Семьи: книга третья

– Нет, – открывая дверь, отрезала Вика.

– Мамочка, не уходи. Я с тобой! – скуксившись личиком, принялась умоляюще канючить Даша.

– После того, что ты натворила?! – зло сверкнула глазами Вика. – Сиди дома!

– Я с тобой! С тобой!!! – истерически закричала девочка, побледневшими от напряжения пальчиками схватившись за шубу в отчаянной попытке остановить мать. На шейке ее толстыми шнуриками выступили набухшие венки, личико сделалось бордово-красным, а в глазах отразился один только жуткий страх.

– Что ты делаешь?! – гневно выпалила Вика, с силой ударяя по испачканным кровью ручкам дочери и отдергивая полы шубы. – Я сказала – сиди дома! – бросила она следом и, выйдя в подъезд, захлопнула за собой дверь.

Глава III

Несколько раз нажав на кнопку вызова лифта, Вика поначалу пришла в замешательство из-за отсутствия каких-либо движений в шахте, но затем вспомнила, что тот еще со вчерашнего дня стоял сломанный, и, распаляясь еще больше этим обстоятельством, пошла вниз пешком. Ходить по лестницам на седьмом месяце беременности, да еще плотно одетой, ей становилось уже затруднительно, и она, спускаясь, не переставала на чем свет стоит хаять безалаберных работников местного домоуправления; выйдя же из подъезда, устремилась в магазин.

Была середина ноября, и на улице уже с неделю господствовала настоящая зима. Мороз стоял градусов двадцать ниже нуля, и хотя на небе не было ни тучки и солнце светило по-обеденному ярко, тепла от него не ощущалось вовсе. Правда, не было и ветра, так что хорошо одетым прогуляться по улице можно было даже в удовольствие; но Вика не замечала ни бодрящего зимнего воздуха, ни радужно играющих в пышном свежевыпавшему снегу солнечных лучей, ни резвившихся на горке детей. Бессознательно причинив Даше то, что (как ей чувствовалось) час назад проделал с ней муж, бросив дочку одну в квартире в страхе и ужасе неведения перед грядущим будущим, сполна упившись своей абсолютной властью над всецело зависящим от нее человеческим существом, она во многом компенсировала свое внутреннее напряжение; но пришедшее вслед за этим облегчение продлилось недолго – отступив на короткие минуты, глубинная тревога уже накрывала ее новой, в этот раз куда более мощной волной.

Поглощенная кипевшими в душе эмоциями, Вика словно в полусне дошла до магазина, а оказавшись внутри, остановилась в растерянности, не понимая, зачем пришла сюда. Отрешенно побродив по рядам, так и не взяв ничего, она подошла к кассе, и тут вдруг мысль о сигаретах посетила ее. Эту мысль она приняла разом, всей душой, преисполнившись возбуждением, волнительным предвкушением предстоящего облегчения, даже не вспомнив про томатную пасту и вовсе не понимая того, что в действительности от самой квартиры шла с одной-единственной целью – именно за сигаретами и ни за чем более.

Выйдя на улицу и свернув за угол, где совсем не было прохожих, Вика принялась судорожно распечатывать пачку. Она не курила уже четыре дня, и это был один из самых долгих ее сроков без табака за весь период беременности. Постоянно зарекалась она бросить, когда же курила, то пыталась ограничиться пятью сигаретами в день, но ни то, ни другое не удавалось ей.

