Холодный путь к старости

– Жив, – коротко сказал, сняв напряжение. – Теперь давай по плану.

Серега достал из кармана заранее приготовленную записку и засунул ее в рот Ромчику. Записка была следующего содержания:

«Привет от конкурирующей группировки! Нам надоело дышать воздухом, который вдыхаешь ты и твои придурки. Это наш город, и все должны платить нам, а не вам. Мы объявляем вам войну. Если через неделю ты не отдашь шестьдесят тысяч, то мы тебя и всех твоих убьем и закопаем».

– Все, пошли, – скомандовал отец, и они вышли из подъезда, сели в машину и поехали домой…

Последующие события развивались быстро. До Сереги доносились только пересказы одноклассников, судя по которым произошло нижеследующее.

По словам Ромчика в подъезде его подкараулило не меньше десятка бандитов из противоборствующей группировки. Он всех уложил, пропустив всего один удар в голову. После этого две банды маленького нефтяного города выясняли отношения на территории заброшенного предприятия. Потасовка получилась такая, что редкий из дерущихся избежал больничной койки, пострадал и Ромчик, потеряв в той схватке половину зубов.

Серега слушал и в душе весело смеялся над своими обидчиками. Ему казалось, что само небо стало гораздо чище, светлее и прозрачнее после того, как он отомстил за себя и за тех ребят, которые были избиты или повесились, избегая «счетчика» и расправы, про которых учителя потом говорили, что они ушли из жизни из-за несчастной любви или переходного подросткового возраста. Учительская ложь во имя личного спокойствия была привычной и не ранила душу. Он тоже не замечал бандитов, пока они не заметили его. Разговоры о побоище на промышленной зоне маленького нефтяного города длились примерно неделю, а потом постепенно прекратились, после того как бандиты стали выходить из больницы. Милиция никогда не вмешивалась в такие дела, ведь в маленьком нефтяном городе почти все друг друга знали, а дети милиционеров тоже иной раз шли по уголовной дорожке.

РЕАКЦИЯ

«Когда смотришь в микроскоп на одного микроба, то не замечаешь эпидемию»

Письмо попало в руки Бредятина. Он понимал, что в журналистском смысле материал, безусловно, актуальный, но в житейском смысле мог привести к проблемам с теми же бандитами. Опять же по редакционному плану требовался материал о защите прав детей. А тут как благодарность высокого начальства (не земного – бери выше или, наоборот, ниже) редакции газеты маленького нефтяного города достигла информация, что в детском саду Алик, известный нам журналист, поддал хулиганистому пацану, пинавшему девочку. Конечно, такие информации не попадают в редакцию сами собой. В школах и детских садах травмируется столько детей, что если бы учителя вздумали предать огласке все случаи, то прощай хорошая отчетность, но данный случай потребовал особого подхода. Заведующая детским садом, названным «Солнышко», словно в насмешку над суровой природой Крайнего Севера, знала, что Алик ненавистен всему начальству маленького нефтяного города и что ей будут благодарны за донос. Возможно, она начала свою речь так:

– Считаю своим долгом доложить…

Возможно, так:

– Не поймите меня неправильно, но…

Или так:

– Извините, но не могу молчать…

Начальство везде нуждается в доносах. Не была исключением и стайка руководителей маленького нефтяного города. Даже Матушка не стеснялась подставлять уши шептунам сплетен. Собственно она не только не стеснялась, но и культивировала сеть доносчиков во всех учреждениях города. В общем, то, что Алик совершил неблаговидный поступок, с точки зрения общественной морали, стало торговой информацией среди его врагов, множившихся, как клопы в старом диване.

Бредятин не любил Алика с тех времен, когда редакторствовал в газете маленького нефтяного городка. Обида за уход с этого поста рвала сердце, и наконец появился повод отомстить. Месть, вылежавшаяся долгие годы, набирает крепость, вкус и аромат не хуже хорошего вина, а то и коньяка. Бредятин нашел родителей пострадавшего мальчонки, поговорил, выведал, в суд рекомендовал обратиться и заметку написал про распоясавшегося депутата.

***

Главный судья маленького нефтяного города Срокошвеев принял дело Алика без особого энтузиазма, поскольку имел к опальному журналисту весьма добрые чувства, если, конечно, паук, закатывающий жертву в кокон липкой паутины, мог испытывать добрые чувства к этой жертве – другому пауку. Все ж Алик при всех его благородных взглядах не был смиренной овцой или безопасной мухой. Но звонок мэра маленького нефтяного города Хамовского требовал от Срокошвеева решительных действий, поскольку было обещано повышение, если он припаяет судимость вольнодумному журналисту. Срокошвеев внимательно пересмотрел материалы дела: заявление родителей, справку о полученном ребенком синяке, объяснительную Алика…

«Этого мало, – размышлял он. – Ни одного очевидца. Алик все будет отрицать. Он и в объяснительной пишет, что не бил мальчика, только подставил руку под удар ногой, мальчишка не удержался на одной ноге и упал. Может, так и было, но это не тот результат…»

Срокошвеев сплел незримую паутину прямо на судебном заседании:

– Да что вы, ребята, – с искренне добрыми интонациями в голосе обратился он к родителям мальчика и к Алику. – Зачем раздувать конфликт? Примиритесь, да и все.

