Абортарий

Ее рука чуть дрожала. Дрожал и сверток, с яркими голубыми лентами. Так празднично и щепетильно выглядел. Я нерешительно подошел. Мама все не теряла надежды, что я возьму. Ее подарок. Подарок самки, из которой я вышмыгнул восемнадцать лет назад. И выжил. И ее не убил.

Чудо чудесное.

Может, туши, она меня так благодарила? Может, давала понять, как много для нее значило то, что я не стал ее поясом шахида?

И нужно было просто немножко времени, чтобы осознать это.

Я взял.

Что мне было делать, туши, – с ноги сбить его? Или плюнуть?

Взглянул на Чака. Он бесился на жердочке, вытанцовывая свое негодование.

***

Я тут же раскрыл сверток. Развязал голубую шнуровку, разорвал шелестящую упаковочную бумагу. Внутри был черный бархатный футляр. Открыл. Там лежали часы.

– Нравятся? – с волнением в голосе спросила мама.

Я неопределенно кивнул. Часы с кожаным ремешком. Черный циферблат. Белые строгие стрелки часов и минут, секундная красная. Ни цифр, ни насечек.

Солидные часы солидному мужчине.

– Долго выбирала, – улыбнулась, – замучилась просто. Ты бы знал, сколько я их пересмотрела. Эти самые лучшие.

Но я не знал. Абсолютно ничего. Видел, каких образин она пропускала в город, видел, как она наблюдала за вынесением мне приговора пять лет назад.

Вот все, что я знал.

Она существовала. Где-то на периферии моей жизни, в чертогах закрытого Киева, в среде миллионного женского общества. Дышала, ела, пила, спала. Это я знал. Видимо, она посчитала, что этой информацией я буду сыт по горло. Что иначе я просто захлебнусь, и мне станет противно от того, что я слишком много знаю о собственной матери.

Самка, что успешно родила меня, и не истекла при этом кровью. Мой предел осведомленности.

Но вот теперь я узнал о том, как мучительно она выбирала мне часы. Подарок лежал в коробке и безудержно напоминал, что сейчас я провожу время с мамой. Секунду за секундой.

– Честно, нравятся?

– Да, крутые, – промычал. – Спасибо.

– Ура-ура, – ребячливо похлопала в ладоши. – Я так рада!

– Я тоже.

– Носи на здоровье.

Я машинально последовал указанию. Поставил футляр на стол, достал часы и принялся застегивать ремешок. Крючок никак не желал въехать в отверстие. Мама заметила это. Встала, подошла помочь. Я дернул рукой в сторону, но затем собрался и заставил себя замереть. И дать маме помочь мне.

– Встряхни рукой. Ремешок не жмет?

– Вроде нет.

– Вот, – довольно заявила. – Сидят, как влитые. Они прям созданы для тебя.

Почувствовал, как краска залила мне лицо. Я быстро отвернулся.

***

Повисла нелепая пауза.

– Какая я дура, – сказала мама и грустно вздохнула. – Извини, что пришла. Взяла и ворвалась в твою жизнь.

– Ничего страшного, – невпопад заскрежетал.

– Нет, дура набитая. Это неправильно. Но тебе сегодня восемнадцать лет исполнилось, – с нотками мольбы в голосе сказала мама. – Дата знаменательная. Раньше этот возраст считался наступлением совершеннолетия. То есть, отныне ты стал взрослым и самостоятельным.

Она улыбнулась. Ей хотелось меня обнять, или мне это показалось. Я быстро отвернулся и отошел к подоконнику —закрыть окно, потому что мне якобы стало холодно. Для пущей убедительности поежился.

Хотелось уточнить – от чего именно я стал самостоятельным? Что теперь мне разрешалось делать? И как этот серьезный рубеж скажется на моей жизни?

Слова по-прежнему вязко терялись в пустотах сухого горла. Сказать что-то следовало, хоть какую-нибудь мелочь. Но вместо этого я робко мялся у окна.

– Все же не следовало приходить, – вдруг отозвалась позади мама. – Глупость совершила. Я лучше пойду.

Зашуршало. Недостаточно медленно или же слишком быстро. Так или иначе, но мама хотела, чтобы я что-то ответил. Остановил, может. Или хотя бы попрощался.

Или мне хотелось так думать.

Мама ушла. Я это понял по скрипнувшей двери. И по тому, что Чак прекратил белениться. Встряхнулся и затих. Наше с ним спокойствие было восстановлено.

Или мне хотелось так думать.

***

А несколько недель спустя я узнал, что с мамой произошел несчастный случай.

Она отдыхала в ванной. Наглотавшись таблеток, захотела развлечься – и взяла с полки заряжающийся через сеть фаллоимитатор. Он был старый, бывалый, с ободранной проводкой. Одни говорили, что где-то отошел контакт, коротнуло. А другие заверяли, что она банально заснула и утопилась.

И в том и в другом случае – веселого мало. Мама превратилась в статичное удобрение для почвы.

Кто бы мог представить, что это произошло полгода назад.

Часть двадцать седьмая. Требуха

***

Вот и все. Цикл завершен. Мы подошли к логическому завершению. Кто бы сомневался.

Уроборос, приноровившись и смачно лязгнув зубами, в последний раз впился в собственный хвост.