– Отлично! Я еще хочу исправника позвать.
– Вот?то сюрприз ему! Ха – ха – ха!
Брыков невольно улыбнулся.
Была уже глубокая полночь, когда они разошлись по, своим постелям.
– Сидор! – крикнул утром Брыков. На его крик вошел слуга Ермолина.
– Сидора Карпыча нетути! – сказал он.
– Где он?
– Ушли к Иверской молебен служить. Коли что услужить, я могу – с!
– Ну, услужай! Давай мыться!
Брыков в полчаса оделся и вышел на улицу. Из дома он прямо направился в казармы. Его сердце невольно забилось, когда он увидел давно знакомые унылые постройки.
– Брыков! Семен Брыков! – пронеслось по казармам, и Семен Павлович не дошел еще до офицерской комнаты, как был окружен прежними своими сослуживцами.
Все старались скорее обнять его, пожать ему руку, сказать ласковое слово. Брыков был растроган.
– Господа! Голубчики! – говорил он и наконец радостно крикнул: – Братцы, приходите сегодня вечером к Ермолину на жженку!
Все ответили радостным согласием.
Семен Павлович из казарм направился к шефу полка.
– А, голубчик! – радостно приветствовал его толстый Авдеев. – Рад, рад! Мне Ермолин рассказывал! Ну, ты теперь братца своего допеки. Покажи ему!
– Ну его! – махнул рукой Брыков.
– Расскажи же мне, как с царем говорил!
Брыков чуть не в десятый раз передал о свидании с императором.
Авдеев пыхтел и качал головой, потом широко перекрестился.
– Милостив и справедлив! А меня ты прости! – сказал он. – Не мог я ничего сделать. Знаешь, закон!
Семен Павлович дружески распростился с бывшим начальством и поехал в палату. Там его приняли с полным радушием и, чувствуя, что от него кое?что перепадет в карманы, выразили полную готовность служить ему.
– Я с вами тотчас же и поеду! – сказал заседатель. – Там сейчас и следствие нарядим. Надо будет вашего исправника прихватить!
– Я это сделаю! – сказал Брыков и радостный вернулся домой.
Вечером комнаты Ермолина наполнились шумной толпой офицеров.
Кутеж был в полном разгаре, когда вдруг слуга Ермолина вызвал барина в другую комнату, а тот через минуту позвал к себе Брыкова.
– Чего? – спросил Семен Павлович.
– Какая?то беда! – торопливо ответил Ермолин. – Павлушка из Брыкова письмо привез!
– От Маши? Читай! Скорее! – крикнул Брыков, у которого выскочил из головы весь хмель.
Ермолин разорвал конверт, вынул обрывок бумажки, исписанный карандашом, видимо, второпях, и, волнуясь, прочел вполголоса:
«Яков Платонович! Если можете спасти, спасайте! Завтра меня везут в церковь!»
Брыков схватился за голову.
– О, я несчастный! Ехал, спасся и для чего?
– Чтобы обвенчаться с Машей, – перебил его Ермолин. – Не унывай! В Брыково мы еще два раза поспеть можем! Позови Павла! – приказал он слуге.
Федор вышел и вернулся со старым казачком Брыкова.
– Барин! – радостно воскликнул Павел и упал Семену Павловичу в ноги.
– Здравствуй, здравствуй! Встань! – приказал Брыков. – Говори, что с барышней?
Павел встал и, махнув рукой, ответил:
– Замучили они ее, батюшка барин. Пилят, пилят… Особливо их батюшка. Митрий Власьич наседает, а тот шпыняет, ну, и сдались! Завтра свадьба. Гостей назвали…
– Ты на чем?
– Верхом!
– Яша, готовь лошадей! – взмолился Брыков.
– Да погоди! Что мы, как лешаки, приедем? – возразил Ермолин. – Подождем еще часа три и в самую пору там будем. Я свою тройку заложу, а ты, Павел, возвращайся сейчас да на станции заготовь подставу!
XXXIII
Сила солому ломит
Маша изнемогала в неравной борьбе. В последнее время ее стали держать словно в остроге и, отняв от нее старуху Марфу, приставили к ней горничную девку, с которой Маша боялась даже говорить. Кто ее знает? Может, она все передает? Помышляла Маша и о самоубийстве, но, видимо, старый отец думал об этом и предупредительно лишил ее всего, чем можно было навести себе рану, да и девка – прислужница сторожила ее крепко.
Маша таяла, а отец каждый день неизменно спрашивал ее:
– Когда же свадьба?
– Подождите немножко! – умоляюще произносила девушка и с холодом в сердце видела, как искажалось злобой его некрасивое лицо.
Дмитрий Брыков видел это упорство и весь дрожал от ярости и распаляемой страсти.