Спортивное пиратство для начинающих

Патрик, до ушей залившись краской, молча изобразил нечто среднее между приветственным кивком и реверансом.

– Кто. Эти. Люди? – тон Дженни не предвещал этим людям ничего хорошего.

– Это моя пиратская команда, – сказал я с тяжёлым сердцем.

– Питер Фаулз, ты чёртов идиот.

К счастью, говорила она теперь гораздо спокойнее. И гораздо увереннее, к сожалению.

– Во-первых, я не дурацкий, – обиженно сказал призрак, являясь по обыкновению из ниоткуда. – Во-вторых, я не его призрак, а свой собственный. В-третьих, вы, персонажи, могли бы хоть чуточку благодарности проявить. Стараешься ради вас, стараешься, ночей не спишь… У вас, между прочим, и вода и еда на исходе. И даже ром. Нет, мне просто интересно: а дальше-то вы что собирались предпринять, не доставь я сюда эту юную леди?

– Что?! – рявкнула юная леди. – То есть предполагается, что я их ещё и кормить должна?.. И не надейтесь. Я вам не сестра милосердия. Сейчас я эту команду идиотов, так и быть, оттуда вытащу. А дальше пусть что хотят, то и делают.

– Нет, но какая женщина… – сказал Крюк. – Валькирия!

– Я всё слышу. И у меня тут есть топор, предупреждаю. И верёвка.

– Угу. И она умеет ими пользоваться, – печально кивнул я.

Будто в подтверждение моих слов, на нас посыпались куски дерева. Щель в потолке быстро расширялось. Лишь только обрела она способность пропустить сквозь себя человеческое тело, к ногам моим упал конец верёвки. Подёргав за неё, я убедился: закреплена надёжно. Поплевал на ладони, ухватился, начал подтягиваться. Патрик вознамерился меня подсадить. Совместные усилия наши привели к тому, что я вдруг обнаружил себя оседлавшим его шею. Некоторое время покачивались мы в неустойчивом равновесии, затем обрушились на пол.

– Ох, горе ты моё… – Дженни, наблюдавшая сверху за нашими эволюциями, страдальчески качала головой. – Я что ж, опять тебя на себе вытягивать должна?.. Хотя погоди-ка… Тут рядом какой-то корабль причалил. Схожу к ним за помощью.

Стыдно мне было настолько, что поначалу я даже не понял, о чём она толкует. Затем страшное подозрение сверкнуло в мозгу.

– Дженни, подожди!.. Остановись!.. Паруса!.. Какого цвета у него паруса?

– Хм… Я бы сказала, что по исходной задумке они должны были быть антрацитовыми, но в реальности это что-то ближе к маренго с переходом в айгенграу и лёгкими нотами кафе нуар.

– А сейчас это на каком языке? – спросил Крюк.

– Не очень уверен, но мне кажется, что в переводе это означает просто чё… Чёрные паруса?!.. Дженни, стой!.. Не приближайся к нему!.. Беги!

– Хвала богам, Питер, что я не состою в твоей так называемой команде и твоим – противоречащим друг другу, надо заметить, – приказам не подчиняюсь. Не болтай ерунды и жди здесь. Сейчас вернусь.

Переубедить Дженни в чём-либо и в лучшие-то времена было задачей, превосходящей возможности человеческие. Мои возможности, во всяком случае. Отчаяние заставило меня вцепиться в верёвку, дюйм за дюймом погнало вверх непослушное тело. Руки проскальзывали, мускулы разрывались от напряжения. «Ну!.. Давай же, – упрашивая я себя, – ещё один рывок!.. Держись, Дженни, я уже иду!..»

Из последних сил впиваясь ногтями в дерево, выполз я на солнечный свет. Несколько секунд лежал на животе, судорожно хватая ртом воздух. Поднял голову, огляделся.

Крошечный, едва возвышающийся над водой рукотворный островок. Вот всё, что осталось от «Росинанта». Длинная сходня вела к причалу. Ещё недавно путь на берег преграждала жёлтая лента с вышитой надписью «Не пересекать!» Сейчас она была порвана.

Из бухты Сан-Януарио на всех парусах уходила «Чёрная белая акула» капитана Клинта. Со стороны же города приближался вооружённый до зубов отряд стражников.

– Помогите! – кричал я, бросаясь им навстречу. – Похищение!.. Клинт, он… Задержите его!.. Не дайте выйти из…

Ловко и умело сшибли они меня с ног, уронили лицом вниз на землю.

– Капитан Питер Фаулз, вы обвиняетесь в злонамеренном оставлении места водно-транспортного происшествия, попытке уничтожения и сокрытия улик, – стражники уложили в мешок брошенный Дженни топор, – и сознательном воспрепятствовании осуществлению правосудия. Именем губернатора и по приказу его секретаря вы и члены вашей команды арестованы!

