Семьи: книга третья

– Что дает?.. – задумался на секунду Юрий. – Со мной вместе работает девушка, у которой дед доктор наук. Несколько лет назад он уехал в Канаду и, как я понял, неплохо там устроился. Каждый месяц высылает внучке по тысяче долларов. Так, запросто, в качестве небольшой помощи ежемесячно переводит ей тридцать пять тысяч рублей. А у нее зарплата – тридцать.

– Но он доктор.

– Или вот тоже пример, который мне рассказала секретарь диссертационного совета. Не так давно в нашем университете девушка защитила кандидатскую диссертацию, а через некоторое время переехала жить в Англию. Так вот, ее степень автоматически зачли там как высшее образование.

– Ученую степень зачли как высшее образование? – переспросил Легков с разочарованием, даже пренебрежением, но вместе с тем просияв очень довольной, почти ликующей улыбкой, выказавшей его внутреннюю радость данному обстоятельству.

– Да, вроде не соответствует. Но если ты решишь со своим высшим образованием приехать в Англию, то тебе придется его подтверждать. Российский диплом не имеет там безусловного признания. Тебе придется сдавать экзамены по основным направлениям полученной специальности. А та девушка на основе диплома кандидата наук автоматически, без каких-либо дополнительных проверок получила свидетельство о высшем образовании. Неплохо же?

– Ты в Англию собрался?

– Не-ет… Думаю пока годик поработать преподавателем. Сменный график позволяет. А дальше посмотрим…

– Давайте еще раз – за защиту диссертации! – предложил вдруг Легков.

– Ух, кандидат наук, – отпив пива, с веселой улыбкой на лице сказал Ринат и, сложив пальцы так, будто собирался сделать щелбан, поднес руку вплотную ко лбу друга.

– Ну зачем ты это? – проговорил Юрий, не пытаясь остановить товарища, а лишь покорно пригнув голову, в напряжении сведя брови и готовясь принять удар.

Ринат убрал руку. Друзья весело захохотали, и только Каюмов не смеялся, несколько секунд сосредоточенно смотря на Рината, будто пытаясь понять для себя: а действительно, зачем он хотел это сделать?

Вскоре официантка принесла шашлыки, и уже порядком проголодавшиеся друзья принялись за еду, по ходу все более приободряясь.

– Слышал тут новость, – начал Ринат, закуривая сигарету. – В соседней области депутат местного собрания предложил узаконить многоженство.

– Ха-ха! Во дела! Срочно надо туда переезжать, – засмеялся Легков.

– Да это бред какой-то, – сказал Каюмов.

– Почему бред? – вдруг необычно оживленно отреагировал на слова друга Завязин. – По-моему, так и должно быть. Я тут с одним старым товарищем встретился. У него пятеро детей от двух жен, так вот, он мне сказал: «Глеб, я в пять раз счастливее тебя». И он прав! Дети – вот главная ценность в жизни! Кто тебе в старости воды принесет? – слева направо обведя взглядом всех без исключения друзей, заключил он.

Завязин говорил пылко, громко, и на первый взгляд невозможно было сомневаться в том, что он безусловно убежден в истинности занятой им позиции. Но, несмотря на внешне очень оживленную речь, в глазах, жестах, в выражении лица его сквозила неуверенность, даже какой-то потаенный страх. К озвученному убеждению он пришел не независимо, свободным от каких-либо влияний рассудком, а вынужденно, принимая его исключительно потому, что это было удобно его текущему положению, потому что это было необходимо ему. В действительности Завязин никогда всерьез и не думал о том, что дети есть главная ценность в жизни и что степень счастья человека прямо пропорциональна их количеству, – он принял данную точку зрения, проникся ею всего только несколько месяцев назад под влиянием обстоятельств. Конечно же, он и сам не осознавал всю притянутость своего мировоззрения, и если бы его спросили об этом, тут же совершенно честно ответил бы, что данное его искреннее и твердое убеждение было присуще ему всегда; но в то же время внутри, в глубине души, Завязин чувствовал всю неестественность и искусственность занятой и так красноречиво отстаиваемой им позиции. В действительности он озвучивал друзьям свою точку зрения с единственной целью – получить их поддержку, их солидарность, чтобы через нее оправдать и хоть на время, но успокоить себя.

– Точно. Настоящий мужчина должен стремиться к тому, чтобы каждый ребенок мог сказать ему «папа», – запустив в воздух кольцо табачного дыма, изрек Ринат одно из множества излюбленных своих выражений.

– Ты и сейчас можешь иметь кучу детей, – сказал Легков. – Ничто тебя в этом не ограничивает.

– В том-то и дело, что ограничивает! – с жаром возразил Завязин. – Как быть, если жена не хочет или не может иметь детей?

– Разведись, – со всей очевидностью ответил Легков. – В чем проблема-то?

– Разведись. Только это и остается… – потупившись в стол, мрачно пробубнил Завязин, будто обращаясь сам к себе; но тут же лихорадочно встрепенулся. – А почему бы не дать возможность иметь несколько жен? Во многих странах это норма.

– Потому что это дискриминация по отношению к женщинам, – сказал Юрий. – В странах, которые ты имеешь в виду, многоженство остается распространено только потому, что там не особенно учитывают мнение слабого пола. Судьбу девушки там решают между собой жених и отец невесты.