Чайная ложка сахарного предложения полностью растворилась в стакане молчания.

– Вы же не хотели, чтобы так получилось? – со знанием ответа спросил Срокошвеев у Алика.

– Конечно, нет. Я просто подставил руку, а мальчик не удержал равновесие и упал.

– Вам же не хочется порочить имя всем нам известного журналиста, а теперь и народного избранника? – спросил Срокошвеев родителей.

– Не хочется.

– Так примиритесь и выпейте шампанского, – резюмировал Срокошвеев…

Так это дело и закончилось – примирением сторон. Каждый из участников процесса ушел удовлетворенный, даже Алик. Конечно, шампанское они не пили, зато Срокошвеев, закрыв дверь, нырнул в комнату для отдыха и, потирая руки, направился к холодильнику. Он вытащил прохладную бутылочку коньяка, налил до краев солидную стопку и опростал ее одним махом. Потом сел в мягкое кресло и задумался:

«Как легко я его сделал. Привык, что всегда помогаю, советы даю, вот и доверился, и ушел, не замечая, что на его спине повисла медаль о судимости. Не знает дурашка, что примирение сторон – это судимость. И ведь на пустом месте. У него ж на лице написано, что мухи не обидит. Видимо, пацан действительно еще тот хулиган, достал. Смотри, как получилось. Пора позвонить об исполнении»…

СУД

«Совесть и закон – понятия настолько далекие друг от друга, насколько далеки красоты природы от человеческих творений»

Пока в столице округа решался вопрос о повышении, Коля работал на старом месте и разбирался в бытовом соре, которого было полно в маленьком нефтяном городе. Интерес вызвало только дело о проделках Генерала. И вот перед ним стояли две женщины, пытавшиеся оседлать власть, уже давно оседланную куда более солидными ездоками, и смотрели на него, ожидая совета.

«Глупые твари божьи, – думал Коля, глядя на них. – Но упорные, настырные. Девчонка, конечно, медовая. Понимаю Станислава Тихомировича…»

– Что с того, что он флиртовал с потерпевшей? Для суда главное не факт, а доказательство. Может, Генерал не способен иметь детей, – предположил он вслух.

– Так у него дочки есть, – осмелилась вклиниться в рассуждения судьи мама Стелла.

– Дочки есть, – согласился судья, – но с женой, а с другими женщинами у него детей может и не быть. Когда человек зарабатывает много денег, невероятное часто становится очевидным. Вот он пишет, что знает, кто отец, и готов помочь суду. Мы помощь любим…

Судья мечтательно похлопал по карману и продолжил:

– Помогите суду, мы и вас будем иметь в виду. Крутитесь, и счастье улыбнется. Вот вам правила сдачи крови на экспертизу приготовил, но дальше сами.

Небольшая бумажка легла на край монументального судейского стола, мама Стелла схватила ее, высказала неопределенную благодарность, подобную безадресному ругательству «Мать твою», возникающему при многих случайных обстоятельствах вроде нечаянного падения на гололеде или удара головой о низкий косяк, и, попрощавшись, направилась к выходу, по пути изучая короткий рукописный текст. По мере чтения тревога в ее сердце нарастала, как напряжение в пружине безмена с увеличением груза. Получалось, что для проведения экспертизы Генерал должен самостоятельно сдать кровь в любом месте, вылить ее на тряпочку, высушить и послать в конверте в лабораторию Тюмени, предварительно переведя на счет лаборатории триста пятьдесят долларов. Мама Стелла сомневалась в нескольких частях этого процесса. Она понимала, что Генерала не так просто заставить сдать кровь, что если он ее сдаст, то не будет никакой гарантии, что это его кровь, и, наконец, она сомневалась, что Генерал заплатит необходимые деньги. Все сомнения оказались не напрасными.

Мама Стелла являлась к Генералу на все приемы по личным вопросам, пока тот не отдал ей тряпицу с кровью. Мама Стелла несла ее домой в полиэтиленовом пакете так же осторожно и трепетно, как нес бы убежденный верующий кусок божественной плащаницы. Доллары за экспертизу она заплатила собственные. Сама отвезла кровь в Тюмень, но надежда на дурака не оправдалась. Результат пришел не утешительный:

«Кровосдатчик категорически не отец».

На следующее судебное заседание Генерал пришел, и казалось, что вокруг него светился ореол счастья. Он был уверен, раскован и отпускал шутки судье и секретарю, говорил, что давно хотел попасть на суд, да жена, следившая за почтой, принимала повестки за попытки отвергнутой любовницы назначить свидание…

– Как тебя звать, козочка? – спросил он, заметив Марину в зале суда.

Марина замерла, как замирают герои фильма на стоп-кадре.

– Твоя сотрудница? – с неподдельным интересом спросил Генерал у судьи.

– Это ж она утверждает, что имеет ребенка от вас, – пояснил Срокошвеев.

– Впервые вижу эту пацанку, – резко произнес Генерал.

Мама Стелла, сопровождавшая дочку, в растерянности дрожащим голосом произнесла:

– Ты ж, гад, мои запеканки ел. Вы ж в рестораны ходили. Как у тебя совести хватает?