Семьи: книга третья

Поблизости на лестнице находился и Юрий. Без крайней необходимости он не намерен был ввязываться в ситуацию, отчасти потому, что являлся никудышным бойцом и мало чем мог пособить товарищу в случае столкновения, но главное, потому, что знал – Ринату его помощь и не требовалась.

Продолжая держать женщину обеими руками, мужчина окинул друзей мутным взглядом и, быстро определив основной источник угрозы, криво осклабился, кивнув головой вверх:

– Ты что хотел?!

– Слышал меня?! Оставь ее! – сделав несколько шагов навстречу, вновь возвысил голос Ринат.

Отпустив женщину, которая тут же отбежала в сторону и прижалась спиной к стене, мужчина развернулся всем телом к стоявшему уже вплотную рядом с ним неприятелю. Одет он был просто и вместе с тем неряшливо: в облезлые тапки, растянутое заляпанное трико и майку. На вид возрастом лет под пятьдесят, мужчина обладал довольно крепкой комплекцией, с широкими плотными руками, большим прилично выпирающим водянистым животом, и на фоне низкого тщедушного Рината смотрелся крайне угрожающе. Он был явно выпивши, и осоловелый взгляд его отражал некоторую внутреннюю рассеяность, но в то же время и бесстрашие, придавая ему еще более решительный и воинствующий вид.

– Иди отсюда! – агрессивно смотря прямо в глаза Ринату, выпалил мужчина.

– Когда захочу, тогда и уйду.

– Свалил быстро!

– Следи за языком, морда!

– Что-о-о?! – протянул в недоумении мужчина.

Секунду он еще стоял не шевелясь, как бы соображая свои дальнейшие действия, а затем, сжав в кулак руку, выбросил ее в сторону лица противника; но прежде, чем локоть его выпрямился, Ринат хлестким поставленным движением заехал мужчине левой рукой сбоку в скулу и тут же следом пробил правой прямо в глаз. Потеряв ориентацию, мужчина откинулся назад и, тщетно пытаясь в полете ухватиться рукой за гладкую стену подъезда, повалился на пол.

– Вы в порядке? – не обращая уже внимания на поверженного, совершенно обескураженного противника, спросил Ринат у женщины.

Подняв глаза, она несколько раз отрешенно кивнула в ответ.

– Может, полицию вызвать? – доставая из кармана телефон, обратился к ней Юрий.

– Нет-нет! Не надо полицию. Все нормально, – вдруг, как опомнившись, зачастила она и, нагнувшись к лежавшему на полу мужчине, стала поднимать его под локоть.

– Вы точно в порядке? – повторил свой вопрос Ринат.

– Да конечно, конечно, – уже вовсе не глядя на него, торопливо проговорила женщина.

Проведя шатающегося мужчину домой, она зашла следом и спешно закрыла за собой дверь.

– Постоянно у них ругань, – поднимаясь на площадку, заметил Ринат. – Я уже предупреждал его, чтобы прекращал жену бить. По-хорошему же говорил… Трезвый вроде нормальный мужик, но как нажрется…

Ринат говорил медленно, веско, и по его плавной речи, по преисполненному спокойного достоинства лицу, по неспешным размеренным движениям было видно, что он ощущает всецелую удовлетворенность собой, своим триумфом.

Юрий же смотрел на друга как на героя: аура добродетельного спасителя освещала сейчас товарища в его глазах. Сам он не обладал достаточными физическими умениями для подобных действий и потому был не способен на них; но отнюдь не проявленная другом смелость и факт победы впечатлили его: прекрасно понимал он, что для Рината, еще в школе посвятившего много лет занятиям в секции рукопашного боя, справиться с пьяным не представляло никакой сложности. В большей степени Юрия поразил характер поступка товарища, тот бескорыстный мотив, заставивший его вмешаться, хотя это не сулило ему никакой ощутимой выгоды, и он захотел озвучить сейчас свои мысли на этот счет.

– Это очень хорошая черта – неравнодушие к тому, что происходит у соседей, – заметил он с искренней восторженностью. – Она тебе от мамы передалась. Я помню, когда мы еще в С-ске жили, если в подъезде начинался какой-нибудь бардак или ругань, она никогда не отсиживалась дома, мол, моя хата с краю, а всегда принимала самое активное участие в устранении конфликта. Очень правильная позиция.

Ринат ничего не ответил, но с интересом и даже признательностью, столь родственной взаимному уважению, посмотрел на товарища. Слова Юрия глубоко тронули его. Ему часто случалась представать перед друзьями победителем в схватках, и всегда в таких случаях он наблюдал и наслаждался их реакцией: товарищи завидовали его физической форме, отточенным профессиональным навыкам, восхищались отвагой, радовались успеху; однако из всех его знакомых никто никогда не смотрел на его поступки с точки зрения их моральной ценности. Да и сам он прежде не особенно задумывался над этим.

Несколько минут друзья стояли молча, не глядя друг на друга, размышляя каждый о своем и опомнившись только когда снизу раздалось бодрое «привет». Это был Артем в сопровождении сына Рината, с которым он встретился во дворе. Мужчины еще немного постояли в подъезде, а затем поднялись в квартиру, где Юрий, не проходя дальше коридора, поспешил распрощаться.

