Семьи: книга третья

Дойдя до края деревни, Кристина свернула на одну из второстепенных улиц. Нужный ей дом находился в стороне, метрах в четырехстах дальше по дороге, напрочь занесенной снегом, так что даже машины, заезжая сюда, рисковали завязнуть в сугробах. С правой стороны к улице примыкал редкий сосняк, сквозь который можно было разобрать стоявшие на другом его краю дома, а слева нетронутым белым покрывалом уходил вдаль сплошной снежный настил, скрывая под собой деревенский выгон для скота. Улица была пустой: на всем ее протяжении имелось от силы с полдюжины домов, в ограду одного из которых, самого крайнего, совсем обветшавшего, с кривым завалившимся забором, зашла Кристина.

В доме жила известная в определенных кругах N-ска ясновидящая бабка. Ее талант включал в себя такие способности, как определение душевного состояния человека, в том числе действующих на нем порч и приворотов с возможностью снятия последних, диагностика самых различных физических заболеваний, заговоры от болезней, а также предсказание ближайшего будущего в виде расплывчатых многозначительных формулировок.

Посещение ясновидящей бабки было одним из бесчисленных увлечений Кристины, которому она предавалась время от времени, в основном с целью выяснить свое будущее. Причем она нисколько не смущалась тем, что визиты эти зачастую сочетались в ее жизни с сеансами у личного психоаналитика или походами в церковь, так что она в одну неделю вполне могла побывать во всех этих местах, в каждом из которых черпала для себя важные мысли и впечатления. Сейчас же, находясь на перепутье после развода со вторым мужем, она рассчитывала на то, что предсказательница приоткроет ей завесу грядущего будущего, ведь все предыдущие ее пророчества непременно и очень скоро сбывались.

Кристина не пробыла в доме и полного часа, но когда вышла, обнаружила, что все вокруг было уже погружено во мрак. Солнце совсем скрылось за горизонтом, и последние преломленные лучи слабым заревом обозначали место его заката. На улице заметно похолодало: мороз начал неприятно пощипывать оголенные участки тела, вмиг разрумянив Кристине лицо. Потрепав за ухом Трезора – старого и смирного бабкиного цепного пса, она вышла за ограду. Дорога на всем протяжении была в сплошных потемках, и лишь вдалеке, почти на пересечении с главной улицей, у одного-единственного дома горел фонарь, который хозяйственный владелец вывел для освещения наружу.

Как всегда после визита к ясновидящей бабке, Кристину окутали ощущения присутствия поблизости чего-то загадочного, мистического, и сейчас на улице на отшибе деревни в вечерней темноте и тишине ей сделалось особенно неуютно. Она оглянулась по сторонам в бессознательном стремлении освоиться в окружающей обстановке и развеять таким образом вдруг охватившую ее тревогу, но мало что сумела разобрать. Вокруг были лишь неясные фигуры, темные пятна и тени на светлеющем снегу, в которых можно было увидеть все, что угодно, в зависимости от воли воображения, и вместо успокоения ей стало совсем не по себе.

Спрятав подмерзшие руки в карманы куртки, Кристина направилась в сторону главной улицы, то и дело поглядывая под ноги, чтобы не сойти с узкой тропинки в сугроб. С выгона начал задувать ветерок, принося с собой поднятый в воздух снег и тем еще более ухудшая видимость. Через минуту Кристина заметила впереди у края дороги что-то темное, высотою в человеческий рост. Она продолжила идти дальше, пытаясь на ходу определить, что бы это могло быть, но ясно разобрать ничего не удавалось. Неожиданно очертания силуэта зашевелились в верхней части, будто стоявший мотнул головой, – это определенно был кто-то живой. Внутреннее напряжение Кристины резко усилилось, нарастая теперь с каждым шагом, и источником его была неизвестность в виде странной непонятной фигуры на ее пути. Не отдавая уже отчета своим действиям, вся захваченная одной глубинной мыслью – попыткой понять, кто перед ней, чтобы только развеять охвативший ее страх, Кристина как завороженная шла вперед, ни на секунду не отрывая от силуэта опасливого взгляда. Когда же она оказалась совсем рядом, верхняя часть фигуры с шумом вспорхнула и, поднявшись в воздух, исчезла в темноте. Только сейчас разглядела Кристина, что это был угловой столб забора, на котором, видимо, сидел ворон. Испытав глубочайшее облегчение, она почувствовала, как тело и разум вмиг высвободились из охватившего их ступора, и тут же громко захохотала, бессознательно желая собственным смехом разрушить также и окружающую тишину, чтобы окончательно укрепить и ободрить саму себя. Вскоре Кристина смогла разглядеть дом, стоявший в полной темноте, без малейшего огонька внутри или снаружи. Дом выглядел жутко, и она, пройдя его, попыталась отвлечься мыслями об услышанном предсказании.