Первые затяжки изголодавшегося по никотину организма разлились по телу Вики расслабляющим потоком: ноги сделались ватными, голова закружилась – стало вдруг спокойнее, лучше, легче. Она курила быстро, одну за другой глубоко хватая очередные порции дыма, не переставая при этом, опасливо вытянув голову, то и дело украдкой поглядывать за угол, будто совершая преступление и боясь быть обнаруженной. Вскоре эйфорическое состояние, принесенное первыми дозами никотина, прошло, но Вика не остановилась, пока не докурила сигарету до фильтра, а как только вышла из-за угла и увидела проходивших по улице людей, вся вдруг преисполнилась тревогой. Досадливая горечь, а следом желчная злость наполнили ей душу: злость на прохожих, на сигареты, на поработившую ее пагубную привычку; но злость эта мгновенно трансформировалась в раздражение на саму себя – слабую, безвольную, безответственную, только что совершившую ужасный поступок; однако такое бремя терпеть было невыносимо, и тут же следом раздражение на себя уступило место гневу – гневу на собственную беременность, неудобную, изматывающую, ограничивающую и мучавшую ее беременность. Все эти переживания по отдельности и разом бурлили в Вике, но исключительно на подсознательном уровне: она была не в состоянии даже просто уловить и осмыслить свое текущее эмоциональное состояние, не говоря уже о том, чтобы отследить его развитие или тем более рационализировать источники.

Пройдя мимо магазина, Вика направилась было домой, но, сделав шагов двадцать, услышала сзади обращенный к ней голос.

– Вика! Вика! – громко и настойчиво окликал ее кто-то.

Действуя рефлекторно, почти неосознанно, Вика обернулась и рассеянно уставилась на кричавшую женщину, даже не сразу узнав в ней жившую в подъезде по соседству приятельницу. Это была невысокая дородная дама, лет сорока, одетая в короткий совсем новый норковый полушубок и невероятно широкие расклешенные книзу джинсы. Она быстро, почти бегом догоняла Вику, неуклюже шаркая ногами, стараясь не упасть на укатанной в лед дороге.

С соседкой, сын которой учился в одном классе с Артуром, Вика познакомилась около года назад. Не имея особенно никакого занятия в жизни, она охотно заводила контакты везде, где только получалось, и очень скоро женщины сблизились, позже начав дружить и семьями. Новая знакомая оказалась на редкость общительной и открытой собеседницей: она была в курсе всего, что происходило в их многоквартирном доме или школе, находясь на острие самых горячих новостей, каждый раз готовая поделиться чем-нибудь «интересненьким». Соседу на двери машины нацарапали матерное слово; от школьной учительницы ушел очередной мужчина; жильцы из квартиры за стенкой полночи воевали с сыном-наркоманом – все это не оставалось без внимания приятельниц, в мельчайших подробностях и с самым живым интересом обсуждавших и перетиравших каждое событие.

Общение с соседкой, носившее очень насыщенный характер, доставляло Вике массу впечатлений, и она никогда не упускала случая вдоволь поболтать с ней; однако, увидев ее сейчас, вдруг прониклась странным ощущением, похожим одновременно на стыд и вместе с тем какую-то даже опасливость. Соседка, с которой у нее было столько общего, с которой так удивительно совпадали ее взгляды и суждения, вдруг стала мучительно-тягостна, даже противна ей. Всей душой Вике хотелось избежать разговора, но уйти было нельзя, и она остановилась в ожидании спешившей к ней приятельницы.

– Привет! Я из магазина тебе махала-махала! – еще с расстояния на бегу заговорила подруга. Округлое, плотное, пышущее здоровьем и жизненной силой лицо ее, как всегда, расплылось улыбкой в готовности к самому прямому и непринужденному общению. – Ты не заметила меня?

– Нет, – ответила Вика, отступив на полшага от как-то уж совсем близко, почти вплотную подскочившей к ней приятельницы.

– Прогуляться вышла?

– Да.

– И стоит. Стоит. Погода замечательная! – живо подхватила женщина, еле заметно наклоняясь головой вперед к собеседнице и как бы сосредотачиваясь на чем-то своем, на какой-то своей мысли, а скорее даже каком-то своем ощущении. – Как дома дела? – механически спросила она и, все так же вытянув голову, замерла, будто пытаясь что-то уловить с ответом приятельницы.

– Нормально, – потупившись, обронила Вика.

– Это хорошо, – сказала женщина, широко и как-то подмигивающе улыбнувшись, словно слова ее относились не к ответу подруги, а к чему-то другому, никак не связанному с беседой. Удовлетворенно отпрянув назад, она тут же, как бы опомнившись, снова легко и жизнерадостно воскликнула. – А я вот обновку себе приобрела! – расставив в стороны руки, оглядела она свой полушубок. – Как тебе?

