Семьи: книга третья

Ненадолго заглянув в ближайший магазин за пивом и чипсами, молодые люди вскоре оказались в квартире. Юрий с ходу предложил Кате пройти на кухню, а сам направился в детскую комнату, по пути закрыв дверь в спальню. Переодевшись в привычную свою домашнюю одежду (тапочки, трико и короткую майку типа борцовки), он взял из принтера спрятанные в нем папиросы с марихуаной, которые еще на неделе достал ему Легков, и вернулся на кухню.

Юрий давно уже не курил травку, так что сейчас не смог бы вспомнить, когда делал это в последний раз. В юности, в студенческую пору, он употреблял марихуану довольно часто, позволяя себе даже возвращаться домой к жене не вполне трезвым, но со временем курение конопли стало рождать в нем странные тревожные ощущения. Легкое, приподнятое и веселое настроение сохранялось у него лишь в компании друзей, стоило же только оказаться в окружении посторонних людей, знакомых или тем более жены, как его тут же поглощало беспокойство и чувство сильнейшего стыда. В таком состоянии он буквально страшился окружающих, стараясь избегать всяких контактов, а общение с супругой превращалось для него в настоящую пытку. Только с товарищами Юрий чувствовал себя более-менее комфортно (хотя даже с ними все чаще в нем проявлялась скованность и зажатость), так что очень скоро он почти перестал употреблять марихуану, делая это лишь изредка, когда жена с дочкой уезжали куда-нибудь и можно было спокойно собраться с друзьями дома, стараясь в таком случае вообще не показываться на улицу.

Сейчас же, выкурив с Катей одну папиросу, Юрий рассчитывал немного расслабиться, сделать предстоящий секс более ярким как для себя, так и для партнерши, но вместо этого почувствовал, что его опять начинают охватывать тревожные ощущения. Через десять минут он сидел уже совсем потупив голову, полубоком к девушке, почти не поднимая на нее взгляда, уставившись на бутылку пива в своих руках, от которой упорно пытался по кусочкам оторвать на совесть приклеенную этикетку. С трудом поддерживая беседу, он по большей части только отвечал на вопросы, то и дело замолкая и полностью уходя в себя, отвлекаемый сотнями самых разных мыслей, шквалом обрушившихся на него.

Наблюдая разительные изменения, произошедшие в ее новом знакомом, Катя с живым интересом разглядывала сейчас его. Еще каких-нибудь полчаса назад словоохотливый, веселый, излучающий уверенность, теперь Юрий выглядел смущенным и зажатым, и, почувствовав слабость и растерянность собеседника, она испытала невольное желание еще больше вывести его из равновесия, смутить сильнее, поиграть на его чувствах.

– У тебя тут подружка живет? – многозначительно спросила Катя, глядя на понурившего голову молодого человека.

– Какая подружка? – в недоумении посмотрел на нее Юрий.

– Канарейка, – с хитрой улыбкой кивнула девушка на гревшуюся в люстре птицу.

– А-а-а… Это не канарейка. Это кенар, мальчик, – ответил Юрий, снова уткнувшись взглядом в бутылку с пивом.

– Прикинь, он в трусах! – спустя минуту громко произнесла Катя.

– Кто в трусах? – поднял голову Юрий.

– Канарейка, – ответила та, насмешливо смотря на молодого человека. – Представь канарейку в трусах.

Юрий оглядел себя и, увидев с одного бока торчащую из-под трико резинку надетых под ними нелепых семейных трусов, понял, что имела в виду Катя; но попытка собеседницы высмеять его не вызвала у него никакого смущения или злости. По опыту он знал, что это двусмысленное на вид и совершенно однозначное по сути замечание являлось обычной манипуляцией, которые так любят использовать молодые девушки, когда, чувствуя слабость мужчины, начинают играть им, пытаясь вызвать на реакцию. Поняв для себя это, Юрий сразу и забыл, вновь переключившись на бешено вертевшиеся в голове мысли.

– Странная у него прическа, – сказала Катя с прежней лукавой улыбкой.

– Что?

– У канарейки прическа странная.

– Да, это хохолок, – ответил Юрий. Услышав очередную подколку собеседницы, намекавшей на его лысеющую голову, зияющую заметной проплешиной ото лба и до затылка, он решил, что самое время сменить обстановку, и предложил Кате пройти в зал, на что та охотно согласилась.

Гостиная в квартире Юрия была стандартных для советского жилья размеров, но за счет того, что в ней не имелось ни серванта, ни каких-либо других шкафов, на вид казалась довольно просторной. В левой части комнаты находились диван, кресло, ковер на полу и стеклянный журнальный столик на нем; справа же в одном углу стояло еще кресло, а в другом тумбочка со старым ламповым телевизором. На стене между ними висели шесть фотографий в рамках. Здесь были запечатлены счастливо улыбающиеся Юрий и Ольга в свадебных нарядах; моменты их путешествия по Китаю: на одном снимке они стояли на Великой Китайской стене, на другом – на площади Верховной Гармонии в Запретном городе; одна фотография изображала супругов на горнолыжном спуске; а еще на двух была Саша: совсем маленькая, месяцев шести от роду, и постарше – лет трех. На полу под фотографиями стоял горшок с пышной и высокой, в полтора метра, драценой; несколько ухоженных растений имелось и на подоконнике. В целом комната была обставлена скромно, но продуманно, с вниманием как к деталям, так и к общему виду.

Пройдя за девушкой в зал и увидев на столике большую коробку, наполненную разными журналами, папками и брошюрами, подготовленную им еще днем, Юрий вспомнил о предстоящем назавтра событии, и это обстоятельство порадовало и воодушевило его.