– Ха. Точно-точно, – подхватил Легков, раскрывшись своей белоснежной улыбкой. – Приходишь к отцу со стадом баранов и бутылкой. Посидели, поболтали по душам, а назад – с девушкой.

– Ах-ха. Если же дочерей несколько, то говоришь: «Можно всех посмотреть?» – сказал Ринат, и компания разразилась дружным хохотом.

– А что, если женщины сами не против стать женами одного мужа? – лишь только смех друзей прекратился, уже тише, в каком-то отчаянии, почти с мольбой обратился к ним Завязин.

– Такого не бывает, – авторитетно произнес Легков. – Попробуй предложить Полине жить с другой женщиной в качестве второй жены – увидишь, куда она тебя пошлет. Ты можешь найти девушку, которая будет прощать измены, можешь уговорить ее на секс втроем, и даже не один раз, но жить под одной крышей на равных правах с еще одной женщиной – ни одна не согласится.

– Да даже если и согласится, – сказал Юрий. – Живи, пожалуйста: хоть с двумя, хоть с пятью сразу. Если их желание добровольное, тебе никто этого не запрещает. Но регистрировать брак государство должно только между одним мужчиной и одной женщиной.

– Тоже за телочками за этими присматриваешь? – сказал Ринат, обращаясь к Рукомоеву, который уже на протяжении нескольких минут не отрываясь глядел в противоположный угол пивной, где за столиком сидели три девушки.

Услышав эти слова, все в компании дружно обратили взгляды в сторону женщин.

– Так-то вроде стройные девчонки, – ответил Рукомоев, приподняв верхнюю губу и оголив две выбивающиеся из общего ряда зубов округлые коронки. – Может, подкатим?

– Они задом сидят, – отозвался Каюмов. – Подойдем – а там страшилища.

– Ну и что, что страшилища? – вопросительно посмотрел на друга Легков.

– Придется какое-то время разговаривать, пересиливая себя и по ходу думая только о том, как бы поудачнее съехать.

– Зачем разговаривать? Развернулся да и ушел сразу.

– Ты о чем? – удивился Юрий. – Ничего не говоря, подойти, взглянуть на них, оценить лица и – просто взять и уйти обратно?

– Да. Молча развернулся и ушел.

– Ну как так? Им же обидно будет… – в пылком недоумении обратился к другу Юрий.

– Да и пофиг, что страшные, – прервал разговор друзей Рукомоев. – Мы же на них не жениться собираемся? Ну, Ринат, двинем вдвоем?

– Пошли.

Подойдя к столику, Рукомоев и Ринат с минуту пообщались с девушками и вернулись назад.

– Что? Облом? – с веселой усмешкой спросил Легков, не успели друзья усесться за стол.

– Да, – беспечно улыбнулся в ответ Ринат.

– Вот еще идут. Проститутки, – в желчной злобе проговорил Рукомоев, глядя на двух только что вошедших в бар шикарно выглядящих красоток в коротких юбках и модных ботинках на высоких каблуках.

Помимо девушек, предлагавших платные интимные услуги, у Рукомоева за всю жизнь секс случался лишь с одной женщиной – с женой. Виной тому была не только его отталкивающая внешность, но и то, что он являлся для представительниц слабого пола на редкость неприятным собеседником. В ранней молодости он, как и многие его сверстники, испытывал при общении с девушками смущение и робость, но после длительной серии обидных неудач застенчивость постепенно трансформировалась в высокомерное, во многом уничижительное отношение к женщинам, и, чутко воспринимая это, они стали избегать всяческих близких контактов с ним.

Осознавая свою полную несостоятельность на стезе покорения представительниц противоположного пола, Рукомоеву было до невозможности обидно за себя и еще более от мысли, что друзья тоже прекрасно это знали, хотя и не выказывали прямо. Отсутствие у него каких-нибудь достижений на любовном фронте было очевидно товарищам, и даже не потому, что никто из них ни разу не видел, чтобы у друга получилось заинтересовать хоть одну девушку (в конце концов, это могло произойти и вне компании), а больше потому, что тот никогда не рассказывал им ничего подобного, что сделал бы всенепременно, случись у него хоть какое-нибудь любовное приключение. С течением времени попытки добиться секса от женщин стали приобретать у Рукомоева все более отчаянный характер, а каждое новое поражение лишь усиливало его озлобленность по отношению к представительницам слабого пола.

Глава XIV

Поглощенные легким непринужденным общением друзья совершенно забыли о времени. Они просидели в пивной больше четырех часов, безостановочно осушая бокалы с пивом, и все уже были порядком охмелевшие, кроме Каюмова и Завязина, которого не брал ни один напиток слабее тридцати градусов. В это время Ринату позвонила Вика, напомнив о том, что нужно возвращаться домой; тут же засобирался и Завязин, решив поехать с другом на одном такси.

– Блин, не хочется уезжать, – заказав машину, сокрушенно произнес Ринат. – Надо было, чтобы Вика со мной поехала, так ты возмущаться стал, – с упреком обратился он к Юрию.

– Да это же полная ерунда. Ты что, действительно считаешь нормальным, если бы с нами сейчас была Вика?