Дежавю

– Да, привет, – по привычке радостно ответила гостья. Но тут её вновь ударили воспоминания о причине настоящего визита, и тут же захлестнула волна слёз, заодно подбросив камней к прежнему булыжнику. Девушка резко захлопнула глаза и сгорбилась, сжав грудную клетку.

– Пойдём, пойдём быстрее в спальню, – испугавшись увиденного, подруга торопливо пропустила Анабель в квартиру и молниеносно закрыла дверь.

В комнате, вдвое меньшей, чем у Анабель, не без вкуса были расставлены большая уютная кровать, пуф, приоконный диванчик, комплект стола и стула, шкаф и напольная вешалка – всё в бежево-розовых тонах. Здесь было приятно и фантастически спокойно находиться, поскольку обволакивающий уют создавала мягкость оттенков всего, что было подвластно взору, и добрые картины, наблюдавшие за спальней со своих стен, вдобавок успокаивали нервный взгляд.

Потерянную Анабель усадили на кровать, укрыли мягчайшим розовым пледом, и через минуту принесли горячий шоколад со сладостями.

– Спасибо большое. Я… Я так благодарна тебе за всю твою заботу! – Анабель вылила все свои искренние эмоции на взволнованную подругу. – Ты единственная, кто… Кто по-настоящему любит меня. Ты потрясающая.

И Анабель расплакалась. Затем начались долгие рассказы о минувшем вечере, бушующие эмоции, чередующиеся в порядке: отчаяние-гнев-обида-печаль. Подруга у Анабель была действительно тем человеком, с которым и в дождь, и в град, и ничего не страшно, и всегда можно получить поддержку. Бескорыстие и искренность, любовь и верная дружба сплотили двух девочек ещё в далёком детстве, и вот теперь, когда проблемы становились всё серьёзнее, и, казалось, никто не смог бы их разрешить, они находили друг друга и никогда не отказывали в помощи. Так и сейчас, пока Анабель освобождалась от ненависти и печали, подруга понемногу вбирала эти чувства, и какими только словами не поддерживала, иногда, конечно, поливая грязью того несчастного парня и его отца. Наконец, спустя два непрерывных часа грусти, девушки пришли к тому, что смеялись и говорили в шутку гадости про двух недостойных мужчин.

На этом вечер, конечно же, не заканчивался. Вдруг включилась музыка, состоящая из «громких новинок», зажглись фонарики на гирлянде, прилепленной на скотч к стене, и в ход пошли танцы, смех, нелепые дёрганья руками и ногами, потеря голоса от чрезмерного старания заглушить выдающегося певца, газировка, разлитая на полу и мокрые носки в полосочку. Каждая мелочь, деталь искусно создавала настрой на этот вечер – веселиться.

Но все мы знаем, как легко устать от спонтанных идей и сопутствующих эмоций. Немногим меньше, чем через час, протерев липкий пол испачканными носками, босые девушки упали на кровать.

– Мне выключить музыку или поставить что-нибудь спокойное? – Повернувшись, спросила подруга.

– Второе, – Анабель улыбнулась и тоже перевалилась на бок, подперев голову рукой. – Знаешь, конечно, сейчас мы обсудили все мои чувства, я вроде как разобралась с собой и… – Пауза. Вдох. И на выдохе, многозначительно подняв брови и опустив глаза, – с ним. Но я всё равно буду страдать. – Тут слабая улыбка показалась на уголках губ. – Потому что я буду возвращаться к прошлому, к воспоминаниям, разговорам. Ты помнишь, мы вместе с этого лета. И всё это действительно грустно закончилось.

– Я понимаю. Только ты постарайся, пожалуйста, слишком не зацикливаться на этом, прошу. Да, такие мысли будут посещать постоянно, и чаще всего перед сном, когда ты совсем одна, и, казалось бы, никто не мешает заливаться слезами, но в такие моменты попробуй сконцентрироваться на положительном. Это не будет получаться с первого раза, но постепенно, день за днём, ты научишься меньше беспокоиться о том, что было. Привыкнешь просто.

Они взялись с руки.

– За что ты у меня такая замечательная? – слёзы горя высохли, дав дорогу слезам благодарности и любви.

Девушки обнялись. Тепло, которое почувствовала Анабель, невероятно прогрело её искалеченную душу, исцелив некоторые раны.