– Завтра кандидатскую диссертацию защищаю, – сказал он и, взяв из коробки один журнал, присел на диван рядом с девушкой. Это был номер научного издания университета с его опубликованной статьей, на обложке которого было изображено здание самого учебного заведения. – Прямо здесь и буду защищаться, – с улыбкой добавил он, повернув журнал обложкой к девушке.

Юрий заметно приободрился сейчас, ожидая от Кати если не восхищения, то как минимум заинтересованности, и с удовольствием рассказал бы ей что-нибудь по этому поводу, но девушка никак не отреагировала на его слова, продолжая молчать, будто вообще не придав им значения, и он, вернув журнал в коробку, вновь погрузился в свои мысли.

Минуты три молодые люди сидели молча, с пивом в руках, в полутьме, разбавляемой падающим с кухни светом.

– А где у вас здесь кровати? – вдруг спросила Катя.

Юрий поднял голову на девушку: с улыбкой смотря на него, она, сложив в кольцо большой и средний пальцы левой руки, медленно водила ими вверх-вниз вдоль горлышка бутылки с пивом. Почувствовав вновь вспыхнувшую в нем страсть, молодой человек наклонился и прижался к ней в крепком поцелуе, но тут же какие-то неясные тягостные сомнения нахлынули на него. Он отстранился от лица девушки.

– Тут нельзя останавливаться, – прошептала Катя.

Услышав эти слова, Юрий почувствовал, как кровь прилила к голове, сердце заколотилось в груди, дыхание стало неудержимым, и он весь прильнул к девушке, начав покрывать ее горячими поцелуями, лаская руками, прижимая к себе.

– Не на диване же, – сказала Катя.

– Да… Пойдем, – замешкавшись на мгновение, отрывисто ответил Юрий, поднимаясь с дивана.

Молодые люди проследовали в детскую.

– Кровать какая-то маленькая, – произнесла девушка, войдя в комнату и остановившись посреди нее, будто в каком-то ожидании.

Юрий ничего не ответил ей. В глубине души он понял, чего добивалась от него Катя. Она, конечно же, увидела приклеенные над кроватью детские рисунки и лежавшие рядом на полу мягкие игрушки, видела на стене в зале фотографии Саши, видела закрытую дверь в спальню. Но для Юрия то, к чему так по-женски ловко пыталась подвести его девушка, было невозможно, и, оставив ее замечание без ответа, он вновь принялся пылко ласкать ее, уложив по ходу на кровать.

– Выключи свет, – сказала она, когда молодой человек, сняв кофточку, стал расстегивать ей джинсы.

Глава IX

Выйдя из ванной и предоставив уборную Кате, Юрий вернулся в зал, взял пиво и сел на диван. Снова самые разные мысли безудержным вихрем закружились в его голове, но ни одну из них он не мог теперь толком уловить и обдумать. Сознание его металось, а душу охватило сильнейшее чувство вины, которое он не понимал, но которое сковало и терзало сейчас все его существо.

Спустя несколько минут в зал зашла Катя в одних плавках и лифчике, и Юрию вдруг сделалось совсем неловко при виде девушки. Он опустил голову и отвел глаза в сторону; лоб и щеки его напряглись в каком-то досадливо-виноватом выражении. Катя села рядом с ним на диване, тоже взяв бутылку пива и подобрав под себя ноги.

– Никогда, никогда так больше не делай, – спустя несколько минут сказал Юрий, мотая головой куда-то в сторону, по-прежнему не в силах взглянуть на девушку.

– Как не делай?

– Как сейчас. То, что произошло, не следовало делать. Мужчинам нужно только одно. Только одно… Никогда так больше не поступай.

Катя рассмеялась про себя словам Юрия. Ей было забавно наблюдать такую реакцию взрослого мужчины, сидевшего сейчас перед ней и сокрушающегося тем, что обманул и воспользовался ею. Она видела, что, в раскаянии говоря все эти слова, Юрий искренне считал, что раскрывает ей глаза, как маленькой незрелой девочке, вовсе не понимая того, что он не обманывал ее, что обман был только в его голове. Он не принуждал ее, не вводил в заблуждение: с самого начала, с самого того момента, как он с другом на набережной подошел к их скамейке, она прекрасно знала, что ему нужно, и согласилась только потому, что он пробудил в ней интерес – ей и вправду захотелось близости с ним. И Кате стало смешно сейчас оттого, что он совсем не замечал и не понимал этого.

Юрий действительно ничего этого не видел. Он знал, что с самого начала общался с Катей ради одного, ради одной недостойной, пошлой цели. Он общался с ней только для того, чтобы соблазнить, переспать, и больше ни для чего, а это в его понимании было по отношению к ней нечестно, подло. В душе он чувствовал, что не должен был так поступать, что это неправильно, и эта несознательная мысль терзала его сейчас сильнейшим чувством вины, многократно усилившимся под действием марихуаны.

– Никогда не занимайся сексом в первый день знакомства, – сказал Юрий, только сейчас сумев поднять глаза на девушку.

– Мы с прежним моим другом тоже занялись сексом в первый день и закрутилось на два года, – сказала Катя, которую задели последние слова собеседника.

– Но это не тот случай.

– Посмотрим, – лукаво произнесла она.

Молодые люди просидели в зале еще минут десять, по-прежнему не включая свет, в потемках, изредка заговаривая о чем-нибудь. Катя допила пиво; Юрий же за это время так и не притронулся к своему, но оторвал-таки этикетку, принявшись затем за вторую, приклеенную с обратной стороны бутылки.

– Давай спать, – сказал он наконец. – Я сейчас расстелю диван.

– Мы что, на диване будем спать?

– Ты на диване. Я в спальне.

– Я хочу спать с тобой.

– Нет, – категорично, в каком-то даже испуге отрезал Юрий. – Вместе спать не будем.

– Давай тогда еще посидим.