкая щель разделяла плотные гардины. Белки глаз, устремленные на Егора, поблескивали живым подрагивающим светом. Они смотрели на него и, казалось, ждали. Именно его они и ждали. Давно сидят на кроватях, словно их предупредили и они увидят нечто такое, что на всю жизнь запомнят.

Егор пристальней вгляделся в ближнего старика слева, ровно сидевшего на краю кровати, вцепившегося, словно птица, пальцами в перекладину. Его высушенное лицо с острым выпирающим подбородком было вогнутым. В полумраке Егор не сразу разобрал выражение мимики и глаз, но теперь он был уверен, что тот напуган. Одного за другим без стеснения он обвел взглядом, словно рассматривал экспонаты в музее. Все они были объяты страхом, встревожены и, словно чего-то ждали. Такие лица можно встретить возле кабинета стоматолога, из-за двери которого доносятся крики пациента.

Глаза постепенно привыкали к полумраку. Серые лица казались мертвыми, высушенными, насаженными на манекены. Если бы не дрожащий блеск в глазах, их вполне можно было бы принять за куклы. На столе, на полу, на тумбочках стояли клетки. Увидев их, Егор сразу ощутил острый собачий запах. В клетках кто-то был. Присмотревшись, он увидел чучелки птиц, сделанные из перьев и бусин. Подобные китайские подделки продаются на рынке.

Медленно, словно опасаясь спугнуть, Егор вытащил из кармана линзу и приставил к глазу. Сначала в полумраке он ничего подозрительного не обнаружил, но приглядевшись, оцепенел: по палате шныряли темными тушками безротые крысы с кожистыми шеями и головами. Их было так много, что разбегались глаза. Они бегали по полу, лазали по подоконнику, по столу среди продуктов, по кроватям, под кроватями, карабкались по стенам, занавескам, спинам, рукам, ногам стариков, сидели у них на плечах, на коленях, на головах. И были они в основном мелкие, не те здоровые, которых Егор наблюдал у Сивкова и Коптевых. – Господи, – прошептал Егор побледневшими губами.

– Заберите меня, – услышал он картавый тонкий голосок. Егор опустил руку с очками и посмотрел на старика с вогнутым лицом. Глаза того налились слезами, набухшие капли дрожали на краю век. Остальные мумиями продолжали смотреть на Егора в тревожном ожидании.

– Да, да, конечно, – шептал Егор, пятясь и закрывая за собой дверь. – Что же это такое выдохнул он, не зная, что делать и что думать. Сердце рвалось из груди, ненормальность происходящего превращалась в безумие. Он сам начинал путаться. Либо себя считать за сумасшедшего, либо происходящее чем-то невообразимым, яслями для подрастающих тварей, а стариков их кормом.

Желая убедиться, он подбежал к следующей двери, приложил очки к глазу и приоткрыл буквально на сантиметр. Старушка с зализанными назад редкими седыми волосами, завернутая в байковый халат, попавшая в сектор обзора, сидела в полумраке, неподвижно на краешке кровати и смотрела, не моргая, прямо на него. На ее груди черным медальоном висел, вцепившись в ткань халата паскудник, а его присоски тянулись к ее лицу. Егор опустил руку и осторожно прикрыл дверь. Он стоял опустошенный, не зная, что делать. В голове, словно в щитовой от высокой нагрузки «искрило» и «коротило». Рука сама подтянулась к лицу, линза неаккуратно обмотанная по краю пластырем со свисающей резинкой от плавательных очков остановилась напротив глаза.

Они были везде. Бегали по коридору, по стенам, некоторые забирались даже на потолок. Они играли, дрались, сцеплялись в клубок, рассыпались, догоняли, подпрыгивали. Один паскудник впритирочку пролетел с ботинком Егора. Они его не боялись. Другой серой тенью отскочил от плинтуса, убегая от своего крупного сородича, устремился к Егору. Егор поднял и топнул ногой. Под подошвой чвакнуло. В страхе и каком-то омерзительном ожидании увидеть под ботинком месиво из шерсти и плоти, он поднял ногу. Ничего подобного он не увидел. Лишь россыпь серого пепла. Точно такого же крупного и жирного, какой валил на сгоревший дом и сад. Егор не верил своим глазам. Рука, удерживающая линзу тряслась, стала неимоверно тяжелой. Он не замечал, что губы его дрожат, а на лбу выступила испарина. Глаза вылизали из орбит. – Что же…что же… это такое? – шептал, опускаясь на колено. Трясущимися пальцами взял щепотку пепла и растер на пальцах. Кожа окрасилась в темно – серый цвет с черными прожилками. – Боже мой.

