Кира в стране дирижаблей

Но Влад и не думал останавливаться.

– Какой ты мерзкий, – фыркунла Кира, видя в нем сейчас только лишь своего брата. Но тут же что-то заставило ее посмотреть с другой стороны, и она, сменив тон, спросила. – Что с тобой?

– Что? – Влад глядел перед собой.

– Я же вижу, что что-то не так. Тебя будто что-то мучает.

– Ты меня мучаешь тем, что таскаешь по выходным к незнакомым людям, пытаясь доказать свою правоту. Правда – это, конечно, хорошо, но не всем она нужна и не всегда. Хотя, наверное, это не тот случай… в общем, не обращай внимание, моя жизнь соткана из противоречий, и я давно с этим смирился.

– Тебе нравится себя жалеть, – Кира покачала головой, – ты хочешь быть тем самым «лишним человеком», «непонятым героем». Но такому образу место только в книгах.

Мимо них проехал черный автомобиль без опознавательных знаков. Водителя было не видно за темными стеклами, но Кира и Влад не вообще не обратили внимания на машину. Они смотрели в другую сторону – на озеро.

– Вот оно, а ты говоришь, мы не там едем…

Они выехали к водному разливу, на глади которого искрилось солнце. Кира подумала, что на самом деле и вода, и небо бесцветные, можно сказать безликие, но отражаясь друг в друге, они порождают эту сверкающую синь – и наверху, и под ногами – и на нее хочется смотреть пока не заболят глаза.

И она, и Влад – это тоже такое небо и вода, которые отражаются друг в друге, и наполняются жизнью только вместе. Но в то же время, они никак не могут соединиться, находясь по разные стороны линии горизонта. И только ниточки дождя связывают их то тут, то там в редкие моменты пасмурных дней. А что есть дождь, если не слезы? И все дни вместе с падением «Мирного», смертью Эрика, нервозностью и страхом за их расследования – это пасмурные дни. Пасмурные, но счастливые. И зато они вместе.

Гряды облаков протянули белые хлопчатые пальцы к лучам, но обожженные, отдернули их, уволакивая за собой тень, позволяя солнцу освещать дорогу к дому мадам Дюбуа.

Это оказался небольшой домик с черепичной крышей, поросшей мхом, плющом на стенах и аккуратным садиком за каменной оградой. Буйство цветов на кустарниках заставило Влада поморщится и чихнуть. Не потому, что у него была аллергия, просто как-то само собой так вышло.

– Будь здоров! – крикнула Кира, выходя с другой стороны машины.

Калитка была открыта, и они вошли в сад. Вдоль тропинки цвели розы. Названий других цветов Влад не знал, и пусть только Кира попробует теперь упрекнуть его в том, что он сноб. Снобом не может быть тот, кто не разбирается в цветах. Потому что снобы, как правило, по совместительству джентльмены. А он не считал себя ни тем, ни другим. Хотя и понимал, что в обоих случаях ошибается. Ему не хотелось думать о себе хорошо, признавая все свои достоинства, и поэтому он думал о себе плохо, но думая о себе так, Влад упивался подобными мыслями. Кира раскусила его, ему нравилось быть «несчастным, романтическим героем» или, как она сказала, «лишним человеком» с гордо поднятой головой и рукой на горячем сердце. Она раскусила его, а значит победила, сломала его защиту от самого себя и от внешних угроз. Перед ней он был безоружен. И поэтому любил ее, и поэтому был сейчас с ней в этом саду.

А она, беззаботная девочка в летнем платьице, даже не подозревая о своей силе, так непринужденно повернулась к нему и задала глупый вопрос, который его бесил и умилял одновременно.

– Когда-нибудь у нас будет такой дом? – спросила Кира с надеждой в голосе.

И пусть сколько угодно говорят, что девушки не падки на цветы.

– Не знаю, – настроение у Влада было совсем не романтичное. Его редко покидала тревога и плохое предчувствие, и даже легкость Киры не спасала его. Потому что даже с ней рядом, он оставался самим собой. И хотя он понимал, что быть самим собой – это самое правильное, что есть в мире. Тот, кем он был, ему не нравился. Влад хотел измениться, но не знал, как.

И сейчас он напрягся, предчувствуя угрозу. Они играли против графа – а противника более коварного придумать очень сложно. Но из-за этой легкости и беспечности, покоряясь Кириной красоте и молодости – всему тому, чего в себе он уже не видел – именно из-за этого он выбрал ее. Сделал ставку на сестру. Она так прекрасна, и поэтому она не может проиграть.

– Слишком тихо, – настороженно сказал Дракула-младший, глядя на бесшумно порхающих бабочек от одного яркого пятна на кусте к другому.

