Абортарий

– Еще не все выяснил? – улыбнулась противно. – Настырный какой.

– Скажи, как ее зовут, и где она живет, – осмелев, дерзко произнес.

– А зачем тебе?

– Надо.

– Надо?

– Мы с ней друзья.

– Ага.

– Ну, на начальном этапе дружбы.

– Скорее, чуточку дальше.

– Неважно, – раздраженно ответил. – Хватит водить меня за нос.

– А ты в курсе, что она лесбиянка?

– Да, в курсе. А лесбиянкам чужды человеческие отношения?

– Лучше тебе не узнавать, что им чуждо.

***

Иена потом меня уверяла, что барышня на регистратуре очень милый и общительный человек. И к тому же скромница. В свободное от работы время занимается рисованием. Иена даже показывала несколько фотографий ее картин. На одной изображены пасущиеся на лугу овечки, на другой – заросшая, дикая степь, и летает вокруг мошкара. Живопись, наводящая на мысли вскрыть от скуки вены.

Впрочем, судя по картинам, регистраторша или имеет хорошое воображение, или, что вероятней, выросла в каком-то зачуханном селе. Типа Берлина или Мадрида.

Подобных пейзажей в Киеве отродясь не было.

***

Регистраторша и Иена были подружками. А поскольку обе лесбиянки, то подружками, вероятно, весьма близкими. Они вместе покупали бижутерию, гуляли в парках, пили кофе на террасах кафе. Подозреваю, именно с ней Иена могла разговаривать при выборе трусиков.

Женская дружба – понятие мутное и зыбкое. Существует ли она на самом деле, никто не знает. Тот факт, что, почти лишившись мужчин, женщины продолжают марафетиться, красиво одеваться, следить за собой – ненавязчивые намеки, что между ними ведется извечное соперничество. Впитанная генетически, потребность быть привлекательней, чем другая. И когда выпадает возможность где-нибудь осторожно и тихонько подгадить, любая женщина непременно ей воспользуется.

Ведь как еще объяснить, что, для показушности поогрызаясь, регистраторша выдала Иену с потрохами. Вплоть до улицы.

Признаюсь, туши, полученная информация меня обескуражила.

Иена жила на Кактусовом проспекте. А это в самом сердце Троещины.

Часть шестнадцатая. Английский филей

***

Отягощенный асоциальной наследственностью, той же поздней апрельской ночью я выбрался из дома. Охранницы с утертыми носами остались в неведеньи. По крайней мере, мне так казалось.

Я взял первую подвернувшуюся машину. Благо, с наступлением Великой Бабуинизации кражи, как и прочий бытовой криминал, исчезли. И машины закрывать было не от кого. Кроме тех, что на бензине. Их мечтали заполучить многие.

Пока я разбирался с навигацией, вводил на карту Кактусовый проспект, на заднее сиденье кто-то бесшумно пробрался. Не в себе от страха, я чуть не свернул шею – так быстро повернул голову, чтобы увидеть пассажира. Сзади сидела Люся.

Переведя дыхание, произнес:

– Ну, здрасьте.

Ноль реакции.

– Давай так, – деловито продолжил. – Я разрешу тебе поехать со мной, если не будешь мешать. Сиди себе сзади и не встревай. Только в экстренной ситуации. Хорошо?

Безмятежный взгляд Люси. Зрачки спокойно плавали в стылых озерах глаз.

Я лишний раз убедился, что говорить с ней то же самое, что играть в пинг-понг с ошейниковым пекари.

И мы поехали.

***

Троещина. Лесбийское логово. Гремучий серпентарий. Как и любой другой район, ярко освещена и пестро разукрашена. Зрелище умиротворяло, присыпляя бдительность. На это злобные наследницы амазонок и рассчитывали.

Нужный нам Кактусовый проспект оказался не захудалым пятачком на отшибе, а огромным кварталом в сотню домов. Во дворе почти каждого мне и пришлось побывать. Пока я, наконец, не наткнулся на додж.

Додж. Как вспомню, так глаза на мокром месте. Синий мой утопленник, покоится на речном дне. Довела судьбинушка.

***

Я припарковался в укромном, затененном углу. Идей, как вызвать Иену на улицу, было не много. Высовывать мужской нос в рассаднике лесбиянок не хотелось совершенно. Я огляделся. Здоровенная опоросившаяся свиноматка вела чадо домой. Две мрачнейшие, как болотные черви, девахи сидели на скамейке и обсуждали какую-то чепуху. Кривоногая лахудра с носом какаду направлялась в сторону второго подъезда. Еще одна, перезрелая и местами потрескавшаяся, похожая на плосколобого бутылконоса, выносила мусор.

Особи в высшей степени завораживающие.

Дождавшись, когда стало более-менее безлюдно, я вырулил в переулок и въехал в додж. Нет, не со всей дури, но достаточно для скрежета и грохота. Машина заверещала, как я и предполагал. Я тут же быстро спрятался обратно и стал наблюдать за происходящим.

Прошло несколько минут. Додж внезапно замолк. Еще спустя время показалась Иена. Она была в ободранном халате. И не одна. С девочкой-подростком.

Как потом оказалось, ее младшая сестра. Рупия.

***

Вы можете подумать, что это сейчас я такой важный пророк, сижу тут и разглагольствую, кто там и что. И могу ведь в двух предложениях рассказать сразу, чем все закончилось. Но нет – интрига, она и в морозильной камере интрига.

Ладно, чуть приоткрою завесу. В семье Иены насчитывалось четыре самки. Старшая погибла от мужского плода, следующая на момент знакомства с Иеной была на сносях. И тоже мужским плодом. Третьей по счету шла Иена. Четвертой – вот эта девочка-подросток. Рупия.

Если провести элементарный просчет, то выходит, что Иена, как и остальные ее сестры – и мои сестры. Сколько же лет мы все блаженно плескались в одном и том же генетическом прудочке.

И вовсе не нужно ворожить, чтобы предугадать, как все обернется для той беременной.