«Черный мужчина появится в жизни, – взглянув на звездное небо, припомнила Кристина слова ясновидящей бабки. – Так вроде бы сказала. Или скрытный мужчина? – тут же усомнилась она. – Скрытный мужчина появится в жизни. Что это за скрытный мужчина? А еще говорила: “Не твой он”». Задумавшись над предсказанием, она не заметила, как сошла с тропинки и правой ногой по колено провалилась в сугроб.

– Ай, блин! – в досаде воскликнула Кристина и, вытащив ногу, принялась быстро вытряхивать снег из-под брючины.

В этот момент что-то зашуршало в стороне, у деревьев. Звук был не громкий, но отчетливый. Подняв голову, Кристина увидела в сосняке множество разных огоньков, направленных на нее подобно десятку пристально наблюдающих глаз. В мгновение ее захватила прежняя тревога. Оставив брючину, она поспешила дальше по дороге, продолжая поглядывать в сторону деревьев на огоньки, которые теперь то потухали, то загорались вновь. Тут поняла она, что это были проблески света в окнах домов с другого края сосняка, но разгадка не принесла ей успокоения.

Кристина шла вперед, морщась от усиливающихся неприятных ощущений, которые доставлял ей плотно забившийся в ботинок снег, начавший болезненно сводить лодыжку холодом. Следовало скорее убрать его, но она в испуге и не думала теперь останавливаться прежде, чем окажется на главной улице, и только старалась тише ступать на эту ногу. Но, пройдя так совсем немного, Кристина вдруг поняла, что в тот момент, когда она аккуратно становилась на правый ботинок, ясно слышала хруст снега под чьими-то шагами сзади себя. Не останавливаясь и не сбавляя ход, она осторожно обернулась и увидела, что прямо за ней по дороге двигалась еще чья-то фигура. Ужас холодом пробрал Кристину. Она попыталась ускорить шаг – шаги сзади тоже стали интенсивнее. В отчаянии она устремила свой взгляд вперед: главная улица была еще далеко, но метрах в ста находился дом с фонарем, который отлично освещал прилегающий участок дороги. Нужно было во что бы то ни стало добраться хотя бы до него. Кристина шла теперь как могла быстро, почти бежала, но шаги сзади раздавались все громче – преследователь стремительно сокращал расстояние между ними. Она уже вышла на освещенный участок улицы, и до калитки дома оставалось совсем чуть-чуть, но идущий сзади человек был теперь в считаных метрах от нее. Еще мгновение, и он точно настиг бы Кристину, и, поняв это, она резко остановилась и развернулась.

Преследователь тоже замер на месте. Это был мужчина лет сорока с худым встревоженным лицом и болезненно выпученными глазами, в которых явственно отражалось какое-то беспокойное ожидание. Одетый в старую бесформенную шапку-ушанку и длинное, почти до земли, изъеденное молью черное пальто, он, держа руки в карманах, стоял шагах в пяти от Кристины, то перемещая на нее, то отдергивая судорожно бегающий взгляд.

Жалкий вид незнакомца чуть успокоил Кристину, и она уже хотела было поинтересоваться, что ему нужно, но прежде чем смогла произнести первое слово, тот, широко раздвинув в стороны руки, распахнул обе полы своего пальто. Под пальто на мужчине оказался теплый крупной вязки серый свитер с толстым воротом, плотные шерстяные панталоны и высокие до колен валенки, сплошь облепленные комьями скатавшегося снега. Одет он был вполне обычно, если не учитывать отсутствие штанов и то, что в паховой области часть панталон, крепящаяся на пуговицах, была сейчас открыта, полностью оголяя самые интимные места незнакомца.

Поначалу сбитая с толку внезапным движением мужчины Кристина несколько опешила, но затем, невольно бросив взгляд на оголенное место под пальто, поняла, что опасность совсем не велика и даже не грозит ей вовсе.

– Ну и что ты мне тут пытаешься изобразить? – вновь подняв глаза на незнакомца, спросила Кристина с привычным своим скептическим выражением лица, в котором мелькнула с трудом сдерживаемая улыбка.

