Абортарий

К моему удивлению и вопреки ожиданиям, она ни разу пока что не попробовала сбежать.

***

Главная причина – волки.

Они появились позже, гораздо позже. Когда поисковые вертолеты перестали грохотать над головой, а электрокары проезжали не чаще двух раз за день.

Была глубокая ночь, я никак не мог заснуть. Обдумывал будущие дневниковые записи, выстраивал повествовательную нить, вспоминал. И переживал, что не хватит сил реализовать задуманное.

Захотелось отлить. Решил выйти на воздух – согреться, развеяться.

Быстро открыл и прикрыл за собой дверь. Глаза медленно, тяжело привыкали к темноте. Беспечный и наивный, я направился к боковому выходу, проделанному самолетом. Я натыкался на мусор, хрустел стеклом, чуть ли не насвистывал себе под нос. И я даже не догадывался, что на расстоянии шести-семи прыжков рыскали волки.

Как подумаю – дрожь по телу.

***

Выбрался на природу. Вздохнул полной грудью. Свежо и просторно. Полюбовался густым звездным небом, при этом обмочил десяток жуков и цикад, стрекочущих в зарослях.

И тут, позади, раздалось какое-то движение. Странный шорох, хруст, звук мелких шагов по стеклу.

Первое, что я увидел, и от чего мурашки пробежались по телу – глаза. Пара светящихся в лунном отблеске шариков. Они передвигались, скользяще меняли расположение, таща за собой едва обозримые силуэты.

Нестойкими, непослушными ногами я тихонько пошел к морозильной камере. Хотелось сорваться на бег, но я уговаривал себя не провоцировать зверей. Они, даже если не голодные, могут инстинктивно погнаться за убегающим мясом.

Подобрал обломок арматуры и выставил вперед.

Обогнув стену гипермаркета, я чуть приблизился к одному из них. Волк недовольно осклабился. Весь обратный путь к морозилке занял около пяти минут, хотя обычным шагом я мог уложиться за половину минуты.

Волки кружили вокруг, обнюхивали, посматривали. И следовали за мной по пятам.

За пару метров от двери я швырнул арматурину в ближайшего – и вскочил в камеру.

Остаток ночи прислушивался, как они скребли когтями по стальной двери.

***

С тех пор каждый вечер я заваливаю вход в холодильное отделение. Нагружаю в тележки мешки с крупами – и полностью перегораживаю, чтоб и лапку не просунули.

Пока что импровизированные оборонительные сооружения превосходно защищают тело единственного в мире человеческого самца.

Разве это не чудо?

Часть двадцать шестая. Ливер

***

Эти несколько месяцев специфической диеты сказались на моей форме. Нет уже того Андрея IV Раритетного, подтянутого и мускулистого молодчика. Теперь это грязный примат, медленно, но уверенно внемлющий зову предков.

Иена говорит, я настолько худ, что мне впору остерегаться собак – они могут приняться меня закапывать.

Сама Иена тоже не ахти какая стройняшка. Валяется целыми днями в камере, читает, жрет, спит. Лицо впало, заострилось, а остальное я не вижу – оно скрыто слоями одежд и одеял.

Я-то хоть вылазки предпринимаю. Охота, рыбалка, проверка обстановки. На улице жарко, я часто раздеваюсь по пояс. И вот тогда и вижу, в какое чахлое и вялое животное превратился.

***

Если я, туши, начну ржать, как мамаша Самсона, выволоку вас на природу, то, чтобы вы сразу не терялись, расскажу – гипермаркет окружен домами. Большими курятниками, если точнее. Через дорогу – дачные участки, за зданием вдали тоже. Но свет там не горит, я внимательно слежу.

Судя по всему, они давно опустели и заброшены. Вымершее место.

Зато лесная фауна лезет на голову.

Когда Иена моется на улице, за самолетом, она делает это очень нервно и торопливо. Во-первых, ее донимают мухи. Они с явным удовольствием переключаются от куч сваленного гнилья, лежащего неподалеку.

Еще Иена постоянно требует, чтобы я ходил вокруг и отгонял вездесущих ползучих гадов. Они ведь тем и заняты, что высматривают, сидя в траве, когда выпадет удачный момент выскочить – и цапнуть ее за бледный зад.

А когда я имел неосторожность обмолвиться о змее, гревшейся на ленте кассы, она наотрез отказалась от идеи читать где-либо, помимо плотно закрытой морозильной камеры.

***

– Ты постоянно уходишь, – заявила как-то обиженно, – оставляешь меня тут одну. А мне тут скучно и одиноко. Чем ты там занимаешься?

Следует признаться, туши, что неиссякаемый запас алкоголя сказывается на состоянии Иены. Она постоянно находится под шафэ. И предугадать ее настроение равняется ничтожно малой вероятности. То она плачет, то заливисто хохочет, то оскорбляет, то ласкается – и чередоваться эмоции могут в течении минут.

Каждый раз, приходя по ее вызову, а зовет она меня посредством долбежки молотком об стену, я с холодком на душе жду, кого увижу – добродушную сонную леди или кошмарную фурию.

В этот раз вид у нее был воинственный.

– Зачем звала? – раздраженный, что меня отвлекла, остановился у дверного косяка, сложил руки на груди и нетерпеливо уставился. – В туалет же ходили десять минут назад!

– Мне скучно! – в ответ прикрикнула. – Уже тошнит от чтения.

Демонстративно зашвырнула книгу в угол комнатки. Зашуршав листьями, как крыльями, она разверсто шлепнулась, задев пустую бутылку с-под рома.

– Я уже опухла спать постоянно. И тело ломит лежать. Хочу прогуляться!

Я оборудовал прогулочный фаэтон – и мы с трудом, по кочкам мусора и строительного хлама, но выехали к хвосту авиалайнера.

Было солнечно, безоблачно. Даже жарковато, если сравнивать с морозильной камерой.

Я постелил простынку на боковом крыле. Иена блаженно развалилась на ней, подставив лицо солнцу.

– Ши-кар-дос, – произнесла. – Хоть загорю немного. А то на моль похожа.

Я напряженно вслушивался. Хвост хоть и прятал нас от проезжей части, но шанс быть замеченными оставался всегда.

– Такое впечатление, что ты вот-вот в штаны наложишь от страха, – беспечно заявила. – Расслабься, тут нет никого.