Глава VI

Выйдя на улицу, Юрий испытал заметное облегчение. Ни одной минуты за неполный час, проведенный в квартире друзей, он не чувствовал себя расслабленно, находясь в постоянном напряжении.

«Как права Оля, стараясь уделить все свое внимание гостям и требуя того же от меня, – принялся размышлять он в машине. – Прежде я и не понимал, насколько это важно. У предоставленных самим себе гостей возникает ощущение, будто они некстати, а их присутствие нежелательно. Ну какого черта Ринат приглашал меня, если сам сразу же погрузился в компьютер? Хотя что тут думать, понятно зачем: конечно, ему веселее, когда рядом товарищ, с которым можно, заскучав, перекинуться парой фраз. Вика же не только не обращала на меня внимания, а прямо избегала. Даже выпить чаю никто не догадался предложить. Сидел как дурак. К чему? Зачем?»

Юрий поморщился в неудовольствии, вспомнив свое зажатое поведение, несуразное смущение. Он все реже бывал у Гатауллиных именно из-за этого чувства неловкости, даже стыда, которое непременно охватывало его в гостях у друзей и которое сегодня завладело им с первых минут, еще до того как он смог сесть.

Один только вид заваленного вещами дивана привел Юрия в замешательство, и еще больше смутился он, когда вынужден был разгребать игрушки и одежду, освобождая себе место. Живя с Ольгой, он совсем отвык от такой непринужденности в отношениях. Для супруги было невозможным в ожидании прихода гостей оставить вещи разбросанными по квартире; если же случалось, что кто-нибудь появлялся внезапно, без предупреждения, она начинала прибираться прямо на ходу, попутно извиняясь за бардак, и уж тем более не допустила бы, чтобы гость сам выискивал и расчищал себе место присесть. За несколько лет эта элементарная норма приличия стала настолько неотъемлемой для Юрия, что, столкнувшись с необходимостью разбирать валявшиеся на диване вещи друзей, он порядком сконфузился.

Находясь у Гатауллиных, Юрий то и дело впадал в недоумение относительно всех тех неприемлемых, недопустимых, порою постыдных проявлений в семейной жизни друзей, которые он не мог не замечать. Общая необустроенность в квартире из-за ремонта, длившегося уже полтора года; торчащие из розеток провода, перемотанные лишь изолентой, и валяющиеся тут же пассатижи, дававшие прекрасную возможность добраться до контактов; живущие без собственной комнаты дети, вынужденные спать на диване и играть в компьютер в прихожей не потому, что не позволяла площадь, а потому что у родителей не хватало желания поклеить в детской обои, – все это цепляло внимание Юрия, вызывая невольное замешательство.

«Туалет прокурен до безобразия. Как же можно так поступать в присутствии в квартире двух маленьких детей и беременной супруги? – недоумевал про себя Юрий, когда вдруг истинное понимание произошедшего со всей очевидностью проявилось в его сознании. – Да ведь это же она и курила! – воскликнул он про себя. – Конечно! Ринат спустя буквально несколько минут позвал меня курить в подъезд. В туалете курила Вика! Беременная! А-а-ай-й! Какой кошмар! – в глубочайшем стыде за друга, за его семью, с силой сжав веки, принялся из стороны в сторону мотать головой Юрий, словно пытаясь скорее избавиться, вытряхнуть из себя это соображение. Но, хотя ему и удалось отбросить эту догадку, гнетущие ощущения чего-то горького, постыдно-недопустимого не покидали его. – Как можно разгуливать по дому в одних трусах, щеголяя хозяйством прямо перед глазами трехлетней дочери? – наклонив голову, исподлобья смотря в лобовое стекло, продолжал размышлять он. – Как можно посылать сына в магазин за сигаретами? Будет очень странно, если мальчик не начнет курить в ближайшие несколько лет».

При мысли об Артуре Юрию сразу вспомнилось нелепое представление, которое тот устроил перед ним в зале. Это зрелище было настолько экспрессивным, глупым, даже диким, что казалось уже на грани нормального поведения.

– Ай! – громко воскликнул Юрий, зажмурив глаза и сморщившись лицом. Образ из собственного детства болезненно врезался ему в сознание. Вспомнил он, как сам примерно в том же возрасте, что и сын Рината, вытворял нечто подобное: высунув язык, он шумно скакал из комнаты в комнату и, производя ртом безобразные звуки, прямо на ходу хлопал себя ладонью по ягодице. Этот эпизод из детства, почему-то очень сильно запомнившийся Юрию, время от времени возникал в его мыслях; всегда в таких случаях ему становилось неловко даже перед самим собой, и сейчас он вновь испытал крайне неприятные ощущения, похожие одновременно на досаду, разочарование и острое чувство стыда.

«Артур пытается таким образом проявить себя, – отогнав назойливое воспоминание, вновь вернулся Юрий к своим размышлениям. – Это вполне естественно. Но не все из того, к чему подталкивают нас наши мимолетные порывы, следует делать. Многое мы вынуждены подавлять. Мальчик этого не понимает, не осознает еще себя в достаточной степени, и тут необходимо участие родителей. Родители должны донести до ребенка, что подобное поведение глупо, неприемлемо, по крайней мере в присутствии гостей. А Ринат даже не обратил на это внимания».

