Абортарий

Папа не раз говорил, что женщины очень не любят, когда затрагивается тема возраста. Их это выводит из равновесия. И, в зависимости от формулировки сказаного – или вгоняет в грусть или заставляет беситься.

Иена громко хлопнула дверцей. И укатила восвояси. Сказав на прощанье ругательное слово.

Не буду его упоминать, дабы не травмировать ваши, туши, чувства.

***

Ничего странного, что ни одна женщина понятия не имела, как со мной общаться. Да и я, в свою очередь, не блистал опытом. Потому и столько резкости, колкости. По крайней мере, я хочу так думать, что причина в этом. А не в том, например, что весь женский род ополчился на меня и едва терпел. Будто все грехи мужчин радостно перекочевали на мои плечи – и отдуваться теперь приходилось мне, сразу за всех.

Когда Иена с рыком укатила, я поплелся к Дому Матери. Я не питал большого интереса в созерцании беременных каракатиц, всех этих заядлых игроков в русскую рулетку. Мне хотелось разузнать об Иене. На то время еще безымянной лесбиянке с торчащим малиновым дикобразом на голове.

На регистратуре сидела барышня, по всем признакам отъявленная лесбиянка. Очень короткая стрижка, щетина практически. Но покрашена разноцветными спиралями, невозможно разобрать, где натуральная часть. Там были и зеленые, и красные, и желтые, и синие цвета. Область макушки завершалась черным кругом. Будто еврейская кипа.

С мочек свисали сережки в виде скелетиков. Весьма символично для данного заведения.

Увидев меня, она подбоченилась и насупилась. Едва ли это предвещало милую беседу. За мной по пятам сновали охранницы. Иногда даже улавливал их сопение. Оставалось лишь догадываться, с какими ехидными ухмылками они наблюдали за моими действиями.

Претенциозное животное, кусающее клетку. Потеха да и только.

***

—Чем могу помочь? —добродушно спросила барышня, когда я подошел слишком близко, чтоб продолжать меня игнорировать.

– Надеюсь, что чем-то можешь. Я…

– Папочкой стал? – сверкнула зубками.

– Вероятно, – я почувствовал, что спина взмокла. Не взирая на радужную голову, барышня была симпатична, с вполне миловидной улыбкой. Ее явно не мама отбирала.

Я добавил:

– Но не об этом речь. Я бы хотел знать, тут работает девушка, что на синем додже вайпер ездит?

– Вероятно, – подмигнула. – Но очень сомневаюсь, что она желает стать мамочкой.

– У меня тоже возникло такое ощущение. Но я имел в виду…

– Советую никого тут не иметь, – в который раз перебила, игриво улыбаясь. Скелетики тряслись, когда она качала радужной головой. – Сами ведь можем поиметь, кого захотим. Или я не права?

И выжидающе замолчала. И я стоял и ждал. Пробовал подобрать какую-нибудь вескую фразу, но в голове гулял гормональный ветер.

Андрей IV Склещенный.

– Права, – выдавил. Утер мокрый лоб.

– Вот и договорились, – щебетнула весело.

И тут же принялась клацать на компьютере, упорно делая вид, что я уже ушел. Или испарился. Я стоял столбом около минуты, мялся и потел. Она щурилась в экран, покусывала нижнюю губу, отчего у меня задвигалось в штанах.

Отец рекомендовал бы в подобных обстоятельствах грохнуть ее головой об стойку регистратуры, выволочь на стол – и беспрепятственно вколбасить.

Створки дверей с тихим гулом отворились, и в холл заплыла беременная. Я обернулся. Мы оценивающе посмотрели друг на друга, на ее лице просвечивало недоумение. Волосы цвета фламинго, худощавая, с непрезентабельным клювом.

– Вот уж сюрприз, – сказала тяжелым, задубевшим голосом, обращаясь к барышне за стойкой. Махнула фламинговой головой в моем направлении. – Не ожидала гостя.

Барышня за стойкой развела руками, намекая, что не в силах что-либо изменить.

– В очереди? – спросила с любопытством беременная. Я что-то невнятно каркнул и отодвинулся в сторону.

– Понятно, – ответила беременная и широко улыбнулась регистраторше, оттесняя меня выпуклым крупом еще дальше.

Если б я не знал, как выглядят беременные женщины, то подумал бы, что передо мной цирковой клоун. Клоун, проглотивший воздушный шарик. Настолько округлым и чужеродно выпирающим наростом казался живот.

– Такие мы популярные стали, – с ноткой откровения высказалась регистраторша. – Ты как, мать?

– Та на нервах вся, – тревожно призналась беременная. – Сходила только что в туалет. Ну, понимаешь, – покосилась на меня, понизила голос. – Ну, потужилась, все такое. И вдруг как резанет! Меня аж передернуло!

– А сейчас как? – посерьезнела регистраторша.

– Нормально вроде. Тихо, не беспокоит. Но все равно хочу на сохранение залечь. Есть на третьем палатка?

– Гляну, момент, – закопошилась в компьютере. – Сразу предупреждаю, что обещать не буду. Поступили две внематочные, тяжелые. И еще на подходе две роженицы.

– Понимаю. Но ты подсуетись, мать, – подхалимски склонила голову беременная. – Не обижу ведь, знаешь.

Вспомнила обо мне – подбоченилась, неприятно зыркнула.

– Долго еще тут околачиваться будешь?

– Та я не…

– Подслушивать дамский разговор невоспитанно, – холодно заявила. – Мужчине следовало бы знать.

– Киля, перестань, – мягко вмешалсь регистраторша. – Громкими словами не бросайся.

Две девушки захихикали. Приятно было осознавать, что мое присутствие поднимало людям настроение.

– Так, нашла, – оборвав хихиканье, сказала барышня за стойкой. – Подойди к дежурной. Там сейчас эта, с зубами кривыми. В триста восьмой свободно. Я уже выбила бронь. Доктор подойдет через десять минут.

– Спасибо, красотка. Спасаешь.

– Пустяки, мать, – откликнулась регистраторша.

Беременная скрылась в лифте. В наступившем молчании регистраторша требовательно глядела на меня.

– Разве наша беседа еще не закончена? – спросила сухо. – Складывается такое странное впечатление, что нет. Если что, мы открыты сутки напролет. Так что не спеши, располагайся. Вон там диванчики, водичка. А захочешь – чай сделаю.

– Я по поводу той девушки на додже.