– Знаешь, что?! – вдруг Анабель вскочила со своего места и прыгнула на пол. Однако резкое потемнение в глазах и закружившаяся голова не дали ей мигом закончить начатое предложение, так что пришлось опереться на шкаф и немного подождать. – Мда. – Она рассмеялась. – Так, повторюсь, знаешь, что? – Тут всё лицо говорившей приобрело выражение спонтанной затейливости и безумного желания. – У твоей сестры ещё осталась розовая краска для волос?

После недолгих, но и не таких настойчивых уговоров, у одной стали розовыми руки, у другой – волосы.

– Я. Просто. Не могу. ПОВЕРИТЬ! – в полдвенадцатого ночи Анабель носилась, как ошпаренная, по квартире, подбегая к каждому зеркалу, которое оказывалось на пути.

– И тебе правда очень идёт, – прислонившись к стенке в коридоре и наблюдая за беготнёй, проговорила подруга, у которой никак не получалось скрыть сияющую улыбку.

– Знаешь, это так странно, – на минуту остановившись, протараторила бегунья, – почему так много девушек что-то делают с волосами после расставания? Конечно, в подавляющем большинстве, новый образ появляется за счёт короткой стрижки, но кто же сказал, что нельзя перекраситься в розовый?! ААА, я так счастлива! Но подожди, моя мама…

– Твоя мама, может, и поворчит пару дней, но разве ты не сталкивалась с этим раньше? К тому же тебе уже восемнадцать.

Анабель весело кивнула. Восторг. Ей так понравилось ощущение счастья, что, когда оно вновь покинуло её, девушка почувствовала совершенное опустошение. Подруги легли спать: одна буквально за секунду провалилась в царство Морфея, а вот вторую мучила бессонница, если это действительно можно так назвать. Видимо, порыв оживления и приподнятости духа оказался лишь отражением нестабильности всего её состояния. Анабель легла на спину, положив левую руку на грудную клетку, а правую – на живот. Дыхание казалось чересчур учащённым, так что девушка заподозрила в себе растущую тревожность. Такое случалось с ней довольно редко, но с такой силой – ни разу. Ей стало страшно за саму себя. Она встала, на цыпочках прошла на кухню, где сделала себе чай, посидела, пытаясь переключить внимание на улицу за окном, но без толку – глаза не могли разобрать ничего, кроме мрака. Затем снова попробовала сделать упражнения на дыхание и спокойствие, и в этот раз стало легче. Она понимала, отчего так происходит – мысли вертелись спутанными клубками, хуже проводных наушников, а мозг возомнил себя бравым художником и всё чертил, рисовал, строил новые картинки с трагическими событиями.

Ночь выдалась страшной ввиду тревоги, но её-то Анабель с горем пополам утихомирила. Укрывшись до подбородка одеялом и вытащив из-под него руки, она расправила ладони вверх к потолку, сделала пару глубоких вдохов-выдохов и заснула. Ей снились окна, целые и голубоватые, немного отражающие комнату и показывающие ярко-зелёные деревья в саду. Но вдруг стёкла бились, как будто кто-то запускал в самую середину камень, и осколки летели на пол, задевая ноги стоящего рядом человека и раня его. Яркий свет. Ослепляющий. Он приближался, приближался и…

– Блин! – воскликнула Анабель, проснувшись, и, резко приняв положение сидя, откинула в сторону одеяло.

– Ты уже проснулась? Сейчас только восемь утра, ты уверена, что уже хочешь встать? – не открывая глаз, тихим сонным голосом пробормотала подруга.

– Я вспомнила, что у меня запланирована встреча с учителем!

– А-а-ах, – прозевала подруга. – Это с тем, что шарит за гороскопы?

– Нет же, – улыбнулась Анабель, – гороскопы оставь астрологам, а он астроном. Мы, наверное, начнём с простого – посмотрим созвездия…

Анабель задумалась. Конечно, страдать сейчас, утром, да ещё и после вчерашнего облегчения души, ей вовсе не хотелось, однако она не была так вовлечена в предстоящую встречу, как это было раньше. Но что поделать, если дала слово – нужно держать его, а потому девушка побежала собираться. Приблизившись к зеркалу в ванной, она невольно вскрикнула, потревожив дремоту подруги.

– Что там?

С ванной донёсся голос ошарашенной Анабель:

– Я покрасила волосы?! Я покрасила волосы! – и раздался истерический смех.

– Совсем ты уже, дорогая… – произнесла с насмешкой окончательно проснувшаяся подруга и встала с кровати.

