Абортарий

– Раньше бывало, – заметила девушка. – Только у людей оно называлось по-другому.

– И как же?

– Любовь.

***

Девушка продолжала курить. Парочка любовников стояла хвост-в-хвост и не проявляла больше особой страсти. Вид пса вызывал жалость. Несчастная, потерянная, изнуренная морда. Я отлично понимал его. Вроде бы и сделал все, как надо – совершил спаривание, доставил удовольствие – но все равно дал осечку.

Я чувствовал задницей холод скамейки. Я не знал, что говорить. Но говорить что-то нужно было.

Так повелось, что брачные игры особей человеческого вида – это болтовня. Непрерывный, и зачастую пустой треп.

Мы не распускаем хвосты, ибо их у нас нет. У нас так же отсутствуют рога и прочие наросты, которыми можно было б посоперничать. Нам нечего надуть, развить, отрастить – чтобы впечатлить партнера или партнершу. Гениталии мы тщательно прячем, поскольку мним себя высокоразвитыми и духовно богатыми личностями. А гениталии – это грязно и пошло.

Вместо токования и щебетания – мы чешем языками. Единственный навык, который мы вправе демонстрировать, чтобы не задеть ничьих чувств, чтобы корректно и безопасно, – это умение вести беседы. Умение плести разного рода чушь. Но чушь должна быть особенной, индивидуально окрашеной и привлекательной.

И таким образом мы хоть как-то выделяем себя среди остальных. И выделяем партнера, которого огорашиваем словесами.

***

Если человеческий самец не завоюет уши самки – его шансы на бескорыстное спаривание очень и очень незначительны. Тогда его удел – мозолить руки.

***

– Как тебя зовут? – все, что я смог тогда выдавить. Голос дрожал, как у перепуганного мальца.

Она вздохнула. Хорошенько затянулась, отчего сигарета мелко затрещала.

– Я глубоко убеждена, что это не лучшая идея.

– Мне нельзя узнать твое имя? – спросил с ноткой возмущенного удивления.

– Зачем тебе напрягаться? Ты ведь не имя мое хочешь трахнуть.

Я чуть обиделся. Оскорбленно замолк. Тем временем пес принял волевое решение покинуть территорию. Пенисом зажатый в теле суки, он потащил ее по снегу. Со стороны это выглядело болезненно и печально.

Сука игриво сложила лапы, давая себя тянуть.

В доме, на третьем этаже, загрохотала музыка, а затем, невпопад вторя ей, загорланили голоса. Нелепо встревал и огрубелый голос валентинки. Я пригляделся – несколько куриц выперло на балкон и с пьяным возбуждением что-то обсуждали, куря. Там было весело и беспечно.

– Что, охота баночку заправить? – язвительно спросила сидящая рядом.

– А других тем нет?

– У нас с тобой вообще нет никаких тем.

– А что ты тут делала, пока я не пришел?

– Наслаждалась жизнью.

– Я серьезно. О чем ты думала?

– Зачем тебе?

– Интересно.

– Интересно ему, – повторила ворчливо. – Ты все равно не поймешь.

– А я попробую.

– Вот тогда посмотри вокруг, – вдруг с вызовом сказала. – Не с высоты своей самцовой гордыни, а как обычный человек. Как крохотная песчинка во Вселенной. Что ты видишь? Что вообще происходит? Сядь поудобней и задумайся над этим.

– Удобней дальше некуда, – заметил. Зад немел, будто смазанный ментолом. Я им незаметно подвигал, боясь приковаться к скамейке. – И что же происходит?

– А ты подумай. Охвати мир целиком, – наставительно, но с иронией ответила. – Как назвать то, что ты родился, а кто-нибудь другой нет. Что у тебя есть глаза, которыми ты видишь мир во всех красках. Что ты можешь насладиться рассветом. Ощутить, как стекают по лицу капли дождя. Наблюдать, как расцветает зелень, как пахнет сирень и какими восхитительными цветами покрыта Тюльпановая площадь. Почувствовать прикосновение теплого ветерка летом, или колкое щипанье морозного вечернего воздуха. Вот что это, по-твоему?

Я вообразил, что это тест. Требовалось показать свою эрудицию, сказать что-то умное, и я скороговоркой выпалил:

– Сон творца.

***

Пес продолжал поскуливать. Оглядывался на нас, будто прося помощи.

Девушка остановила на полпути сигарету.

– Что? – брезгливо скривилась.

– Ну, знаешь, есть такая теория, – спешно заговорил. – Весь наш мир – это ни что иное, как чей-то сон. Сон богоподобного существа.

– Богоподобного барана, – язвительно заметила. – Никакой это не сон. Это – чудо!

Пес освободился. Выскочив из клещей, посеменил прочь из дворика. Сучка мигом перевернулась, издала клацающий звук челюстями и погнала вдогонку. Псу ничего не оставалось, как, поджав уши, поддать газу.

– Видишь, даже у собак есть секс, – с наигранной жалостью произнесла и выкинула сигарету в лужицу. – Ладно, не переживай. И у тебя когда-то будет. Не всю жизнь полировать ладони.

Мне захотелось ей врезать. Чтобы с глухим завалом в сырой песок. Чтоб до немой отключки. Как наставлял папа.

Несмотря на накопленные обиды, я не могу отрицать, что папа был не дурак дать дельный совет относительно баб.

– Хватит ерничать, – сказал я.

– Ну-ну, что ты, – запричитала, вставая. – Можешь не провожать, кстати.

– И не собирался.

Она пошла прочь. Чуть съежилась, засунув руки в карманы дутой куртки. Лужица чавкнула под ее сапогами. Я смотрел, как она медленной походкой, будто дефилируя, шла к машине.