– А что такую короткую купила? – с заметным раздражением спросила Вика.

– Так ты знаешь, за сколько я ее взяла?! За двадцать восемь тысяч всего! Это новый фасон. Знакомая из Турции привезла. Она их по шестьдесят продает!

– Здорово, – невольно нахмурившись, обронила Вика.

– В понедельник снова школа начинается, – продолжила соседка. – Каникулы пролетают – просто не замечаешь. Твой-то еще у свекрови?

– Да, – кивнула Вика и замолчала.

В этот момент соседка тоже вдруг притихла и, не переставая улыбаться, внимательно глянула на подругу, будто что-то подметив про себя.

Несколько секунд стояли молча, и Вика уже хотела было сказать, что не может сейчас общаться, потому что спешит домой; но только она попыталась открыть рот, как женщина, словно почувствовав ее желание прекратить беседу, вновь обратилась к ней.

– А я как раз хотела тебе позвонить, спросить, что на понедельник задали. Мой балбес, как всегда, ничего не записал, – улыбнувшись еще шире, затараторила она, приводя в движение каждую складочку своего лоснящегося, лучившегося экспрессией лица. – Ты не помнишь, что задавали?

– Нет, не помню.

– Ты домой сейчас?

– Да.

– Может, к тебе поднимемся?

– Нет… Лучше созвонимся позже.

– У меня позже не получится. Давай сейчас.

– Мне сейчас некогда. Если не сегодня, тогда завтра, – ответила Вика, намереваясь немедленно распрощаться с соседкой, но та вновь опередила ее.

– Как у Рината дела? – хитро улыбнувшись уголками век, спросила она.

– Хорошо, – совершенно изменившимся, тихим, грудным, каким-то не своим голосом проговорила Вика и тут же смутилась, поняв, что с головой выдала себя.

– Давненько мы уже не собирались, – задорно блеснув глазами, будто обрадовавшись какому-то интересному открытию, продолжила соседка. – Приходите сегодня в гости.

– Хорошо… Созвонимся… – сбивчиво проговорила Вика и, не медля более ни секунды, поспешила домой.

?????????????????????????????????????????

«Она поняла! – поднимаясь по лестнице, досадовала на себя Вика. – Как глупо я осеклась, когда она спросила про Рината! И она, конечно же, все поняла. Прям просияла от злорадства. Сволочь какая! – скривилась в отвращении Вика, вспоминая лицо приятельницы, ее голос, хитрую улыбку. Гадкое чувство, что ей залезли в душу, вместе с мучительным ощущением собственной уязвимости, беззащитности скрутили ей нутро; и сразу же в ответ им желчная ненависть к соседке поднялась в ней. – Ведь специально же спросила. Заметила, что я сама не своя, и начала раскапывать. Да еще с каким наслаждением! Тварь конченая!.. Поняла, что я курила, и сразу же рыло свое свинячье вытянула – запах ловила. И вся осветилась в удовольствии! Вот же ж паскуда! Сволота!!!» – распалялась она злобой, стоя уже возле двери в квартиру.

Вставив ключ в замок, Вика попыталась открыть его, но не смогла: ключ уперся, не желая делать и половины оборота. Она взялась за ручку, надавила на дверь плечом и тут вдруг поняла, что та не заперта. «Наверное, забыла закрыть», – решила про себя Вика в попытке развеять нахлынувшие на нее тревожные ощущения, но успокоиться не получилось – в глубине души она как будто помнила, что, уходя, запирала квартиру.

Отворив дверь, Вика осторожно зашла внутрь и сразу напряглась еще сильнее, услышав доносившийся из зала звук льющейся из крана воды.

– Даша? – снимая шубу, громко произнесла она.

В ответ из гостиной послышался какой-то шум, а через секунду раздался хлопок дверцы шкафа.

Разувшись, Вика прошла в зал: дочка сидела на прежнем своем месте, прячась за подлокотником дивана, почти вплотную прижавшись к стене и уже вовсе не смотря на нее.

– Даша, это ты воду включила? – обратилась она к дочери.