Кира повернула голову к Владу.
– Почему ты никогда не говоришь, что любишь меня?
– Что? – не сразу сообразил он. – А… ну… Разве тебе мало того, что ты это и так знаешь?
– А может я не знаю.
– Правда хочешь знать почему? Я не умею любить той чистой, отдающей любовью, о которой написаны книги. В моем случае это низкое чувство. Моя любовь жадная, эгоистичная. Беспощадная любовь. Я не умею отдавать, и мне хочется брать человека, всецело подчиняя его своей страсти. Понимаешь? Я, наверное, почти чудовище, которое в первую очередь чувствует ревность и тревогу из-за возможности потерять, и только потом нежность и все остальное… Если я признаюсь тебе в любви, тебе же будет хуже. Если я признаюсь тебе в любви, это будет начало конца…
– Так не бывает, Влад. Точнее, может и бывает, но не в нашем случае. Не забывай, что мы ведь еще и брат и сестра. Да и ты не такой… – помолчав она спросила. – А ты любил до этого?
– А это имеет значение? – ответил он вопросом на вопрос. – Достаточно того, что есть сейчас.
Он поднялся, показывая, что больше ничего не скажет на эту тему, и в подтверждение своих слов бросил:
– Я хочу шоколадного молока. Тебе принести что-нибудь с кухни?
– Нет, – Кира отвернулась.
Когда через несколько минут Влад вернулся в спальню, молока у него не было.
– Знаешь, важнее ведь не слова, а действия… – он поймал Кирин удивленный взгляд. – Отец уехал. Слуги спят. А у меня есть это.
Он разжал кулак, в котором был ключ. Жизнь полна сюрпризов. Иногда нужно выйти за шоколадным молоком, чтобы вернуться с ключом от тайной комнаты.
– Откуда…? – Кира посмотрела на него, ничего не понимая.
– Давай я отвечу честно? Я всегда знал, где его достать. Но не говорил тебе. Пойми, что он мой отец. Я люблю его. Но увиденное сегодня заставило меня передумать… А может дело в другом… Не знаю… Но, если ты права, нам надо остановить моего отца. Пойдем в кабинет и поищем доказательства.
Кира смотрела ошарашенно, но спорить не было смысла. Это их шанс.
«Да уж, – думал Влад, – как самому кого-то убивать, так ничего. А труп старухи меня так разжалобил? Наверное, я лицемер и предатель, раз меняю сторону по своей прихоти. Или все эти разговоры о любви подбили меня на это?». На самокопание не было времени, но Влад все же спросил:
– Ты никогда не думала, что мы плохие? Что на самом деле мы не совершаем добро?
– Не знаю, а как думаешь ты?
– Ну я-то вообще никогда не считал себя хорошим, но в моем случае… В общем, люди, которые считают, что они добрые и честные, вызывают у меня много подозрений…
– Может мы и не добрые, но мы стоим на стороне добра, я в это твердо верю. Добру придется смириться, что мы на его стороне. Потому что больше никто не принял его сторону. Мы тут одни.
– Если у добра такие защитники, как мы, то оно обречено… – он кисло улыбнулся.
– Серьезно так считаешь?
– Я часть той силы, что вечно хочет благо и вечно совершает зло! – произнес он нараспев вместо ответа, накинув черный пиджак на одно плечо. Рукава при этом жесте затрепетали на ветру.
– Позер! – фыркнула Кира.
Спустя несколько минут они уже копались у дверной скважины, пытаясь отворить дверь.
– А где твой отец? – прошептала Кира.
– Улетел, размахивая перепончатыми крыльями, пить кровь девственниц!
Кира посмотрела на его исподлобья. Этот взгляд говорил: «Ты совсем дурак?»
– Да не знаю я! На каком-то приеме или срочном заседании… – дверь наконец поддалась, и Влад толкнул ее плечом. – Главное, что тут его нет!
Кабинет пустовал, но Кире от этого было не легче. Не покидало ощущение, что в любую минуту граф действительно влетит на крыльях или сконсистируется из темноты. Эта тревога подстегивала ее. Молодые люди бросились перебирать бумаги на столе и папки в шкапах. Наконец, Киру осенило:
– Тут есть сейф?