Услышав эти слова, мужчина обомлел. Беспокойное предвкушение в его взгляде сменилось испугом, и он, запахнув пальто, метнулся с дороги в сторону сосняка. Стремясь как можно скорее скрыться из-под света фонаря, он прыгал прямо по нетронутым сугробам, неуклюже задирая ноги, чуть не по пояс проваливаясь в снег, и через минуту совсем исчез в ночной темноте.

Глава XIV

– А-ха-хах-ха! – дружным смехом заливалась вся компания, слушая от Кристины историю о том, как местный эксгибиционист полчаса назад улепетывал от нее по сугробам в лес.

Стол был уже полностью накрыт, мерло откупорено и начато, а только что принесенный мужчинами шашлык блестел в тарелках сочившимся из него горячим жиром.

– Как ты еще умудрилась что-то сказать, – изумленно мотая головой, заметила Полина. – Я бы, наверное, просто стояла и кричала во все горло.

– Не знаю, – весело ответила Кристина. – Он когда пальто распахнул и предстал в валенках, в панталончиках своих с этим кармашком откидным, весь еще на морозе скукожился, бедненький, то мне почему-то так смешно стало, что я чуть там же не расхохоталась.

– Вот, – повернувшись к мужу, назидательно произнесла Ольга. – А ты говоришь: «Зачем встречать?»

– Оля, не стоит, – умоляюще сложила брови Кристина. – Это бесполезно. Он все равно никогда не поймет.

Нахмурившись и с силой сжав челюсти, Юрий взял со стола вилку, покрутил в руке и, не найдя ей никакого применения, положил на прежнее место.

– Надо было мне сказать, я бы тебя встретил, – включился вдруг Завязин, у которого с Кристиной были давние теплые, по-дружески близкие отношения.

– Да я знаю, что ты бы встретил.

– Зря пошла по темноте. Разве не слышала про то, что здесь эксгибиционист бегает? Об этом уже давно все говорят… – пустился в размышления Завязин.

И вчера, и сегодня он с огромной охотой беседовал на самые различные темы. За последние месяцы они с Полиной вообще никуда не выбирались, ни с кем не встречались, и он испытывал неподдельное удовольствие от организованной поездки.

– Ты лучше расскажи про сухожилия, – обратился к нему Юрий. – Эта история ничуть не хуже.

– Да-а! Выхожу я как-то ночью на балкон покурить!.. – эмоционально начал Завязин, но тут же осекся, бросив испуганный взгляд на жену, раскрасневшееся лицо которой исказилось от стыда и еле сдерживаемого негодования.

В квартире Завязина не было балкона, а история, которую он рассказал на горе Юрию, случилась в одну из его недавних «командировок», когда он ночевал у Любы. Сейчас же, расслабившись в компании старых друзей, он совсем забылся и проговорился.

– Что ты остановился-то? – недоумевающе посмотрел на него Юрий. – Рассказывай давай. Такая история классная.

– Потом… Я пойду оставшиеся шашлыки принесу… – засуетился Завязин, спешно выбираясь из-за стола. – Там пара шампуров еще доходит… И угли заодно затушу.

Когда Завязин ретировался, женщины погрузились в разговор, а Юрий полностью сосредоточился на шашлыке, чтобы насладиться им, пока тот был еще горячим. Но не успел съесть и одного куска, как его прервал голос Кристины:

– Юра, – громко и строго сказала она.

Повернувшись к сестре, Юрий увидел, что та в упор смотрит на него, а завладев вниманием, еще несколько мгновений молча сверлила значительным взглядом и только после этого медленно опустила глаза на стоявший перед ней бокал.

– Не забывай ухаживать за дамами, – высоко вскинув брови, произнесла она назидательным тоном, несколько раз стукнув ногтем по стеклу пустого фужера.

Ответив Кристине раздраженной гримасой, будто только что раскусил горькую тухлую семечку, Юрий взял бутылку и по кругу освежил все бокалы, наполняя их как полагается – на две трети объема. Закончив, он вернулся к шашлыку, но ел теперь без наслаждения, механически отправляя в рот и пережевывая куски мяса, весь поглощенный мыслями о сделанном сестрой на глазах у жены и Полины внушении.

