Семьи: книга третья

Пребывая в невероятном воодушевлении, Юрий ощущал себя абсолютным победителем, и в большей степени это чувство рождала в нем даже не сегодняшняя защита диссертации, а именно вчерашнее соблазнение. Ставя перед собой какую-то значительную, очень желанную цель и начиная работать над ее воплощением, человек то и дело представляет себе сладостный момент ее достижения, и ему кажется, что это будут самые счастливые мгновения его жизни. Чем масштабнее замысел, тем более волнительным видится его завершение, но по мере реализации он постепенно перестает казаться чем-то фантастическим и невероятным. Делая шаг за шагом к своей цели, мы всё более склонны рассматривать ее как логичный результат своих трудов. То же самое ощущал и Юрий. По прошествии трех лет учебы в аспирантуре, занятых написанием работы, многочисленными ее корректировками, выступлениями на конференциях, представлением результатов исследования в нескольких университетах N-ска, сама защита в совете, в начале пути представлявшаяся ему кульминационным моментом триумфа, сейчас воспринималась как самый естественный и единственно возможный итог его деятельности. Юрий, конечно, был счастлив сегодняшним событием, но оно имело вполне закономерный характер. Вчерашний же успех в соблазнении был во многом неожиданный и оттого куда более волнующий.

Купив в магазине выпивки и разной закуски, друзья поехали обратно, домой к Юрию, где встретили у подъезда уже дожидавшегося их Рината.

Глава XII

– Ну что? Гуляем сегодня? – открыв бутылку пива и усаживаясь за стол, сказал Ринат.

– Да, надо отметить, – ответил Юрий.

– Надо. Да еще квартира свободная. Можно замутить с девчонками. Эх, жаль, у меня сегодня не получится.

– Почему?

– Моя в позу встала. Отпустила только с условием, что ночевать буду дома. Я же говорил тебе, чтобы она со мной поехала. Тогда бы у тебя остались.

– И что толку? Ты бы все равно ни с кем в таком случае не замутил.

– Тоже верно, – улыбнулся Ринат. – Я помню, как-то в кабаке за раз двух телок подцепил. Пришел вообще один, взял себе шашлык. Смотрю – две бабы сидят. Присоседился к ним. А бабы страшные-е-е, как моя смерть! Ну, водочки заказал, по шашлычку им; шуры-муры начались. Через некоторое время сажаю одну себе на колени и чувствую ногами, что она прям вся кипит от желания. Побыли в кабаке, медляки потанцевали, а затем поехали все втроем на квартиру к той, которая на коленях у меня сидела. Квартира однокомнатная с двумя кроватями. Я так и не понял, но похоже, что они обе вместе жили. Покувыркались мы с хозяйкой квартиры и спать легли. Посреди ночи мне в туалет приспичило. Сделал все, что нужно, возвращаюсь в комнату (а кровати стояли у одной стены, в ряд, спинка к спинке); так вот, возвращаюсь в комнату и в кровать к другой ложусь, к хозяйкиной подружке. Она ничего – лежит. Я в трусы к ней: чувствую, что она в ответку, и еще с подружкой с этой разок чпокнулся… На следующий день пришел к хозяйке, предложил ей стать моей любовницей. Она ни в какую. Так на этом и закончилось.

Юрий с Каюмовым хорошо знали эту историю: Ринат регулярно вспоминал ее. Это было одно из лучших его достижений на любовном фронте, и он с удовольствием делился им с друзьями и знакомыми.

Слушая рассказы Рината о его похождениях, Юрий иногда чувствовал в душе какую-то досаду за себя, что-то наподобие чувства собственной неполноценности, особенно если у него самого долгое время не случалось никаких новых побед в этой сфере; но сейчас, наоборот, испытав вдруг ощущение своего несомненного превосходства, он всю историю просидел со спокойной уверенной улыбкой на лице, а когда товарищ закончил, обратился к нему:

– Зачем ты это рассказываешь?

– В смысле «зачем»? – недоумевающе посмотрел на него Ринат.

– В прямом. Зачем ты это рассказываешь?