Пока мне вязали руки, тщетно силился я извернуться, чтобы ещё раз глянуть в море. Туда, куда уходила теперь уже едва различимая «Акула». Туда, куда уходила от меня Дженни.

Глава шестая. Как сидеть в темнице сухой и строить хитрые планы

Похожая на увеличенный в размерах гроб каморка без окон. Куча грязного тряпья на полу. Три стены из грубого, поросшего мхом и плесенью камня. Проржавевшая решётка с запертой дверью на месте стены четвёртой. По другую её сторону – тусклый масляный светильник и уходящий во мрак коридор.

Безучастный ко всему, неотрывно смотрел я в пол самого глубокого каземата Сан-Януарио. Патрик, не останавливаясь ни на секунду, метался из угла в угол – пять шагов туда, пять обратно – и бормотал:

– Должен же быть какой-то выход, должен же быть какой-то выход…

– Не мельтеши, – сказал Крюк, переворачиваясь на другой бок и зарываясь в тряпьё, – мешаешь.

– Чему?.. Чему?!

– Думать. О вечности. Которую нам тут предстоит провести.

– Пфф!.. Скажете тоже, сударь мой… – д’Арманьяк беззаботно подкрутил ус. – Впрочем, понимаю. В вашем возрасте я и сам жутким пессимистом был. Как сейчас помню: посадили меня, значит, впервые в Бастилию. А во времена те, смею доложить, тюрьмы нынешним не чета были. Строго всё. Маску железную сразу же надеть изволь, и больше одного слуги при себе иметь не разрешают. Вот я по неопытности и загрустил. Оно ведь как получилось?.. Только-только я тогда в Париж приехал и в мушкетёры поступил. Но сразу же себя на отлично зарекомендовал, король мною премного доволен остался. На квартире же состоял у куафёра одного старого. От него, кстати сказать, искусство это и перенял. А у того жена, понимаете ли. Марианной звали… Лет на двадцать его младше. Ну и втрескалась в меня до беспамятства. Ясное дело, я ж тогда орёл был: усы, шпага, ростом едва не восемь футов, с лошадью если… Уж я её и убеждал, и уговаривал, нехорошо это, мол, неправильно… А та ни в какую!.. Бегает за мной, что твоя собачонка. Тут-то её добрый товарищ мой, граф де Ланфра, тоже из мушкетёров, и заприметил. И, представьте себе, судари мои, влюбился как мальчишка… Лилии, помню, всё ей дарил. Едва-едва умом на этом не повредился: как где лилии увидит – так прямо не раздеваясь в пруд лезет и ну рвать охапками!.. И всё Марианне тащит. Мы его за это меж собой «лильским палачом» прозвали. Она же и носом не ведёт: желаю, мол, только д’Арманьяка, и весь сказ!.. Де Ланфра, бедняга, тут и загрустил. Придёт ко мне, знаете ли, вечером, заберётся с ногами на диван, в плед укутается, плачет и шоколад ест. Разнесло его с этого шоколада так, что перевязь шпаги сходиться перестала. Пришлось её простой буйволиной кожей надставлять. А потом и того хуже вышло: в религию ударился. Буду, говорит, аббатом. И что бы вы думали, судари мои?.. И впрямь уехал в монастырь. Тут кардинал тогдашний оказией воспользовался и стал его охмурять. Подучил супротив меня и короля гнусную политическую интригу возвести. В чём она заключалась, я, признаться, так и не понял, но драка, доложу я вам, была славная!.. В наши дни таких замечательных драк и не встретишь… В общем, очнулся я уже в Бастилии. Марианна, как о том прознала – это уж опосля мне рассказывали, – со всех ног к де Ланфра кинулась. И как пошла его корить да попрекать… Что ж ты, мол, негодяй этакий, натворил?.. Тот разом в себя пришёл, одумался и во всём раскаялся. Созвал верных товарищей-мушкетёров и пошли они, значит, на приступ, меня освобождать. Пока же шли, добрые парижане на них посмотрели да и решили, что по всей стране началось. И вот вообразите себе картину: выводят меня, как обычно, в мяч играть. Гляжу со стены, а на площади перед Бастилией – Марианна моя. Раскраснелась вся, шаль цветастую с себя стащила, над головой ею размахивает. Кричит: «Свободу д’Арманьяку, свободу!» Подле неё де Ланфра в гражданском платье и с мушкетом. А за ними… Народу, народу… Страшное дело!.. И все тоже такие: «Свобода, свобода!.. Веди нас, Марианна!» Король, лишь только прознал о том, перепугался весь. Подать мне, говорит, сюда графа д’Арманьяка, что так хорошо себя зарекомендовал, пусть бунтовщиков разгонит. Меня, ясное дело, в чинах сразу восстановили, шпагу вернули. Ну, я и разогнал всех… Только вот с Марианной нехорошо вышло. Я уж в качестве благодарности собирался шпагу и сердце ей предложить, а на неё там, на площади, словно затмение какое нашло. Сатрапом обругала и прислужником кровавого режима. Знать, сказала, меня больше не желает, а вместо этого уходит создавать с графом де Ланфра катакомбную революционно-семейную ячейку. И так, верите ли, решительно за дело это принялась, что я, как в отставку вышел, сразу же поспешил сюда перебраться. Ибо чует моё сердце: коли и впрямь во Франции беспорядки сделаются, оттяпает мне моя Марианночка голову за милую душу… Так что, судари мои, уж поверьте стариковскому опыту и волноваться не извольте. В самом скором времени какие-нибудь друзья всенепременно прибегут нас освобождать.