Егор выпрямился и обвел взглядом коридор. Существа мельтешили, перебегали от стены к стене, карабкались по батареям. Он поднял голову. Одна тварь сидела на потолке прямо над ним, неестественно, как-то хищно вывернула голову на лысой морщинистой шее и глядела на него своими большими сферическими глазами. Короткие отростки по краям морды выдвинулись и пульсировали. Егор снова перевел взгляд вниз. Поднял вторую руку, и натянул резинку на затылок, не замечая боли от наматывающихся и рвущихся волос. Некоторое время стоял неподвижно, смотрел, затем резко поднял ногу и с силой опустил. Послышался удар каблука о деревянные доски и чваканье. Другую поднял ногу и опустил. Чваканье. Они превращались в пепел и вились в завихрение за ботинком. Егор наращивал темп. Их было так много, что он почти не промахивался. Постепенно он вошел в раж и уже ничего кругом не замечал. На его лице проступил звериный оскал, глаза горели безумным огнем. Он плясал в диком танце на середине коридора, в круговороте пепла, вращая головой и с силой ударяя подошвой по деревянному полу.

Он не слышал шагов, не замечал двух человек, остановившихся в дальнем конце коридора и, наблюдавших за ним.

– С вами все в порядке? – Егор не расслышал слов главврача, – Егор Владимирович! – громче окликнул Ермолаев, остановился в двух метрах от Егора, сложил руки на груди и озабоченно наклонил голову. Теперь Егор услышал. Вздрогнул и несколько секунд стоял неподвижно. Он смотрел в пол, осознавая свое поведение, и в каком нелепом положении его застали. На мгновение представил, как это выглядит со стороны тем более в психиатрической больнице и ему показалось вполне нормально, если не считать маленькой детали: он еще не пациент.

– Егор Владимирович, – вновь послышался в воцарившейся тишине голос главврача. – У вас все хорошо?

Егор неспеша выпрямился, все еще не глядя на доктора. Он судорожно соображал, что ответить? Сказать, «да», или «все хорошо» будет как-то слишком неправдой для психлечебницы. Здесь, пожалуй, все так отвечают на подобные вопросы. Но ничего другого он придумать не мог. Какая причина могла побудить вести себя, подобным образом нормального человека? Не мог же он признаться, что сейчас по полу бегают десятки, если не сотни паскудников. Выигрывая время, он медленно стянул с головы свое приспособление. Собирая его пальцами в ладонь, стараясь заграбастать, как можно больше и тем самым сделать его незаметнее. Волосы, высвобождались из-под резинки, лохматились, топорщились соломой в разные стороны. Прижимая руку к телу, воровато спрятал очки в карман куртки.

– В общем-то да, – проговорил Егор, – видите ли я представил, что у меня под ногами бегают крысы, большие жирные крысы. У меня сильно развито воображение.

Егор нащупал логическую и правдоподобную нить и с осторожностью тянул ее, опасаясь порвать.

– У вас здесь такая тишина во время обхода, в коридорах пусто, ну я и решил размяться, так сказать, вспомнить детство. Кто в детстве не воевал с монстрами? У кого они большие у кого маленькие. У меня вот крысы. Вы разве доктор никого не представляли, когда были маленькие? – Егор пригладил непослушные волосы. – Ни с кем не воевали? – довольный оправданием Егор улыбнулся. Уверенность вновь возвращалась к нему.

– Бывало, бывало, – сухо сказал главврач, продолжая глазами подозревать Егора в чем-то большем, чем в поведении, не соответствующем для нормального взрослого человека.

– Дурачусь я, – уже совсем оправившись от шока, говорил Егор, укладывая топорщащиеся волосы на затылке и растягивая губы в наивной детской улыбке. – Мрачно здесь у вас, – он обвел взглядом полутемный коридор. – Свет что ли включили бы.

– Да, вы правы. Все мы можем себе позволить некоторые дурачества, только лицо у вас было, как будто вы совсем не дурачились. – Он «насаживал» Егора на холодные спицы своих глаз, стараясь проткнуть до самой сердцевины. Повисло неловкое молчание. Стало слышно, как тихо в здании. Егора опять посетило ощущение, что за дверью никого нет. Даже испытал зудящее желание открыть ближайшую и убедиться.