Утро пронеслось быстрее щелчка пальцев. Умыться, причесаться, одеться, позавтракать и выйти – вот полный и абсолютно точный список дел сегодняшнего утра Анабель. Быстрым шагом добравшись до остановки, она прыгнула в нужный автобус. Теперь минут на тридцать девушка была предоставлена самой себе, а потому открылась возможность немного разгрести кучу наваленных друг на друга мыслей. Признавшись в этом ещё вчера тревожной ночью, Анабель остановилась на решении, что её отношения и так потихоньку тухли. Вмешательство отца в личную жизнь сына лишь выставляло второго подчинённым. Это раз. Два – произошедшее неминуемо случилось бы, и, если не с той стороны, так с другой. Анабель сама часто задумывалась: «Зачем?». Три – да, было неприятно, грустно, ужасно и был испытан целый спектр грустных эмоций, включая безысходность и отчаяние, но боль принёс сам факт расставания, а не большая любовь. И это было произнесено в голове Анабель с такой уверенностью, что всякие сомнения мигом испарились. Всё упрощалось к тому же тем, что их отношения не были ни токсичными, ни романтичными. Они были сухими. Такие мысли хоть и не приободрили Анабель, зато помогли разобраться, так что боли становилось всё меньше и меньше, и мысли потихоньку высвобождались из неволи и начинали забредать в сплетни, кино и домашку на завтра.

Оказавшись в автобусе потерянной и взволнованной, сейчас Анабель выходила из него спокойной и самую малость повеселевшей. От неё почти отвязался тянущий вниз камень, и вот уже чувствовались проблески освобождения.

Остановка находилась близ площади у обсерватории, поэтому всего метрах в десяти Анабель заметила высокого мужчину лет пятидесяти, с кудрявыми седыми волосами, в очках, рубашке в ромбик и коричневых брюках, который, завидев её, принялся энергично махать рукой, приветствуя. Анабель приободрилась и заторопилась к нему.

Глава шестая

Как же это случается? Чувствовать ночью опустошённость, тревожность, грусть, а наутро просыпаться и… Ничего не помнить? Просто радоваться, по-человечески и по-простому так радоваться наступившему утру? Гордей никак не мог постичь этой истины, и лишь пожимал плечами в ответ на свои мысли.

Однако же утро, хоть и не всегда, но действительно бывает хорошим и смывает остатки кислого соуса прошедшего дня. Ни тебе грусти, ни печали, всё как рукой снимает. И всё, что казалось вчера центром внимания, к которому ты прикован, сегодня исчезает в небытие, растворяя упавшие цепи. Закон ли природы, человеческая ли натура, но всё, что нужно утром – любимая погода и начало дня в нужное время. Это, кажется, почти всё, что нужно для счастья.

Потягиваясь и зевая, Гордей подошёл на кухню, где уже во всю стоял аромат поджаренного хлеба и сливочного масла.

– Мамуль, помочь тебе чем-нибудь?

– Я вот уже всё приготовила, спасибо! Позови-ка ты лучше сестру с папой.

– Конечно, уже иду.

Проходя по длинному коридору, парень осмотрелся. Лучи солнца пробивались сквозь приоткрытую дверь его комнаты, что находилась прямо по центру, а спальня родителей и сестры почему-то не светились вовсе.

«Не могут уж они спать в такой час. Мама наверняка разбудила ни свет ни заря!»

Постучавшись в родительскую комнату и не дождавшись ответа, Гордей вошёл. Послышался шёпот:

– Давай! Три.. два… один!

– СЮРПРИЗ!

И тут, к превеликому удивлению всех присутствующих, смачно взорвалась хлопушка и на головы застывших от резкого звука людей посыпалось яркое конфетти в форме обёрток от конфет. Те, кто устроил такое внезапное представление, потратили ещё минуту на восстанавливающий после шока смех. Затем сестра, с необычайно торжественным лицом, начала:

– Дорогой наш Гордей! Ты так восхитил нас своей творческой идеей, что мы, секунду посоветовавшись, решили помочь тебе в таком деле, а потому… – тут она сбилась, так как хоть и старалась говорить медленно и с расстановкой, мысли бежали впереди слов, одерживая неоспоримую победу.

Тогда из-за спины сестры наконец выглянул отец и продолжил начатое ещё более взволнованным голосом, в то время как Гордей стоял столбом, округлив глаза, и всё ещё не понимал, что затеяла эта семейка.