Дежавю

Просторная светлая кухня с круглым деревянным столом посередине, кухонным гарнитуром цвета немногим темнее слоновой кости и невероятной плиткой с фантастическими узорами. Места было не слишком много, но вполне достаточно, чтобы вместилось человек десять гостей, для которых любезно был бы расширен стол, умеющий приобретать и овальную форму. Стеклянная люстра с сине-белыми изогнутыми линиями и яркими красно-жёлтыми вставленными камушками хоть и дарила свет, но, в основном, находилась на своём месте под потолком лишь для антуража, а основное освещение исходило из встроенных в потолок пяти круглых светильников.

За столом уже сидели трое членов семьи – родители и сестра. Услышав шаги Гордея, они дружно повернулись, перестав мило беседовать, и улыбнулись. Парень сел напротив отца, и его губы тоже растянулись в улыбку:

– О чём вели разговор? Неужели опять обсуждали новогоднюю поездку?

Все засмеялись. Дело было в том, что раньше семья всегда встречала новый год, приглашая всех друзей и родственников к себе домой, так что выходил весёлый, но шумный и иногда даже утомляющий праздник, поэтому в этом году сестра высказала идею насчёт уединения в новогоднюю ночь и отмечания в тихом семейном кругу где-нибудь в загородном доме. Эта мысль так завладела вниманием всех четырёх, что тщательно обсуждались все подробности и придирчиво выбирался подходящий дом вот уже как вторую неделю.

– Нет-нет, Гордей, – улыбнулась мать. – В этот раз мы решили напасть на твою сестру и выпытать у неё, когда она найдёт время сходить с нами в кино. Тебя мы даже спрашивать не будем – ты у нас самый занятой человек в семье.

– Ох, ты права, мам. Сейчас я действительно занят круглые сутки: с утра и почти до вечера школа, а потом тренировки и…

– Ты не договариваешь, Гордей. У тебя снова формируется эта привычка. – Заметил отец. – Не бойся доносить до людей свои мысли, тебя никто не станет кусать.

– Верно. – Гордей вдохнул побольше воздуха и на выдохе выпалил настолько быстро, насколько может себе позволить человек, считавший хороший тон обязательством своей жизни. – Я не хочу становиться врачом после выпуска из школы. Я уже прекрасно вижу, что эта профессия совершенно не подходит мне, и я не готов впустую отсиживать долгие годы на парах, учась тому, что меня не привлекает. Я сдам экзамены, если вы этого хотите, но хочу предупредить, что мой путь в медицине на этом закончится. – На последнюю фразу ему еле хватило душевных сил, потому как в течение этой речи Гордей не мог поднять глаза и посмотреть на реакцию близких.

Однако же те выслушали очень спокойно, лишь у отца при первой фразе бесконтрольно вздёрнулась бровь.

– Милый, это, конечно, для нас немного шокирующее заявление, но ты уже вырос и вправе самостоятельно решать, что для тебя важно. – Тут острый взор матери обратился к отцу, – Так ведь?

– Согласен. Если ты действительно считаешь, что к медицине твоя душа не лежит, тебе даже экзамены сдавать нет необходимости. Нечего тратить на это время – занимайся другим делом. Кстати, ты подумал, каким?

Услышав спокойные, добрые голоса родителей, у Гордея отлегло от сердца, и он поднял, наконец, глаза. Звук полностью соответствовал картинке, и мягкие улыбки на лицах родных ставили подпись под таким заявлением.

– Подумал, и, на самом деле, очень давно. Всё своё лето я провёл за… кхм… творчеством. Я сочинил музыкальный альбом и сейчас планирую поработать над музыкой, сделать корректировки в тексте и записать некоторые из песен.

Лица у семьи немного изменились. Сестра сразу весело засмеялась, поздравляя брата с тем, что он нашёл себя в таком интересном занятии. Мать же с отцом переглянулись между собой и сочли правильным не говорить ничего лишнего и поддержать сына в первых музыкальных шагах.

