Анна Петровна вспомнила просьбу Рибопьера и шутливо ответила:
– Дело о воскрешении из мертвых. Надо одного покойника вернуть к жизни!
– Я не Бог! – ответил Павел.
– Но вы – император! – сказала Анна Петровна. – И в вашей власти вернуть его к жизни.
– Осужденный?
– Хуже! – И Анна Петровна сжато и образно рассказала все злоключения Брыкова до последнего дня.
Павел Петрович слушал ее и кивал головой. Она окончила, и он сказал:
– Теперь помню! Я был введен в заблуждение его братом из того же полка. Он подал в отставку… Это – негодный?то! Так, и этого помню. Он, дурак, в Павловске моего Помпона напугал! Хорошо, мы воскресим его! Скажите вашему брату его адрес и прикажите представить его завтра ко мне!
– Вы совершите чудо! – радостно воскликнула Анна Петровна.
Государь улыбнулся.
Весть о прежних милостях к Лопухиной в ту же ночь облетела весь город, и многие кляли себя, что не явились с визитом к всесильной фаворитке. На другое утро швейцар еще не надел своей ливреи, а длинная вереница экипажей уже тянулась к подъезду Лопухиных.
XXX
На милость образца нет
Семен Павлович Брыков вскочил с постели как ужаленный, и сидел на кровати, не будучи в силах сразу собраться с мыслями. Было еще темно. Разбудивший его Сидор стоял, держа в руках шандал с оплывшей сальной свечкой, и в дверях комнаты находился офицер, который довольно грубым тоном сказал:
– Вы – Брыков или нет? Что, у вас язык присох, что ли?
– Я! – ответил наконец Брыков.
– Ну, так вас государь приказал к нему во дворец доставить! Пожалуйста, поспешите!
Всевозможные ужасы мелькнули в голове Брыкова. Он слышал, как многие из дворца прямо отправлялись в далекую Сибирь, и холодный пот выступил у него на лице.
– Ах, да собирайтесь, черт возьми! – нетерпеливо закричал офиицер. – Я ведь не о двух головах!
– Но что со мной будет? – растерянно спросил Брыков.
Офицер пожал плечами и не ответил. Брыков при помощи Сидора оделся.
– Я готов!
– Тогда едем!
Сидор прижался губами к плечу своего барина и потом прошептал:
– Батюшка барин! Коли что будет, и я за тобою!
– Коли что случится, – сказал Брыков, порывисто обняв его, – иди на Москву и скажи Маше: пусть не ждет!
Они вышли. У ворот стояла повозка, в которую офицер пригласил Семена Павловича выразительным жестом, и, когда они уселись, кучер погнал сытую лошадь.
Офицер, видимо, расположенный к Брыкову, заговорил:
– Вы вот спрашивали меня, что с вами будет? А я почему знать могу! Я – дежурный: сижу и жду! Иной раз вынесут бумагу и говорят: «В Берлин!». Скачешь сломя голову и даже не знаешь, где Берлин этот. «Привезти такого?то!» – и едешь, и привозишь, иной раз для милостей, а иной раз, случается, его же и в Сибирь везешь. Наше дело такое! Слава Богу, мне еще не доводилось, а другим прочим и не раз…
Брыков жадно слушал его, и в его голове роем кружились мысли о том, ради чего вызвал его государь: может – и на радость, может – и на горе; на радость, если этот Рибопьер не наврал да просил о нем; на горе, если братец с этим Вороновым что?либо сюда, в Петербург, наплели. Что ж? Он теперь беззащитен, как ребенок малый. И, колеблясь между надеждой и отчаянием, он то улыбался, то хмурился, в то время как повозка дребезжала колесами, прыгала по неровной мостовой.
– Стой! – закричал офицер. – К подъезду!
Они подъехали ко дворцу и вышли на подъезд со стороны бокового фасада.
– Сюда! – указал офицер, провожая Брыкова.
Они прошли по длинному коридору и вошли в маленькую комнатку, где на кожаном диване сидел дежурный фельдъегерь.
– Подождите тут! – сказал Семену Павловичу провожатый и вышел.
Сердце у Брыкова замерло.
Послышался звон шпор, и в комнату вошел блестящий офицер.
– Вы и есть Брыков? – снросил он. Семен Павлович поклонился.
– Тот самый?
Брыков понял вопрос и поклонился снова.
– Проведите их в общую приемную к выходу! – сказал офицер и прибавил Брыкову: – Вас государь видеть хочет!
Офицер ушел, а фельдъегерь ыновь повел Семена Павловича через коридоры и комнаты, и все эти хождения мучили Брыкова своей неизвестностью.
Наконец его ввели в огромный зал и оставили среди массы всякого народа. Здесь были и генералы, и командующие отдельными частями, и придворные в расшитых золотом мундирах. Все чинно стояли, ожидая выхода государя. Брыков в своем темном камзоле чувствовал себя совершенным ничтожеством среди этой знати и осторожно стал позади всех у огромной голландской печи. Почти никто не заметил его появления, и он смотрел на всех, стараясь по лицам увидеть, кто чего ожидает. Но, судя по лицам, все ожидали чего?то неприятного, даже страшного, так напряженно было их выражение. Только часовые, стоявшие у дверей в царские покои, недвижные, как изваяния, сохраняли невозмутимо спокойные лица.
Вдруг двери распахнулись, и в них показался государь. Среднего роста, в темно – зеленом камзоле с двумя звездами, в напудренном парике, он был одет скромнее всех окружающих, которые в этот миг склонили свои головы. Он быстрыми шагами вошел в зал в сопровождении наследника, фон Палена, Кутайсова, Обрезкова и флигель – адъютанта и остановился подле генерала, стоявшего с краю.
Брыкову не слышно было их разговора, но он видел милостиво улыбавшееся лицо Павла, которое, несмотря на вздернутый нос и широкий рот, в эту минуту было полно привлекательности.
Голос императора раздавался все ближе и ближе к Брыкову. Семен Павлович видел блеск его голубых глаз и замер, почти лишившись чувств. Вдруг над ним раздался голос Павла, и он сразу пришел в себя и вытянулся по – военному. Государю это явно понравилось. Он улыбнулся.
– А, это вы, сударь? – произнес он. – Живой мертвец, что смущаете живых! Давно вы в покойниках?
– С апреля месяца, ваше величество!
– И не обратились ко мне? Не искали меня? Не писали? Стыдно! Государь может делать ошибки, но всегда спешит исправить их! Стыдно! Вы были в каком чине?
– Поручиком Нижегородского драгунского полка.