Юрия неимоверно раздражали подобные выходки Кристины. Он, конечно же, был согласен с тем, что женщинам в присутствии за столом мужчин не к лицу самим брать бутылки и разливать алкогольные, да и вообще какие бы то ни было напитки, и если бы она, завладев его вниманием, неприметным жестом указала на свой бокал, то этого было бы вполне достаточно, и он без какого-либо сопротивления тут же поспешил бы исправить ситуацию. Но сестра не только каждый раз напоминала о его упущениях вслух – она делала это максимально громко, во всеуслышание, специально создавая продолжительные паузы, чтобы привлечь внимание как можно большего числа собравшихся.

На подсознательном уровне чувствуя, что ее замечания заключают в своей основе самые благородные и возвышенные посылы, а также то, что возразить или проигнорировать их было попросту невозможно, Кристина никогда не упускала случая указать знакомым мужчинам на отсутствие должных манер и невнимательность к окружающим дамам. При этом в силу невероятно выразительной мимики и интонации голоса ее прямые подсказки звучали всегда очень укоризненно. И если по отношению к большинству мужчин она в той или иной мере все-таки ограничивала свой порицающий тон, то, когда дело касалось брата, замечания носили предельно уничижительный характер.

Будучи младшим ребенком, долгожданным мальчиком, Юрий с самого своего рождения сконцентрировал на себе все внимание и заботу родителей, в корне изменив жизнь сестры. Семья в то время ютилась в однокомнатной квартире, и появление в доме брата ознаменовалось для шестилетней Кристины переездом к бабушке за несколько десятков километров от С-ска. К тому времени, когда родителям выделили соответствующую жилплощадь, девочка прожила в плохо знакомом городе больше года, а вернувшись домой, попала в совершенно новый для себя мир. Все теперь вращалось вокруг брата – он стал центром жизни семьи. К нему было обращено внимание родителей, родственников, гостей; ему выделялось всегда самое лучшее, о нем беспокоились в первую очередь; стоило ему только кашлянуть, как все вокруг начинали бегать и сходить с ума в переживаниях. Но про Кристину тоже не забывали – ее стали активно подключать к процессу ухода за маленьким братом. Посидеть с ребенком, покачать, отвлечь чем-нибудь или разогреть ему еду – все это постепенно вошло в круг ее обязанностей, за неудовлетворительное выполнение которых то и дело приходилось получать нагоняи. С семи лет столкнувшись с новой для себя ролью ответственной помощницы матери в присмотре за младшим братом, который полностью оттягивал на себя родительскую любовь, Кристина ощущала себя обделенной и забытой. И сам Юрий, и та суматоха, которая творилась вокруг него, стали раздражать и бесить ее. Время шло, дети росли, но отношение родителей оставалось неизменным: к Юрию – как к ребенку, а к Кристине – как к взрослой помощнице. Злость на брата, обида и постоянное острое ощущение недостатка внимания глубоко укоренились в чутком и восприимчивом подсознании девочки, став верными ее спутниками на всю дальнейшую жизнь.

В отношении брата критические замечания Кристины, какой бы вопрос они ни затрагивали, всегда были максимально открытыми и беспощадно осудительными. Ее упреки несли в себе пренебрежение, даже презрение, а порой сопровождались и откровенно неистовыми сценами, так что очень скоро Юрий постарался свести к минимуму любое взаимодействие с сестрой, общение с которой доставляло ему сильнейший эмоциональный дискомфорт. Сейчас же, получив очередное прилюдное порицание, он весь ушел в себя, погрузившись в размышления о случившемся.

«Почему только с Кристиной возникают у меня подобные ситуации? – с хмурым видом разрывая зубами кусок шашлыка, думал Юрий. – Когда сидим с Олей вдвоем или в компании ее сестер, подружек, никто не делает мне замечаний на этот счет… Может, они разливают вино сами?» – пришло вдруг ему в голову, но, напрягши память, он не смог вспомнить ничего подобного. Как он ни старался, ему не удавалось даже просто представить жену с бутылкой вина в руке – всегда это было его обязанностью. И неожиданно Юрия осенило: сидевшим с ним за столом женщинам никогда не приходилось напоминать ему наполнять бокалы, потому что он делал это до того, как у них заканчивалось вино. Юрий выпивал свой фужер быстрее дам, а когда брал бутылку, то в первую очередь обслуживал их, а уж затем себя. Так было всегда, за исключением случаев, когда в компании присутствовала сестра.