– Гордей, это замечательно!

– Сынок, ты такой талантливый!

– Просто умничка! Горжусь тобой!

И все слова в таком духе. Гордей заметно расцвёл и с большим воодушевлением и искренней теплотой поблагодарил всех вместе за поддержку.

– Погоди, – сестра вдруг что-то вспомнила, – на какой, говоришь, форум ты ездил в июле? – и хитро улыбнулась.

Гордей удивился, что об этом вспомнили, но всё же радостно ответил, что то были сборы для начинающих артистов, где профессионалы своего дела учили ещё «зелёных» парней и девушек вокальным приёмам, работе с голосом, сочинению текстов и ещё много чему полезному. Хитрость же в том, что их любимый сын и брат сохранил в тайне свои творческие искания под прикрытием тематического форума для будущих врачей.

Побеседовав с родными ещё какие-то минуты, Гордей сообщил, что очень утомлён после целого дня, и уже подходит время, по его расписанию, чтобы готовиться к 8-часовому сну.

Сейчас, наверное, самое время познакомиться с этим юношей получше. Ошибочно могло показаться, что в его чертах проскальзывает занудство. Однако же, нет. Ещё с начальной школы в нём проснулось стремление менять себя к лучшему, что, несомненно, большая редкость для детей таких лет. Сначала, конечно, трансформация была не столь глобальной и началась с носков: раньше они всегда были поношенные и с дырками, так что один лишь их вид удостаивался жалкого зрелища. Но вот носки стали выглядеть аккуратно, а уж затем завертелось и закружилось. Так, Гордей начал читать классическую литературу, учил стихи и часами сидел над ними, вникая в смысл. Подолгу не вылезал из спортзала, гоняя себя между тренажёрами под присмотром тренера. Увлёкся медициной, и даже изучил сверх своей программы, с большим энтузиазмом запомнив позвонки человека. И вот оно – самое важное – его никто никогда не принуждал заниматься всем этим, желание исходило только от самого Гордея. Бессмысленно спорить и о врождённых способностях, гениальности, так как все его достижения берут основу на силе воли, горящих глазах и упорстве. Благодаря хорошей физической нагрузке, отрегулированному питанию и налаженному режиму сна, к слову, всем этим он снова-таки обязан самому себе. Гордею было относительно легко, при должном усилии, достигать своих целей. Светлый ум – вот так можно описать этого парня.

Интересно, что должно было случиться, чтобы такого, казалось бы, серьёзнейшего человека стало перетягивать на сторону музыки. Да, конечно, скажем о том, что серьёзный и целеустремлённый – прилагательные весьма совместимые, но никак не тождественные. Гордей был душой компании и, даже несмотря на высокую начитанность по сравнению с друзьями, нередко подавал им пример собой, так что до их рук часто доходила та или иная книга. Весёлое состояние духа, сопровождавшее речи Гордея, искренность в разговорах с людьми, их безоговорочное доверие, подчёркивали положительные черты парня, привлекая очень и очень многих. Но мешало его потрясающей натуре вот что – всякие отношения и даже простые обмены фразами с девушками были не столь надменными, сколько поверхностными. Он, конечно, не считал их ниже себя – до такого ещё никогда не опускался – но было что-то в них такое, не позволяющее Гордею показать настоящего «хорошего» себя. И вот что странно – это происходило лишь с его ровесницами, а также с девушками, представляющими потенциальную угрозу завязать с ним больше, чем дружеские отношения. К тем, кто был вне этой опасной зоны, Гордей относился дружелюбно и естественно. В конце концов, у него была сестра и мать, которых он безмерно любил и готов был сделать всё, что они только попросят. Сестра была старше на три года, и до десяти лет Гордей смотрел на неё, как на божественное создание, которое, словно солнце, озаряет каждый его день. (Затем он всё же догадался, что сестра – просто человек, как и он сам, но любовь от этого только усилилась). Гордей безумно ценил такой пример перед собой и старался всячески соответствовать как умом, так и сердцем. Гордей унаследовал кучу положительных качеств и от родителей, и среди особенных: стремление становиться лучше себя прежнего от отца и умение поддерживать друзей правильно подобранными словами от матери. Кстати, взглянув на него однажды, кажется, что это точная копия последней – карие глаза, густые тёмные волосы, прямой нос, чёткие черты лица. Но, посмотрев ещё раз, убеждаешься, чей он сын – высокий, с идеально прямой осанкой, прямоугольной формой лица, и хорошей мускулатурой.