Ринат на секунду задумался, по-видимому, впервые озадачившись таким вопросом.

– Похвастаться, – ответил он прямо. Со свойственной ему внутренней решимостью Ринат смело и честно признавал очевидные факты, никогда не поддаваясь соблазну начать уклоняться и увиливать из неудобных ситуаций, на ходу придумывая нелепые и абсурдные утверждения и тем самым давая возможность собеседнику загнать себя в угол.

– Точно. Похвастаться, – лукаво сощурившись, несколько раз согласно кивнул головой Юрий. – А хвастаться нехорошо, – сентенциозно заключил он, озвучив знакомую каждому со школьной скамьи истину, и с ироничной улыбкой посмотрел на Каюмова, который в ответ тоже улыбнулся, принявшись открывать свою бутылку с минеральной водой.

В этот момент в квартире раздался звонок домофона, и Юрий пошел в коридор.

– Здорово! – заходя в квартиру, поприветствовал его Рукомоев.

– Здорово.

– Как жизнь? Бьет? – с этими словами Рукомоев устремил на друга цепкий взгляд, будто пытаясь выхватить малейшее эмоциональное движение в его лице; губы его сложились в улыбку, но сквозь их неестественно искривленную линию сквозили скрытые эмоции какого-то злорадного предвкушения.

– Не понял? – пожимая протянутую руку, растерянно, но совершенно спокойно посмотрел на товарища Юрий.

– Бьет ключом? – с ходу как ни в чем не бывало добавил Рукомоев, уже заметно мягче и беспечней. Прощупав друга на внутреннюю слабость и поняв, что в этот раз ее нет и следа, он тут же ловко откатил назад.

– Не то слово, – просиял Юрий и, пригласив товарища, вернулся на кухню, куда через минуту, сняв куртку и разувшись, прошел и Рукомоев.

Антон Рукомоев представлял собой невысокого, худого, даже тщедушного мужчину и, будучи ровесником собравшимся сейчас на кухне товарищам, выглядел года на четыре моложе их. Его широкое плоское лицо с низким лбом и скошенным подбородком обладало резкими нелепыми чертами. У него были маленькие голубые глаза, узкий с крупными плотными ноздрями нос и большие бесформенные губы, верхняя из которых то и дело как бы вскидывалась кверху, оголяя дешевые темнеющие у десны керамические коронки, установленные на месте двух центральных передних зубов. Волосы его, как и брови, были светло-золотистого цвета: тонкие, прямые и сальные, они ровным слоем облепляли собой голову, уши и лоб молодого человека. Из-под истонченной бледной кожи у Рукомоева то тут, то там синели выпуклые вены, а щеки были сплошь изрыты глубокими темными оспинами, придавая ему болезненный и отталкивающий вид.

– О! А это что у тебя? – поздоровавшись с друзьями, сказал Рукомоев, направляясь прямо к подвешенной у окна клетке.

– Канарейка.

– Ты что, в первый раз видишь? – удивился Ринат. – Она полгода назад появилась.

– В первый раз.

Подойдя к клетке, Рукомоев наклонился, почти вплотную приблизив к ней свое лицо, и принялся наблюдать за сидевшей внутри птицей. Увидев его, канарейка отскочила на дальнюю жердочку, которая была у задней стенки клетки, и, насторожившись, тоже стала разглядывать незнакомца, резко повертывая головку то в одну, то в другую сторону.

– Бу! – выпучив свои маленькие глазки и вытянув губы, вдруг громко рявкнул на птицу Рукомоев.

Канарейка приникла к жердочке, опустила хвостик, поджала головку и замерла всем тельцем.

– У-у-у! – угрожающе завыл Рукомоев.

Перебирая лапками, канарейка сместилась в угол клетки.

– Бу! У-у-у-у! Бу-бу! – продолжал реветь молодой человек, начав руками раскачивать клетку из стороны в сторону и с видимым наслаждением наблюдая, как канарейка, пугливо выбрасывая в стороны крылышки, пыталась балансировать на жердочке.