– Экономия. Электричество много сжирает нашего и без того худого бюджета, – снова заговорил доктор. – Валентина Георгиевна, привезла печать. Надежда Викторовна, – не сводя взгляда с Егора, врач немного повернул голову к стоящей позади старшей сестре, словно боялся выпустить его из поля зрения и потерять контроль над ситуацией, – передаст сейчас вам документы. Ваш автобус отправляется через двадцать минут. Можете идти на остановку. Советую успеть на этот рейс, другой будет только завтра. – Помедлил и добавил. – А то вдруг не отпустим, – главврач криво и недобро усмехнулся, показывая свои стертые зубы. – В шестой палате свободная койка имеется. – Он то ли подмигнул, то ли моргнул одним глазом, развернулся и, не оборачиваясь быстро зашагал по коридору. Сестра торопливо подошла к Егору, окатила холодом серых глаз, сунула в руки папку, развернулась и поспешила за доктором. Она догнала его и шла немного позади. «Начальник и вертухай», – мелькнуло в голове у Егора. Ее шаги – метрономы путались с поступью доктора и уже не имели ту четкую, размеренную силу. «Как я мог их не услышать?» – подумал Егор, глядя им вслед.

Они свернули за угол, и Егор остался один в полутемном коридоре с притихшими, окоченевшими от страха стариками в палатах, с шныряющими повсюду паскудниками. Ему стало жутко. Показалось, еще немного задержится и что-то случится страшное. Тени у плинтусов, во впадинах дверных проемах, в дальнем конца коридора начали сгущаться. Он уже не видел торцевой стены. Она скрылась в темноте. Что-то шевелилось в этом мраке, ползло, прижимаясь брюхом к полу.

Егор не заметил, как звук шагов смолк, и бывшая валяльная фабрика погрузилось в тревожную тишину. По спине и рукам у Егора побежали мурашки. Он еще раз вгляделся в напирающую темноту и потом уже не медлил. Развернулся и быстро пошел к выходу. Он несколько раз обернулся. Темень остановилась на границе света, проливающегося из зарешеченного окна на посту дежурной сестры, и как ему показалось, с сожалением смотрела в след.

Он словно вынырнул из глубины, выбрался из топи. Свежий воздух, здесь он был прохладным, чистым легко вдыхался, струился по легким, как горный ручей по камешкам. Хищная темень казалась неприятным наваждением. Егор обернулся и посмотрел на захлопнувшуюся за ним дверь – тяжелую дубовую с вставками, резьбой и переплетами. Она так плотно сидела в пазах, что казалось, на самом деле обманка. Выпустила его, но обратно уже не пустит, накрепко пригнела к косякам и в петлях.

Егор отвернулся и поискал глазами автобус. Серое небо низко нависало над землей. Всклокоченные тучи снизу были ровными, словно обтекали невидимый стеклянный колпак, заключивший в себя землю. Вокруг ни души. Холодный ветер гнул высокую траву. За кованной с наконечниками оградой в пожухлом поле на распаханном колесами пятаке одиноко стоял автобус. Егор вытащил из кармана мобильник и посмотрел время: в запасе оставалось пятнадцать минут. Он сбежал с лестнице. Под подошвой хрустела кирпичная крошка. Казалось, крыльцо не подметали давно. Да и в целом здание выглядело брошенным. Некошеная трава по обе стороны от асфальтированной дороги, криво уложенный бордюрный камень, наросты мха и «тимофеевки» в трещинах придавали месту необитаемости.

Он свернул за угол и сразу увидел приземистое кирпичное одноэтажное строение с шиферной крышей и узкими зарешеченными оконцами под самым карнизом. Оно находилось в метрах тридцати от дороги. В поникшей траве, слипшейся от дождя, нельзя было разглядеть тропинки. Никого кругом не было. Егор сомневался, что здесь работает цех по производству клеток. По растрескавшейся отмостке он обогнул угол фабрики, прошел вдоль стены из красного, местами черного пережженного кирпича, с неаккуратными цементными швами в кладке и через сорок шагов оказался у запасного входа с разгрузочной площадкой, где в прошлый раз шофер – узбек припарковал ГАЗель с гуманитаркой.