– Ну конечно! Вот тут в шкапу… – Влад распахнул дверцу и, надавив куда-то между книг, навалился на полки. Те тяжело отползли в сторону, открывая проход в смежную комнатку без окон. – Я здесь прятался в детстве, хотя заходить сюда было запрещено… – Объяснил Влад.
Из комнаты на незваных гостей смотрел черный железный куб. Смотрел и насмехался.
– Вот и сейф…
– И что дальше…? – Кира взглянула на Влада, надеясь, что он также быстро разгадает и эту загадку.
– Вопрос, конечно, риторический, – Влад ответил Кире взглядом, который можно было трактовать как: «Сама понимаешь, дело непростое», но поняв, что она ждет от него каких-то действий, сел на корточки перед дверцей с кнопками.
– Четыре символа! – заключил Влад, решив, что это уже прогресс.
Прошла минута тишины. За окном шумела листва.
– Есть варианты? – спросила Кира жалобно.
– Так. Ну, конечно, это день рождение любимого сына! – Влад сказал первое, что пришло в голову, с такой злой самоиронией, что сам чуть не расхохотался. – Так… ноль, три, ноль, три. Нет, не подошло, странно… Впрочем, на что я рассчитывал…? Что тогда? Один, девять, один, четыре… снова нет. А я думал, что речь о Мировой войне. Тогда-а… Да, черт! Кира, есть варианты? Нет? Тогда четыре шестерки… твою ж! Значит… четыре тройки? Вот гадство! Все нули? Проклятье!
– Стой. Я знаю этот тип замков. У моего отца был такой, хотя тайн у него не было, и он отдал его мне. Смотри. Тут не четыре символа. Точнее тут как раз четыре символа. То есть могут быть буквы, но в числовом эквиваленте. Например, порядковый номер «А» – один, но начиная с «И» – числа двухзначные. Я в детстве зашифровала свое имя. Вот так. – Кира ввела комбинацию. – 12-10-18-1.
Дверь плавно открылась.
– Твое имя? Почему отец поставил на код твое имя? Как это объяснить? – Влад поднял непонимающий взгляд.
– Может, потому что речь о событиях, которые связаны со мной…? в этом все дело…? Речь ведь о «Мирном», на котором летела именно я… версия слабая, но другой у меня нет… но сейчас это неважно!
Они склонились над большой шкатулкой – единственной узницей сейфа. Замка на ней, слава богу, не было. Крышка открылась. Внутри лежали стопки бланков похожие на медицинские документы. Кира взяла первый и попыталась прочитать:
«Рп лхмйхртз щъзшамкц чцфцбхртз тзчръзхз Т. Ц. Щршцътрхз:
Хзщ чцлкцхжмъ щрудхгс щмймшц-пзчзлхгс ймъмш. Хзл хзфр шзпцфтхыурщд циузтз, чгъзмфщж умъмъд хзл ъыязфр, эцъж цямхд хм эцямъщж ъмшжъд пмфуё рп йрлы. Хц ъыфзх чцйщёлы… Щъшзххзж, зхцфзудхзж чцкцлз луж еъцкц йшмфмхр кцлз. Циузяхцфы чцтшцйы хмъ тцхюз. Ж кцйцшру тзчръзхы, яъц хыохц йпжъд [тышщ] хз ёк, яъциг чшр щчыщтм ймъмш игу йщъшмяхгф, яъц ыфмхдаруц иг хзаы щтцшцщъд. Цшрмхършцйзъдщж й ъзтыё чцкцлы хмйцпфцохц… Чшрщъычру т цижпзххцщъжф лмоышхцкц аышфзхз. Хмщы йзэъы…»[9 - Нас подгоняет сильный северо-западный ветер. Над нами разомкнулись облака, пытаемся лететь над тучами, хотя очень не хочется терять землю из виду. Но туман повсюду… Странная, аномальная погода для этого времени года. Облачному покрову нет конца. Я говорил капитану, что нужно взять [курс] на юг, чтобы при спуске ветер был встречным, что уменьшило бы нашу скорость.Ориентироваться в такую погоду невозможно… Приступил к обязанностям дежурного шурмана. Несу вахту.]
– Боже что это за каракули?! – не выдержала девушка.
Влад пристально вглядывался в поток букв. Глаза его сузились от напряжения.