Абортарий

Определенно помню, был погожий апрельский вечер. Я еще не окончательно продрог, но собирался. Прохаживался по тропам сквера, что возле красного корпуса университета. Он, кстати, красным был всегда. Еще даже до Великой Бабуинизации. Оказывается, раньше тоже существовали чудаки, желающие видеть здания пестрыми.

В парке болтались стайки девах. На меня они обращали внимания не больше, чем на белок, спускающихся со стволов. Некоторые провожали небрежными взглядами. Возможно, раньше так поглядывали на мерзкого бомжа.

Что на меня нашло, трудно сказать. Активировались пагубные гены. Взыграл самцовый атавизм. Гормоны вспенились. Обидно стало за судьбинушку.

Одним словом – я вдруг схватил чей-то припаркованный велосипед и угнал прочь.

Таким значится в истории мой первый асоциальный поступок.

***

Уже темнело. Я долго и безмятежно катался по улицам. Ветер свежо обдувал лицо. Разгоряченный и взмокший, я заприметил авто, припаркованное в арке между домами. Додж вайпер. Мощный спортивный автомобиль, который в качестве топлива использует переваренные природой останки давно вымерших животных.

Нет, туши, еще давнее вымерших, чем мужчины.

Меня разобрало любопытство. Я слез с велика и протиснулся между машиной и кирпичной стеной арки. За аркой притаился крохотный дворик. Весь в черных голых деревьях, с припаркованным десятком электромобилей, тихий и безлюдный. Почти безлюдный. На скамейке сидела молодая барышня и курила. Все ее внимание приковал процесс, которым усердно занимались неподалеку собаки. Они спаривались.

Я вздохнул. Никуда от этого не деться.

Мир непрестанно следовал библейским заветам – плодиться и размножаться.

Похоже, только меня одного это не коснулось.

***

Раз уж я затронул это тему. Не хочу, чтобы у вас, туши, остались даже малейшие пробелы в образовании.

Библия. Еще каких-то полвека назад считалась самой популярной книгой всех времен. Она объемна, как живот беременной, и написана еще в ту пору, когда ни предпоссылок к Великой Бабуинизации не было, ни самого Киева. Кем она написана, не выяснено, но то, что мужчины приложили к этому руку, сомневаться не приходится.

Она содержит большое количество нравоучительных историй, главный посыл которых заключается в воспитании человеческих чувств. Руководство к тому, как человеку не скатиться в животное состояние. А в награду за это он получит почти то же времяпрепровождение, что было у моего деда – Андрея II Шуршащего. С той лишь незначительной разницей, что последователь Библии заполучит рай только после того, как превратится в удобрение для почвы.

Есть мнение, что эту самую Библию писали мужчины, недалеко ушедшие в своем досуге от дедовых развлечений. И их можно понять. Мужчин на планете всегда было слишком много. И тех, что попроще, требовалось устыдить жить на полную катушку. Ведь кому интересна непрерывная и бесконтрольная конкуренция?

В Библии сказано, что ее приверженцы, так называемые христиане, обязывались сознательно лишать себя плотских утех, поеданию вкусной пищи и желанию кому-нибудь навредить. Не в последнюю очередь потому, что просто не могли себе этого позволить. А ощущение, что лишения не напрасны, а крайне нужны и окупятся сторицей – что может быть блаженней.

Христиане и вправду полагали, что человек – не продвинутое социальное животное, а душа, закованная во временную телесную оболочку. И, удобрив почву временной телесной оболочкой, душа воспаряет. В рай, если вела себя прилично, в ад – если нет.

Разве это не чудо?

***

Мне кажется, я почти понял, почему Библия получила в древности такую сногсшибательную популярность. А все дело наверняка было в остром чувстве стыда. Его прививали умышленно, с нажимом и знанием человеческой натуры. Этим занимались откормленные, грамотные и хитрые мужички – чтобы бедные не высовывались, не лезли вверх, а сидели в своих конурах и довольствовались коркой хлеба. Чтобы стыдились, что могут чем-то походить на животных.

Ведь у животных днем с огнем не отыскать стыда проявления собственной сексуальности. Раньше, взять хотя бы времена прадеда, порицались необычные сексуальные практики, использовался аргумент об их противоестественности и ненормальности.

Это более чем удивительно. Ведь невинные животные вполне естественным образом выделывают друг с другом такие вещи, от упоминания которых люди прошлого краснели, а то и бледнели. И, с другой стороны, если противоестественное дурно, следовательно похвальным следует признать как раз «животное» поведение.

Такой вот каламбур получается.

***

В тот вечер, подойдя ближе, я заметил, что девушка сидела по-турецки, подложив под себя ноги, и вдумчиво затягивалась. В сумерках я с трудом различал ее очертания. В глаза бросалась темная шевелюра, взъерошенная, сумбурная, с резвым пучком на затылке. Будто на голове у нее примостился дикобраз.

В некоторых окнах горел свет. Иногда открывали и закрывали окна. Доносились девичьи возгласы. С первого этажа, где-то прямо за спиной, периодически раздавались короткие и отборные маты писклявого оттенка. Наверно, малолетнее чучело проигрывало в видеоигре.

Тем временем собаки предавались утехам. Пес тихонько наяривал, задние лапы дрожали, но сам он выглядел немного закомплексованным. Самка же смирно стояла, чуть раскорячившись, иногда едва слышно поскуливала, задирая к партнеру голову. То ли желая цапнуть за нос, то ли просто поглядеть на его сосредоточенную морду.

– Романтика, – меланхолично заметила девушка.

– И средство от охлаждения, – ответил с улыбкой.

– Близость греет.

– Аж завидно, – незадачливо пошутил.

Она посмотрела на меня. Сногсшибательной красавицей она не была, но и ощущения дрожи в коленках не вызывала.

– Что, тоже так хочется? – спросила, хмыкнув. И запустила в мое направление клубок дыма.

Я отодвинулся. Сделал вид, что сущие пустяки – травить единственного мужчину токсичными испарениями.

Пес не сбавлял темп. Природная скромность сочеталась в нем с холодным профессионализмом заправского трахаря. Он будто нервозно пританцовывал, но, видимо, больше для создания эффекта. И сучка тоже немного задвигалась в такт.

Прохладно все же на улице.

– Уже перехотелось, – уклончиво сказал.

Барышня с презрительной миной покивала головой. Я присел на скамейку. За ухом у нее была большая темная родинка.

– Ты чего? – уставилась насторожено.

– Присел вот.

– Это я вижу. Но лучше не стоит этого делать, – сказала. – Гоганы свои драгоценные отморозишь, – и потом спешно добавила: – Мне-то лично глубоко до лампочки, но нет желания становиться очевидцем такого печального события. И выслушивать затем вселенские причитания.

Пес замер. Мгновение помедлив, все же спрыгнул. Но не отошел. Не бросил свою партнершу. Его морда, исполненная грусти и небывалой тоски, говорила сама за себя. Он старательно избегал встречаться взглядом с сучкой. И все вертелся вокруг, впрочем, как и она. Тихо поскуливал.

Они были склещены.

Это случается, когда кобель не может вытянуть член из влагалища суки, потому что он зажат в ее мышечных тисках. Бывает, склещивание длится минутами.

– Вот оно, – улыбнулась девушка, торжествуя. – Самый сок. То, что остается после секса.

– Ты о склещивания? – удивился я.

– Именно. Какая красота.

– Как хорошо, что у людей не бывает такого.