– Нет у нас здесь, в Сан-Януарио, никаких друзей, – решительно и зло, дабы не показать, что готов вот-вот заплакать, сказал я, – никто нас освобождать не будет.

– И кто же в этом виноват?.. А, Фаулз?

Мистер Тич вышел из теней коридора и остановился перед решёткой нашей камеры.

– Кто же плюнул в протянутую руку дружбы?.. Ну хорошо, пусть дружбу я тебе и не предлагал. Но вот уж что предлагал точно, так это предостережение и дружеский совет. Этого ты отрицать не можешь. Совет, который разом бы избавил и тебя самого, и – главное – тех, кто тебе дорог, от всех проблем и неприятностей. Потому что это и есть моя работа: хранить от бед Сан-Януарио и его обитателей. Пусть даже временных.

– Ага, конечно… Кабы так было, ты бы сейчас не болтал, а искал Клинта. Это из-за тебя Дженни оказалась в его лапах!

– Вот как? Из-за меня, значит. Очень хорошо. Стало быть, это я помчался за тридевять земель, туда, где указанная особа пребывала в совершеннейшей безопасности. Стало быть, я впутал её в эту историю и притащил сюда… Хотя погоди… Или же это был кто-то другой, а?.. Что ж до Клинта, то почему ты решил, будто я его не ищу? Смею напомнить: я единственный в Сан-Януарио человек, который хоть как-то – в меру своих ничтожных сил и возможностей – стремится пиратское безумие остановить. О, если бы мой голос был услышан!.. Никакого капитана Клинта здесь бы уже и в помине не было. Но ты ведь не желаешь меня слушать, Фаулз. И никто не желает. Видишь ли, в чём тут дело… Вы, пираты, – эгоисты. Вам некогда задуматься о благе окружающих. Мало того, если окружающим не посчастливится встать на вашем пути, вы, всё так же не задумываясь, перережете им глотку.

– Ха!.. И это говорит тот, кто без колебаний обрёк нас на мучительную голодную смерть!

– Вот, пожалуйста. Наглядный пример. Да, я не могу назвать себя добрым человеком. И если обстоятельства к тому вынуждают, готов карать по всей строгости закона… Закона, подчёркиваю!.. Но, в отличие от пиратов, вовсе не стремлюсь к бессмысленной жестокости. Скажи-ка, Фаулз, ты никогда не задумывался, откуда там, в трюме, взялся сундук с едой? Тебе это не показалось странным?

– Ты хочешь сказать, что…

– Да. Хочу. Именно так. И знаешь, почему я это сделал? Потому что я полагаюсь на здравый смысл. Он-то мне и подсказал, что произойдёт: рано или поздно примчится ваш дорогой призрак, начнёт вам помогать, наделает глупостей и тогда… Тогда вы свалитесь ко мне в руки, как перезрелый плод. На полностью законных основаниях, прошу заметить. А хочешь знать, что здравый смысл подсказывает мне сейчас?.. Скоро ты вдруг вспомнишь, что у тебя есть попугай, и с криком «ах, милый призрак, спаси-помоги!..» помчишься совершать новые глупости. Что ж, не трудись. Я сэкономлю тебе время… Эй, призрак, тебя не затруднит явиться?

Призрак казался смущённым и почему-то избегал встречаться со мною взглядом.

– Слушайте, персонажи, тут некоторая проблема возникла… Мне на какое-то время придётся из сюжета исчезнуть. Безотлагательная поездка, знаете ли… Ничего не могу поделать.

В отчаянии вцепился я в решётку.

– Но Дженни… Как же она?!.. Чем этот негодяй тебя запугал?

– Ах, если бы!.. Чем можно запугать призрака? Я бы и сам с больши?м удовольствием понаблюдал, как он меня будет вешать или сажать в тюрьму. Это было бы воистину презабавное зрелище… Но увы. Всё гораздо хуже. Он меня подкупил.

– Вот, значит, оно что… И во сколько же вы с ним оценили жизнь Дженни, подлые убийцы?