Действия Рукомоева были глубоко противны Юрию, родив в нем множество неприятных эмоций. Обида и боль за полюбившегося питомца горьким чувством разлились в груди, подкатили к горлу. Он хотел остановить товарища, но в то же самое время что-то внутри него препятствовало этому, не давая вмешаться. В душе Юрий чувствовал, что, сделав открытое замечание другу, высказав очередной упрек, он опять создаст напряжение в компании, в чем его в последнее время так часто обвиняли и чего он всячески старался избегать. Эта бессознательная мысль останавливала сейчас его, и он, не сходя с места, в бессилии смотря на действия товарища, продолжал терпеливо ждать, пока тот не угомонится сам.

И действительно, не чувствуя поддержки со стороны товарищей (так же как и Юрий, не видя ничего смешного в действиях друга, Ринат и Каюмов с безразличными лицами потягивали свои напитки, вовсе отвернувшись от него), Рукомоев вскоре оставил птицу в покое и, взяв бутылку пива, присоединился к ним за столом.

Как только он отошел от клетки, канарейка выпорхнула из нее и перелетела в люстру, на излюбленное свое место под лампочкой, резким и шумным маневром вновь обратив на себя внимание друзей.

– Ха! Она тебе весь светильник засрала! – громко усмехнулся Рукомоев, тыча пальцем в изрядно испачканное пометом стеклянное дно люстры.

Глава XIII

Пивная находилась далеко, и друзья поехали на машине Каюмова, который согласился не пить сегодня и побыть за рулем. У него было чем расслабиться: Юрий отдал ему оставшиеся со вчерашнего вечера папиросы с марихуаной, и он собирался выкурить их возле бара вместе с Ринатом, Рукомоевым и Легковым.

Заведение, куда вскоре прибыли друзья, представляло собой нечто вроде пивного ресторана, в котором можно было не только насладиться вкусно сваренным пивом, но и плотно поесть что-нибудь наподобие шашлыка или немецких колбасок. Помещение пивной было большое, но довольно уютное, с приглушенным светом, ненавязчивой музыкой и множеством столов, за одним из которых друзей уже дожидались Завязин и Легков.

– Ну что, поздравляем с успешной защитой, – поднимая свой бокал, звучно произнес Завязин, когда официантка принесла пиво.

– Спасибо, – скромно, даже смущенно ответил Юрий, стараясь сдерживать свое ликование, открытое проявление которого – он знал – могло вызвать у друзей негативные эмоции.

– «Спасибо», – улыбаясь, передразнил его Легков. – Ты так говоришь, будто обычный зачет сдал или… новый диван в квартиру купил. Если бы я защитил диссертацию, – задумчиво мотнул он головой, словно пытаясь представить свое душевное состояние в таком случае, – то уже в дупель пьяный был бы…

– Кто ты теперь? Профессор? Или доктор? – громко и насмешливо бросил Рукомоев, почти перебив Легкова, последняя признательная речь которого явно раззудила что-то ему в теле, так что он даже заерзал на месте, словно снизу, из сидения, ему впилось несколько заноз.

Рукомоев отлично знал, что Юрий защитил именно кандидатскую диссертацию, однако, испытав сильнейшее бессознательное желание преуменьшить достижение товарища, своим деланным пренебрежением в отношении свершившегося события демонстративно пытался показать, сколь малое значение оно для него имеет. Но помимо этой нарочитой небрежности, которая сама по себе уже несла совершенно определенный посыл, он предположил, что друг защитил докторскую, сделав это хотя и бессознательно, но с самой конкретной целью. Цель его заключалась в том, чтобы Юрий вынужден был самолично опровергнуть его догадку, самолично принизить себя: вопрос был поставлен так, что, отвечая на него, тот не возвышал бы себя относительно положения, в котором был прежде, а принижал относительно озвученного товарищем предположения. Испытывая жгучее желание девальвировать достижение друга, Рукомоев сделал это одновременно двумя относительно неявными и потому чрезвычайно распространенными способами: деланным пренебрежением к случившемуся событию и намеренным завышением собственных ожиданий.

– Не-е-ет, – простодушно улыбнулся в ответ ему Юрий. – Только кандидат.

– И что это тебе дает?