Живой мертвец

– С Пьером, – ответила Анна Петровна, поднимая склоненную голову, причем ее лицо было бледно, брови сжаты. – Он приревновал меня. Я знаю! – продолжала она и вдруг вспыхнула. – Да, знаю и очень рада. Пусть я буду лучше в немилости, пусть государь сошлет меня, выдаст замуж – все это лучше, чем слыть за любовницу. Позор! Вон Головкина мне даже не кланяется! А Нарышкина? Я рада, рада, рада!

Мать только всплеснула руками, а отец подпрыгнул к дочери, сжав кулаки.

– Дура, дура и дура! – прошипел он. – А ко всему и неблагодарная тварь! Что тогда с нами будет? Со мной, с твоим братом?

– Со мной? – простонала мать.

– Ну, с вами?то то же! – отмахнулся Лопухин и продолжал: – Одумайся и пожалей нас! Эту беду, если она из?за Рибопьера, легко поправить. Завтра запрещу принимать его, ты при государе отзовись о нем похуже, и все.

– Никогда! – пылко вскрикнула Анна.

– Ты что же, влюблена в него?

– Нет, но он нравится мне. Он веселый, добрый. Кому он вреден?

– Нам! – истерически завопила мать.

– Воды! – вскрикнул отец, мечась по комнате.

Анна Петровна схватилась руками за голову и прошла в спальню.

Рано утром в комнату ворвался ее брат, Алексей, статный, красивый конногвардеец, флигель – адъютант государя. Он открыто жил за счет сестры и своих богатых любовниц, мотал деньги, кутил, играл в карты, и год беспорядочной жизни уже наложил печать на его молодое лицо.

– Рибопьера выслали! – объявил он входя. – Вот новость!

Лопухин схватился за голову.

– Началось! – глухо сказал он.

– Что? – не понял сын.

– Ты еще ж: знаешь? – И отец трагически рассказал все происшедшее накануне.

– Мы пропали! – малодушно вскрикнул сын, как и он, схватившись за голову, и стал бранить сестру: – Она никогда о нас не думала! Мы ей как чужие! Дрянь, а не сестра!

– Пошел вон из моей половины! – закричала из своей спальни Анна Петровна.

Она слышала разговор, и ее сердце сжалось тоскою.

Бедный юноша! За что он должен пострадать?..

По всему городу разнеслась весть о внезапной опале Лопухиных. Еще вчера у подъезда их дома вереницею стояли экипажи знати, приезжавшей каждое утро на поклон ко всесильной Анне Петровне, а сегодня не стояло даже гитары случайно заехавшего извозчика. Швейцар надел ливрею, взял в руки булаву и с недоумением оглядывался по сторонам, не видя обычных визитеров.

В томительной тревоге прошел целый день. Анна Петровна не выходила из спальни и, лежа в кровати, думала, как поступит с нею государь в своем гневе. Ее мучила больше неизвестность, нежели опала. Вдруг в спальню поспешно вошда ее камеристка и испуганно сказала:

– Барышня, государь!

Анна Петровна тотчас встала с кровати, наскоро поправила свой туалет, вышла из спальни и в будуаре увидела императора, который, не найдя по обычаю чайного прибора и хозяйки, прошел на ее половину.

– Государь! – растерянно произнесла девушка.

– Ваш поклонник! – ответил он, целуя ее руку. – Что с вами? Вы бледны? Расстроены?

– Все говорят, что я впала в немилость, – скорбно улыбнувшись, но смело ответила она.

Государь вздрогнул и нахмурился.

– Все? Кто все? Почему говорят это?

– Такие вести разносятся ветром. Вы вчера уехали, даже не повидав меня. Это было явной немилостью!

– Я был расстроен! Кому было истолковывать мои поступки?

– Люди завидуют мне и злобствуют.

– Назовите мне ваших недругов, и они тотчас узнают, что значит обидеть вас!

– О, у меня их нет! Но, говорят, вы преследуете моих друзей… Говорят, Рибопьер выслан. Куда? За что?

– А он вам очень дорог?

В тоне императора звучала угроза. Анна Петровна приняла беспечный вид и спокойно ответила:

– Он забавен и хорошо танцует.

– А! – лицо государя прояснилось. – Ну, так я вас утешу. Он выслан мною, но выслан… в Вену. Я – его дядька, я за ним слежу и думаю: пора ему остепениться. Пробудет он там год, два, вернется, тогда выходите за него замуж!

– Нет! – засмеялась Анна Петровна. – Он – не мой идеал! Я за такого, за танцора, не хотела бы выйти.

Павел сразу повеселел и кивнул ей головой.

– Что же, будете поить меня чаем? – спросил он.

– Буду! Но послезавтра я назначу вечер, и вы удостоите меня посещением.

– Буду смотреть на вас и хлопать в ладоши, – шутливо ответил он и, увидев на столе брошенные после бала перчатки, быстро взял одну из них и весело прибавил: – Вот решение вопроса: архитектор спрашивает, в какой цвет красить Михайловский дворец. Вот ему и ответ! Я пошлю перчатку.

Лицо Анны Петровны озарилось улыбкой. Очевидно, о немилости не было и речи.

– Прошу, государь, – сказала она, – чай может остыть.

Павел Петрович весело прошел за ней в гостиную, где перед ним почтительно склонились все Лопухины.

– Это ты дочь напугал? – шутливо спросил государь у Лопухина, садясь к столу.

– Ваше величество были так немилостивы вчера!

– Глупости! Я вчера просто был расстроен… Ну, мой секретарь, – шутливо обратился император к Анне Петровне: – А какие у нас есть дела?