Кристина была известной любительницей вина. Данный напиток она употребляла легко и в довольно больших количествах, впрочем, столь искусно, что поведение ее никогда не выходило за рамки приличия; но ввиду высокой скорости делала это куда быстрее брата и потому регулярно напоминала ему о своем пустом бокале. И поняв это, Юрий вдруг проникся злостью к сестре, которая нещадно разносила его лишь за то, что он, привыкший освежать бокалы дамам по мере опустошения собственного, попросту не задумывался о существовании женщин, пьющих значительно быстрее и больше его самого.

«Строит из себя благородную мадаму, а сама хлещет вино, как газировку, – размышлял Юрий в желчном негодовании, вспыхнувшем в нем от осознания несправедливости откровенно унизительных замечаний сестры. – Я, мужчина, половины не успел выпить, а у нее уже ни капли не осталось. Женщина называется. И еще умудряется меня упрекать в отсутствии манер! Хэ-х! В следующий раз, когда вздумает прилюдно ткнуть меня носом, надо будет вслух изумиться тому, как быстро она осушила свой бокал. Точно! Громко, во всеуслышание заметить. Вот посмотрю я на нее тогда», – упивался про себя насмешками Юрий, искоса глядя на уже окрасившиеся вином фиолетовые губы сестры.

Но, представляя сейчас в своем воображении, как он при всех пристыдит Кристину, подчеркнув ее недюжинные способности к поглощению вина, в глубине души он чувствовал, что в действительности никогда не станет этого делать. Открытое обвинение женщины, родной сестры в чрезмерном пристрастии к алкоголю выглядело бы грубо, по-хамски и для Юрия было недопустимо. К тому же вряд ли кто-то из круга их общих знакомых одобрил бы подобное поведение, а скорее наоборот – большинство осудило бы его. Обо всем этом он не задумывался прямо, но на уровне подсознания понимал совершенно ясно, что такая выходка будет иметь скорее негативные последствия и потому невозможна.

В мыслях же Юрий продолжал предаваться желчным излияниям в адрес Кристины, компенсируя напряжение, вспыхнувшее в нем от отвешенного ею нравоучительного внушения. И вскоре его посетило неожиданное соображение: к нему вдруг пришла идея, как реально можно было бы вразумить сестру. Юрий решил, что когда она в следующий раз прилюдно пристыдит его упреком в невнимательности, то он, в ответ разливая вино, все бокалы наполнит, как следует по этикету – на две трети объема, и лишь ей одной нальет значительно больше, почти до краев, чтобы только можно было нормально взять фужер и при этом не облиться.

Открыв для себя эту идею, Юрий испытал настоящее ликование. Намек с наполненным бокалом был настолько тонким, что его в отличие от прямого высказывания вполне можно было реализовать. Если же Кристина, не поняв его с первого раза, попыталась бы возмутиться действиями брата, он всегда мог, извинившись, сослаться на свою неловкость, а уж со второго раза она бы точно задумалась над тем, что он пытается сказать ей и окружающим. Идея так понравилась Юрию, что он даже забыл о шашлыке и, в сладостном предвкушении лукаво сощурив глаза, начал в мельчайших деталях представлять, как искусно, ловко и остро ответит сестре при случае на следующее ее несправедливое и крайне уничижительное замечание.

Глава XV

Оставив компанию и выйдя на улицу, Завязин поспешил за домик в огород, где стоял мангал. Он не на шутку испугался, что Полина последует за ним, вызвав его на немедленные объяснения, и, обходя дом, с замиранием сердца вслушивался, не открывается ли дверь, а поняв, что жена осталась внутри, облегченно выдохнул.

Тайная жизнь Завязина неотступно следовала за ним, всплывая все чаще и с все возрастающей очевидностью. С того дня, когда Полина узнала о его связи на стороне, он на время прекратил было общение с любовницей, но как только отношения дома наладились, встречи возобновились. Завязин понимал, что жена обо всем догадывается, но ничего не мог поделать: свидания с Любой стали для него самыми яркими событиями в жизни, наполнявшими ее чувствами, эмоциями, страстью. Правда, теперь он с еще большей, нежели прежде, тщательностью выверял свои шаги, стараясь не дать Полине даже малейшего повода для сколько-нибудь обоснованных подозрений, но, несмотря на все старания, в глубине души вполне ощущал, что это было лишь вопросом времени. Скрытая от его сознания мысль, что отношения на стороне нарастают, как снежный ком, и что рано или поздно они прорвутся в его супружескую жизнь, тяжелым грузом наваливалась на Завязина, лишь только он покидал квартиру Любы. Чувства тревоги и вины стали его постоянными спутниками, присутствия которых он не осознавал, но влияние ощущал со всей возможной ясностью.