Итак, умывшись, Гордей открыл окно в комнате, чтобы ночная свежесть подпитывалась холодными порывами ветра, и лёг в кровать. Закрыв глаза, он стал постепенно прокручивать в голове весь прошедший день. Сначала всплывали исключительно приятные воспоминания, слова друзей, строчки песен, затем начали прорисовываться детали: как солнце ослепило ему глаза ближе к вечеру, как струна гитары стала доносить фальшивый металлический звук, и пришлось её немного затянуть, как он надевал кроссовки на пробежку и дважды завязывал шнурки на правом кроссовке. Потом резко пронеслось: бег, музыка, новая дорога, ворота, Анабель. Тут Гордей автоматически потянул обе руки к волосам, и, плавно перекатываясь из носа в лёгкие, раздался тяжёлый вдох. «Гордей. Перестань думать о ней. Она того не стоит. Наверняка что-то стряслось на личном фронте. Что-то семейное или любовное. Но это не твоё дело, не лезь», – отчётливо и вдумчиво проговаривая эти слова в голове, он закрыл глаза, положив на них скрещенные руки. Тут ему в голову пришла безумнейшая мысль – написать песню о своих мыслях. Парень резко поднялся и сел, потерявшись глазами где-то на серой стене. «Ну нет. Боже мой, нет! Какая песня! Я совсем потерял голову», – прошептал он взолнованно. Гордей прислонился спиной к стене, устало задрав голову к потолку. И в это же время в голову начали ударять новые строчки. Раз, два, три – и он уже достаёт чёрный блокнот и выписывает эти устрашающие слова.

В музыке Гордей был принципиален – писать только о том, что касается его самого, и не строить из себя несчастного влюблённого, которого бросила девушка, чего, естественно, не происходило. Он твёрдо решил, что его песни не будут взяты из воздуха, а будут тщательно сочинены и основываться на правде, потому что врать там, где тебе нравится быть – что может быть отвратительнее? Вот и сейчас, проживая, а точнее сказать, переживая такие непонятные и новые для его разума чувства, он просто поддался им и внёс новое творение в готовящийся альбом. Странно или нет, но он уже смирился с мыслью, что иногда проще выразить себя в песне, нежели поведать о мыслях близким людям. Помимо плюсов в виде отличной музыки, присутствовало также освобождение души от давления и небольшое опустошение. Он хотел, но не знал наверняка, во что выльется такая затея, но всегда лелеял надежду, что вскоре эти строчки зазвучат в наушниках многих людей, и где-то в метро большого города едва слышимые голоса будут подпевать его строчкам.

Отложив карандаш и листок на прикроватный столик, Гордей вздохнул, но уже с облегчением, затем потянулся и лёг обратно. Глаза закрылись с удивительной лёгкостью, а в мыслях никакие девушки не крутились.

Глава пятая

Суббота, выходной день. Солнце залило комнату ярким светом и постепенно его лучики приближались к девушке, свернувшейся на кровати калачиком. Гладя тёплым взглядом её личико, Солнце заметило, как опухли глазки её любимицы, как крепко были они сжаты, боясь снова испугаться, как сильно руки сжимали подушку, не желая отпускать даже во сне. Девушка повернулась на другой бок и перевернула ладошку, которую тут же озарило Солнце. На ладони виднелись четыре красных полукруглых следа, оставшихся, вероятно, от сильного сжатия пальцев в кулаке. Солнце очень расстроилось и спряталось за тучи. Комната вмиг превратилась в мрачную коморку, не знавшей счастья уже очень много лет. Анабель открыла глаза.