Вместе с тем, предаваясь своим раздумьям, Юрий понимал, что не может испытывать к другу неприязнь или пренебрежение, потому что сам некогда был точно таким же. Ринат являлся типичным представителем сильного пола: неаккуратным в плане быта, безответственным по отношению к детям, невнимательным к гостям. Подобные проявления свойственны всем без исключения мужчинам и являются следствием отсутствия определенных качеств, таких как отзывчивость и чуткость к окружающим. Однако со временем эти качества привносятся в той или иной мере. Отчасти это может достигаться путем воспитания, отчасти собственными усилиями, направленными на личностный рост; но ничто не способствует их закреплению в большей степени, чем влияние идущей рядом по жизни мудрой женщины.

Прежде Юрий тоже не задумывался над тем, что необходимо уделять время и внимание гостям, а не воспринимать их как нечто самодостаточное; что следует предложить им чаю, позаботиться о том, чтобы они удобно расположились; что неприлично ходить в нижнем белье перед маленькой дочерью, курить в присутствии детей или там, куда они могли зайти. Так же как и Ринат, он был далек от всего этого, пока Ольга не изменила его мировоззрение. Где-то спокойными, но настойчивыми и бескомпромиссными требованиями, вроде «не ходи по квартире без трико», «не ешь салат из общей тарелки» или «кури только на балконе», а чаще собственным примером она постепенно привила ему соответствующий образ мыслей. За прожитые с супругой годы ее поведение, отношение, взгляды проникли в Юрия настолько, что сделались его поведением, его отношением, его взглядами. То, на что лет пять назад, находясь в гостях у Гатауллиных, он вовсе не обратил бы внимания, сейчас буквально резало ему глаза.

Осознавая все это, Юрий оправдывал Рината в большинстве тех проявлений семейной жизни друга, которые представлялись ему абсолютно недопустимыми, но оправдывать Вику был не в состоянии. Невольно сравнивая супругу товарища в качестве хозяйки и домашней законодательницы с Ольгой, он в глубине души не мог уважать ее и не уважал. Плохо воспитанная, избалованная и ленивая Вика не сумела должным образом развить заложенную в ней от природы женскую чуткость и внимательность, и потому их с Ринатом семейные отношения и быт походили больше на отношения и быт проживающих совместно холостяков, взявших опеку над двумя детьми.

Вся та несознательность, примитивная непосредственность, царившие в семейной жизни Гатауллиных, были глубоко противны Юрию. Столкнись он с подобными проявлениями в гостях у плохо знакомых людей, то просто проникся бы к ним неприязненными чувствами, и только. Но наблюдать все это дома у близкого друга было ему до невозможности тяжело.

Если на глазах прогуливающегося по улице человека незнакомый мужчина обильно и смачно харкнет прямо на тротуар, то, скорее всего (в случае, если для наблюдателя подобное поведение абсолютно недопустимо), он почувствует отвращение и пренебрежение к прохожему, позволившему себе такую откровенно безобразную, хамскую выходку. Но если это сделает очень близкий человек – старый проверенный друг или родственник, – то подсознание не даст ему спокойно со всей строгостью осудить поступок, и он испытает не столько неприязнь, сколько неловкость, смущение.

То же самое чувствовал и Юрий в гостях у Рината. Мучимый острым внутренним конфликтом между естественным неприятием того, что разворачивалось на его глазах, и дружескими чувствами, не позволявшими плохо судить о товарище, его семье или тем более выказать это, он ощущал стыд и смущение. Становясь свидетелем происходящих дома у Рината непозволительных, недопустимых с его точки зрения проявлений, Юрий в глубине души стыдился своей невольной негативной оценки супруги товарища, их быта, семьи и оттого чувствовал неловкость за себя, свои мысли, неловкость за собственное смущение, которое – он видел это – в полной мере ощущалось друзьями. Все это доставляло ему сильный эмоциональный дискомфорт, и в стремлении избежать его он бессознательно старался исключить всяческое общение с Ринатом на семейном уровне.

Глава VII

Созвонившись с супругой и узнав, что она выехала с работы, Юрий отправился в школу за Сашей, а когда вместе с дочкой вернулся домой, то застал в квартире Ольгу, которая, уже переодевшись, суетилась у плиты, готовя ужин.

– Тебе помочь? – с ходу пройдя на кухню, поинтересовался он у супруги.

– Да. Свари макароны.

– Макароны?

– Ты не хочешь?

– Не знаю. Надоели макароны, – ответил Юрий, открывая шкаф и разглядывая стоявшие в нем банки. – Может, лучше рис?

– Его промывать нужно. Макароны быстрее.

– Да ладно ты. Десять минут погоды не сделают. Я мигом.

Быстро переодевшись в домашнее и направившись обратно на кухню, Юрий по пути заглянул было в туалет, но не успел еще закрыть за собой дверь, как сразу вышел.