Спортивное пиратство для начинающих

– Ты не понимаешь, дорогой персонаж. У того, что он мне предложил, нет цены. Ни один призрак в мире не в силах пред таким устоять. Это просто не в нашей власти… Билет на «Фауста» в парижскую Гранд-Опера?. На нас, призраков, это действует, как валерьянка на котов. Я даже не понимаю, как ему удалось раздобыть здесь, в Сан-Януарио, столь могущественный артефакт.

– На правах жителя и знатока Парижа, судари мои, – вмешался д’Арманьяк, – вынужден заметить, что здание Гранд-Опера? там ещё не построено.

Призрак огорчённо всплеснул руками.

– Так ведь и опера «Фауст» ещё не написана!.. Вот потому я и не понимаю, как ему это удалось.

– Связи. На самом верху, – сказал мистер Тич и выразительно посмотрел в низкий потолок каземата. – Ну так что, нужен тебе билет?

– Нужен, – сказал призрак чуть слышно.

– И если я тебе его отдам, клянёшься ли ты никаким способом, методом, приспособлением, действием или бездействием не помогать и не способствовать тому, чтобы Питер Фаулз, а равно и члены его команды – в каком бы то ни было виде, состоянии или форме – покинули пределы самого глубокого каземата Сан-Януарио в настоящий или же отнесённый в будущее на не подлежащий уточнению срок момент времени?

– Да-да, клянусь… Простите меня, персонажи. Теперь вы сами по себе…

Призрак взял протянутый ему мистером Тичем конверт и стыдливо растаял в воздухе. Во всяком случае, мне хотелось бы верить, что сделал он это именно стыдливо.

По утверждению часов д’Арманьяка, на дворе стояла глубокая ночь. По утверждению же глаз и ушей моих, глубокая ночь здесь, в каземате, стояла круглосуточно. Мрачные думы переполняли меня, не давали провалиться в спасительный и столь желанный сон. Неужели Тич прав?.. Неужели я и впрямь всех нас погубил?..

Тишина вокруг была такая, что сомнений не оставалось: товарищи мои тоже не спят, а лишь притворяются. И лишь где-то в углу скребла мышь.

Как буду смотреть я им в глаза завтра?.. И послезавтра, и всю оставшуюся вечность?.. И как буду смотреть я в глаза Дженни, смотреть в которые не буду уже никогда?.. Будь проклят тот день, когда решил я стать пиратом, будь проклят день, когда приехал в Сан-Януарио, будь проклят чёртов призрак и будь во веки веков проклято это растреклятое неугомонное животное!..

Целясь на звук, что было сил запустил я в угол ботинком. Эффект превзошёл все ожидания. С грохотом посыпались камни и цветистая брань д’Арманьяка. Заверещал попугай.

– Призрак! – заорал Патрик.

– Ура-а-а, мы спасены! – заорал Крюк.

– Да нет, не наш призрак!.. Настоящий!.. В смысле – другой!

– Тогда – а-а-а, мы пропали!

Из стены камеры, едва различимый в тусклом свете коридорного фонаря, торчал молочно-белый сгусток неясной формы и природы. Сгусток вибрировал, извивался и напряжённо кряхтел.

– По-моему, он… оно… застряло…

Едва успел я это произнести, как вновь посыпались камни. С чпокающим звуком сгусток отделился от стены и рухнул на пол. Теперь стало ясно, что прибыл он сюда, протиснувшись сквозь узкий лаз. Да и не призраком он оказался, а высоким, бледным как покойник стариком. Но даже возраст, худоба и цвет лица не в силах были скрыть могучего некогда телосложения. Бороду без единого тёмного волоска он мог бы легко заткнуть за пояс, если бы его белая – точнее, грязно-белая – хламида до пят была чем-нибудь подпоясана.

Старик обвёл нас полубезумным взглядом, в раздумье потёр лоб, исполинской глыбой уходящий ввысь от мясистого крючковатого носа, и разочарованно всплеснул руками.

– Да что ты будешь делать, опять промахнулся!

Покопавшись в бороде, он вытащил свиток пергамента, сплошь покрытый письменами и рисунками, приложил к стене и начал вносить какие-то исправления.

– У вас есть план побега из каземата? – боясь поверить своей надежде, спросил я.

– Не болтай ерунды, юноша, – сказал он, не прекращая чертить. – Зачем, объясни на милость, мне понадобился бы план каземата, если я помню его наизусть, как таблицу алхимических элементов Эльфекехальаруба ибн Мендаля?.. Уж не говоря о том, зачем мне отсюда сбегать?.. Глупости, юноша, глупости… Просто меня вдруг осенило, что если взять множество счётных досок, находящихся в разных частях света, и соединить их меж собой так, чтобы даже при разрушении её части система в целом оставалась работоспособной…

Он смешался и быстро свернул пергамент.

– Положительно, я родился не в своё время.