«Ужасный сон!» Тут она резко встрепенулась, всхлипнула и спряталась под одеяло. На миг Анабель забыла, что ранило её вчера вечером, однако теперь боль с новой силой ударила её огромным молотом, заставившим душу отлететь на несколько метров. Вставать было тяжко, голова трещала, ноги и руки страшно ныли, тело совершенно отказывалось принимать любые приказы, и девушке приходилось облокачиваться на стены, пока она шла в душ. В голове было пусто и одновременно ужасно забито. Вертелось множество вопросов, и в то же время ни один. Хотелось плакать и крушить стены, а ещё сесть в угол комнаты, обнять колени и смотреть в пол.

Через час она снова вернулась в комнату, чтобы решить единственный вопрос, оставшийся в голове и прописанный там в разных форматах, цветах и шрифтах. «Что делать?» Анабель попыталась вспомнить, каковы были её обычные занятия по субботам, но ничего не подходило под душевные желания. Пойти позавтракать? Нет, не влезет ни один кусочек. Сделать прогулку по саду? Сил нет совершенно. Поплакать? Нет, на это также не было сил. В раздумьях она сидела довольно долгое время, и решила, наконец, проверить телефон. Около десяти пропущенных от подруги, которая с вечера ждала любых признаков жизни от неё. Вот, что нужно было Анабель – поддержка, излияние души, разделение боли, хотя бы немного. И она сделала звонок.

– Анабель? – в телефоне послышался встревоженный голос.

– Да. – Тихим, сдавленным тоном отвечала та.

– Какого чёрта ты не брала трубку? Я столько звонила тебе! Чего только не придумала, что могло с тобой случиться. И успокоилась я, лишь когда позвонила твоей маме, и спросила, появилась ли ты дома. Оказывается, ты уже как час была у себя в комнате…

Повисла пауза.

– Извини, что набросилась, – Уже спокойным голосом проговорила подруга. – Что случилось?

– Можно я сейчас к тебе приеду? Рассказывать… много… – последние слова были сказаны с жуткой горечью и комом в горле.

– Конечно, приезжай. Если хочешь, можешь остаться на ночь, мои родители сегодня уехали загород.

– Хорошо, буду через полчаса.

– Жду, Анабель!

Конец связи. Анабель насколько могла быстро (а её онемевшее тело сопротивлялось всякому новому движению) собрала вещи, надела, что первое попало под руку в гардеробной и, вызвав такси, спустилась к выходу. На кухне за столом сидела мать. Она что-то активно писала в ноутбуке, иногда поглядывая в журналы, разложенные вокруг.

– О, детка, ты уже встала? – спросила она, не отрывая глаз от работы.

Анабель сухо ответила:

– Да.

Мать перевела взгляд и скривила брови:

– Куда это ты в таком виде собралась? Сколько же раз я объясняла, что девушка всегда должна выглядеть опрят…

– Я иду с ночёвкой к подруге, вернусь завтра, – молниеносно выпалила Анабель, обрезав уже давно надоевшие стереотипные замечания.

К груди словно был привязан огромный булыжник, тянувший не столько тело, сколько душу за собой вниз. Какая была эта низина – неизвестно, и Анабель полагала, что хуже, чем сейчас, ей точно быть не может. Немного выпустив злость в роли дочери, от булыжника быстренько откололось пару камешков, облегчив общую массу, и Анабель, выпрямившись, глубоко вдохнула и выдохнула. Стараясь не потерять только что возникшие ничтожные силы, она быстро-быстро надела обувь, выскочила за дверь и нырнула в уже прибывшую машину.

«Я не думаю о плохом, думаю только о хорошем, лучше – вообще не думаю», – только такими банальными мыслями девушка успокаивала закипающие эмоции, сидя на заднем кресле автомобиля.

Звонок в дверь.

– Анабель, это ты!