Путь преградила старая деревянная дверь. Кира позвонила в звонок, в доме вторя движениям ее пальца раздался металлический отзвук. Но, кроме этого, ничего не произошло.

– Позвони еще раз? – посоветовал Влад, и Кира так и поступила.

– В тубдиспансере сказали, что она уже пожилая… к тому же она пережила крушения дирижабля и потом лечила осложнения в легких… может она медленно ходит или…, – рассуждала Кира.

Но Влад уже толкнул дверь, и она поддалась, приглашая незваных гостей внутрь, однако те не спешили и пока остались на пороге, настороженно переглянувшись.

Никто ничего не говорил, потому что пока говорить было не о чем, однако теперь уже и Кира начала бороться с плохим тревожным чувством внутри, зная при этом, что оно уже никуда не денется.

Влад сделал первый шаг, и дом принял его полуденным прохладным сумраком. Кира, ступая след в след, как на минном поле вошла за братом.

– Ау! Есть здесь кто-нибудь? – крикнул Влад в пустоту.

Он наступил на что-то мягкое и, посмотрев вниз, увидел раскрытую книгу. Тут же валялась еще одна, и еще. На ковер был опрокинут горшок с цветком. Крупицы черной земли забились в ворс.

Обогнув диван, Влад увидел истинный вид ухоженного снаружи дома – разбросанные на полу тряпки, упавший торшер, разбитый стеклянный столик. Обшивка дивана была распорота. По ковру в спальню тянулся кровавый след.

– А старушка похоже не сильно следила за чистотой, – попытался пошутить Влад.

– Ты издеваешься? – Кира смотрела на этот натюрморт широко раскрытыми глазами.

Влад аккуратно, чтобы не задеть первозданность обстановки, прошел к спальне и заглянул внутрь.

Кира выжидающе смотрела на его.

– Ну… это точно не туберкулез… – Влад пожал плечами.

Девушка пересекла гостиную комнату за три больших шага – под туфельками захрустели осколки стекол – и отстранив брата, сама заглянула в спальню.

На широкой кровати со смятым покрывалом лежал труп пожилой женщины. Кровь заляпала одежду, белое жабо жалобно сжалось покрытое темными пятнами. Лицо выражало смятение и ужас. Окоченевшие руки заканчивались кулаками.

– Она боролась… она защищалась… – Кире было трудно говорить, но она себя пересилила. – Смотри, они не взяли украшения. На ней кольцо… и сережки… наверняка золотые. Такая женщина бижутерию не наденет…

Влад расчехлил фотоаппарат, который взял по просьбе сестры, и сделал несколько снимком с разных ракурсов, несколько общим планом, пара крупных. Пленка наполнялась изображениями порезов и синяков, закатившихся глаз и изуродованного криком о помощи рта, травмами от падения и травмами, нанесенными ножом.

– Надо уходить, вдруг скоро приедет полиция, – он озабоченно посмотрел на сестру, которая в свою очередь разглядывала лицо дамы.

– Да никто за ней уже не придет…

– Все равно, здесь нам уже ничего не сделать.

Но Кира не двигалась. «Эти уроды не просто наносили увечья, они издевались, мучили женщину» – Кира видела следы пыток и почему-то чувствовала себя причастной к убийству. Будто она сама с удовольствием резала старую, морщинистую плоть.

– Кир, ты была права, ее убили. Последнего свидетеля убили. Доказательства у нас есть. А теперь нам надо уходить.

Кира стояла, как статуя.

– Кира! – позвал Влад, хватая ее за плечи. Когда он развернул сестру к себе, то увидел, что она плачет.

– Пожалуйста, давай уйдем отсюда, – она прижалась заплаканным лицом к груди брата.

36

Человечество знает лишь один способ бороться со смертью, которая крадется по пятам, в какой бы угол от нее ни прятался. И способ этот – жить. Жить жадно, жить изо всех сил, жить, даже если сил почти не осталось. И Кира с Владом жили в ту ночь друг другом, раз за разом становясь просто телами телам до тех пор, пока обессиленные не повалились на кровать – жить друг другом, жить чтобы не думать. Насмехаться над смертью с помощью секса. Плюнуть смерти в лицо: «Эй, смерть, еще немного и мы победим тебя тем, что зародим новую жизнь, стоит только захотеть!».

Глумиться над смертью, а на самом деле бежать, бежать, бежать от самих себя… Потому что уже невозможно развидеть труп старой женщины в загородном доме… Потому что Кира, закрывая глаза, видела кровавый след на полу, помнила холодные руки и страдальческий взгляд мадам Дюбуа…

Так они лежали в обнимку почти без мыслей и без сил, дополнив друг друга до подобия совершенства, которое возможно лишь на пике, апофеозе существования.