Грустно покачав головой, старик достал из бороды часы, глянул на них и, словно кролик в нору, шмыгнул обратно в лаз.

– Вперёд, – скомандовал я, устремляясь за ним, – всем следовать за белым стариком!

Изнутри толща стен каземата напоминала сыр: невольный наш провожатый то и дело заныривал во всё новые и новые тайные ходы и лазы. Изо всех сил работал я локтями и коленями, стараясь не упустить из вида голые мозолистые пятки, что служили мне единственной путеводной нитью во мраке. Влево, вправо, вверх, вниз, наискосок, по диагонали… С трудом сдерживал я головокружение и уже начал опасаться, что так, неровён час, мы пролезем насквозь всю земную твердь, когда в глаза вновь ударил свет. Мы вывалились из стены в небольшой комнате, уставленной странными механизмами, пюпитрами с раскрытыми фолиантами, укутанными тканью мольбертами и книжными шкафами. Старик укрылся за каким-то сооружением, напоминающим детскую лошадку на колесиках, и встревоженно зыркал на нас оттуда.

– Что?.. Ну что вы ко мне привязались? Заняться вам больше нечем? Хулиганы!

– Лоша-а-адка… – зачарованно протянул д’Арманьяк. – Сударь мой, вы позволите?.. Я так давно не был в седле!

– Сам ты лошадка, – голос старика немного потеплел. – А это – эквестроцикл, удивительное изобретение, что навсегда изменит лицо человечества и распахнёт пред ним сияющие горизонты свободы перемещения в пространстве… Ладно уж, попробуй.

Упрашивать д’Арманьяка не требовалось. Одним лёгким движением оседлал он эквестроцикл, поставил ноги на выпирающие из его боков изогнутые рычаги.

– Но-о-о, пошла!

Механизм заскрежетал, тронулся с места и покатился по кругу.

– Извините, – сказал Патрик, – а что если сделать её менее массивной? И поставить на два колеса… Тогда число цепей, приводящих колёса в движение, можно будет сократить с четырёх до двух. Или даже до одной.

Старик распушил бороду и фыркнул от возмущения.

– Два колеса? Что за невежественная ерунда! Сразу видать, ничего ты, юноша, в механике не смыслишь. Если их будет два, то конструкция попросту упадёт. Об этом ты подумал?

– Это всё очень интересно, – сказал я, – но почему, вместо того, чтобы спасаться самим и спасать Дженни, мы обсуждаем механических лошадей?.. И кто вы вообще такой?

– Ах вот оно что, вы же просто не знаете, кто я… Ну да ничего, сейчас затрепещете от ужаса и наконец-то оставите меня в покое.

Он откашлялся и заговорил, подвывая:

– Содрогнитесь, несчастные, ибо стоите пред лицом наикровожаднейшего и наибеспощаднейшего пирата прошлого, настоящего, будущего и других грамматических времён! Грозы морей, океанов и внутренних водоёмов. Ни один человек в здравом уме не отважится бросить мне вызова. Никто не сумеет одолеть ни на воде, ни на земной тверди, ни в газообразн… Нет, это уже лишнее… Проще говоря, я капитан Монте-Винчи.

Патрик вежливо поклонился. Д’Арманьяк со счастливой улыбкой продолжал крутить рычаги лошади.

– Плюнуть некуда, чтоб в наикровожаднейшего не попасть… – буркнул Крюк вполголоса и добавил уже громче: – Если ты такой ужасный, то почему в каземате сидишь?

– Что, не страшно? – Монте-Винчи огорчённо вздохнул. – Подзабыл я уже, видать, как это делается… А с казематом всё правильно, никакого противоречия. Это ведь в честном бою меня одолеть нельзя. Но чёрные языки куда страшнее абордажных сабель. Я пал жертвой клеветы, произвола властей и коррумпированной судебной системы… Ох уж тот юнга… Самому дьяволу крючкотворства душу запродал, не иначе… Написал такой донос, что меня арестовали по подозрению в пиратстве. В пиратстве, вообразите только!.. В Сан-Януарио!.. Меня!.. Это как если бы римляне арестовали Цезаря по подозрению в императорстве!.. А я ведь его почти сыном считал, корабль ему мой хотел в наследство оставить, «Чёрную кархарадон кархариас»…

– Будьте здоровы! – сказал Патрик.

– А я и не чихал, юноша. Это латинское название. Благородное существо, которому оно принадлежит, неучи, вроде тебя, именуют «большой белой акулой».

– Стойте, стойте! – вскричал я, поражённый внезапной догадкой. – То есть вы хотите сказать, ваш корабль назывался «Чёрная белая акула»?.. А юнгу… Юнгу звали Клинт?!

– А, так вы знакомы?.. Ну-ка, расскажи поскорее, как он там?.. Вырос, поди? Обо мне говорил что-нибудь? Вспоминает меня? Скучает?