Ощущая на себе десятки взглядов, Егор обернулся. Все окна первого и второго этажа были плотно задернуты шторами. Это не успокоило. Егор отвернулся и пошел дальше по направлению одноэтажного строения. Тропинки так и не нашел, пришлось идти по расквашенной автомобильными покрышками глине. Ступая, как цапля, выискивая более – менее сухие островки, он, наконец, подобрался к деревянным воротам из серых выгоревших досок скрепленных ржавыми железными полосами. Строение выглядело старым и мрачным под стать фабрике. Егор попытался заглянуть в щель между досок – темень. Потянуло неприятным сальным запашком. Продвигаясь между кирпичной стеной и высокой мокрой травой, стараясь не испачкаться, он прошел по едва заметной тропинке к другому концу вытянутого здания. За стенами слышался какой-то гул и временами скрежет. Обогнув цех, Егор увидел дверь, обитую оцинкованным листом. Взялся за железную ручку и потянул на себя. Дверь с тонким скрежетом отворилась. За ней была темнота. В нос пахнуло густым запахом псины.

Осторожно ступая, Егор погрузился в полумрак коридора.

– …да. Понял, – услышал он прорывающийся сквозь гул мужской голос и в следующую секунду из-за угла вынырнул рабочий в комбинезоне. Он на ходу убирал в нагрудный карман мобильник.

От неожиданности Егор вздрогнул. Страх парализующей волной прошелся по телу и затих в области затылка. Волосы на голове зашевелились. Свет бил из распахнутой двери в лицо незнакомцу. Егор сразу обратил внимание на его глаза. Они были бесцветные точ в точ, как у старика Коптева, когда от них отвалилась тварь. Сначала они показались Егору совсем белыми, как теннисные шарики, но по мере того, как тот приближался, они прояснялись. По краю радужки прорисовывался тонкий кантик, расширялся и приобретал серый оттенок. Черная точка зрачка увеличивалась и скоро стала размером с бисерину.

– Какого рожна, – прохрипел пожилой мужчина. Его голос был таким же бесцветным, как и глаза. Неожиданно из-за его спины возник еще один человек. Это был молодой парень лет двадцати пяти неопрятный, с длинными грязными волосами, бледный, худолиций с розовым приплюснутым мокрым носом и воспаленными веками. Его глаза, как и старика постепенно проявлялись. Он смотрел в упор на Егора и не моргал. Казалась, жуткая вонь, затопившая коридор исходит именно от него.

– Извините, – мямлил Егор пятясь. – Мы, вернее Жанна Евгеньевна попросила узнать, а она жертвователь вашей больницы, вернее вашего, нашего дома престарелых. Она просила узнать, – Егор в подтверждении слов потряс папкой с документами. Мужчины медленно шли вперед, словно выплывали из полумрака коридора и, не моргая, смотрели на него. Егору казалось, что они не понимают слов, они даже не двинули глазами, чтобы посмотреть на папку, а все пялились на него.

– Вот, – он снова потряс папкой, – она просила узнать. – Егора не покидало ощущение, замолчи он, и они набросятся и никто его здесь не услышит и не поможет. Хотелось развернуться и кинуться бежать, сломя голову.

Он коснулся правым плечом раскрытой двери. Резко с испугом обернулся, понял, что спасен, развернулся, выскочил из цеха и помчался напрямик к асфальтированной дороге через мокрую высокую траву, по рытвинам и скользкой земле. Обернулся тогда, когда оказался на асфальте и почувствовал себя в безопасности. Дверь уже была наглухо закрыта. Никакой погони он не обнаружил.

На ходу почистил ботинки об асфальт, оставляя жидкие ошметки. Не сбавляя темп, неуклюже, наклонившись вперед, крепко прижав левой рукой папку к боку, правой отряхнул брючины от налипшей мокрой травы. На повороте еще раз обернулся, посмотрел на застывший пейзаж. Искал глазами подтверждение жуткой сцены: приоткрытую дверь, привалившегося к стене мужика в комбинезоне, глядящего ему в след, притиснувшуюся к окну худую физиономию с розовым мокрым носом. Не единого намека.

Егор свернул за угол, быстрым шагом прошел вдоль кирпичной темной стены, кидая косые взгляды на панорамные окна коридора, соединяющего отделения. Он очень не хотел увидеть в одном из них главврача или сестру, наблюдающих за ним.

Автобус стоял на остановке. Завидев пассажира, шофер шевельнулся. Что-то внутри машины звякнуло, стукнуло, она вздрогнула и заурчала ровным рокотом.

– Спасибо, что дождались, – сказал Егор, поднимаясь в распахнутые двери. Толстый лысоватый шофер кивнул, взялся за большое рулевое колесо, вывернул влево. Автобус взревел и сдвинулся с места. Когда машина сделала круг по глиняному расквашенному кольцу и встала на обратный курс, двери с шипением закрылись. Егор прошел в конец салона и сел на заднее сидение. Закинул руку на спинку кресла и посмотрел через окно на удаляющееся и уменьшающееся в размерах мрачное здание с круглым кольцом циферблата на центральной башне. Фабрика постепенно серела, тускнела, приземлялась и сливалась с лесом, стоящим за ним сплошной стеной. Егора подбрасывало на кочках и рытвинах, мотало из стороны в сторону, а он все никак не мог отвести взгляд от бывшей валяльной фабрики. Ему казалось, здание тоже взирает на него черными квадратами своих зарешеченных окон, и было в этом угрюмом взгляде, что-то злопамятное.

Егор развернулся и сел ровно только тогда, когда лечебница скрылась за лесной грядой. Что-то было во всем этом нехорошее. Сильное впечатление от посещения довлело над ним мрачной тенью. Все от сестры – куклы с шагом метронома, проницательного доктора со стесанными зубами, затравленных стариков, рабочих с белыми глазами, отсутствие персонала и до старого пережженного кирпича, из которого были сложены стены фабрики, казалось «невсамомделешным», декорациями к какому-то фильму ужасов.

Не замечая того Егор теребил край куртки. Его сосредоточенный невидящий взгляд упирался в порезанную спинку впередистоящего сиденья с выколупанным поролоном, надписью шариковой ручкой на коричневом дерматине «ШАЙБА». Мысли вихрем носились в голове, рвались в лохмотья, вязались и закручивались в новую «пургу». «Надо же что-то делать. Что-то делать. Надо делать. Так нельзя… оставлять… «Они их подселяют», вновь в голове слышался голос покойного Сивкова. «Это все паскудники. …они мне все сны выпили, паразиты. По ночам спать не дают. Посмотри на мои глаза». В голове всплыл образ пенсионера с крошками в усах и выцветшие глаза, наполненные отчаянием. «А я-то дурень, думал, что у него крышу сносит. А он правду говорил…за что и поплатился». Как Егор не старался, но белое нависающее рыбье брюхо с вяло шевелящимся плавником, не замечать не мог. Она двигается всегда в одном ритме. Плавное движение по восьмерке полупрозрачной перепонке с косными лучами виделось где-то на краю зрения и раздражало. Особенно сейчас, когда он старался сосредоточиться, намереваясь прийти к важному решению.

Мешала и дорога. Мысли, словно дробь в банке, подпрыгивали и мотылялись вместе со скрипучим автобусом. «Надо выяснить, есть ли они у вдовы, хотя нет. Я перехватил клетку. У Богдана, у Хазина, черт бы его побрал со своими марками, ведь клетка есть и воняет псиной. У Кокушкина? Надо еще у Вариных посмотреть. Хотя нет. Она меня за психа держит. Ну и черт с ней. Видела бы она, что здесь творится…Нет, она сюда со мной не поедет. И надо же было Алксееву препереться со своими тестами прямо на работу. Специально, гад, чтобы меня опустить, чтобы все меня чокнутым считали. Все теперь знают, что я того. Он добился своего. Дурак я, надо было Варю сюда вести, а не к Сивкову. Чуть подождать и сюда. Тогда бы она точно убедилась. Хотел бы я посмотреть на ее лицо. Блин, а мы ведь были с ней здесь, ходили среди этого рассадника и я чувствовал запах, точно чувствовал, только не было капитанских очков. Вот черт, невезуха. Я бы ей показал. Вот она бы увидела. Черт, черт. Может попробовать ее позвать? Нет. Точно не поедет. Она так на меня посмотрела. И я себя вел как идиот. Какого дьявола полез за тумбу, только напугал ее. Женек меня сразу на фиг пошлет, заикнусь только о паскудниках. Ему нельзя. Никому нельзя. Они все, как Варя. Меня в дурку раньше посадят, чем я с ними покончу».