день, и днем позже, и даже всю бушующую неделю. Женщина, так
нуждавшаяся в беседах, больше не заходила, точно ее потребность
в общении исчерпала себя. И из-за этого Гомозова охватила
бестолковая грусть. Однако, он, не имеющий ни к чему
зависимости, убеждал себя в обратном. К тому же, в его положении
доолжно было радоваться, не иначе как. Ведь, наконец-то, Филолета
Степановича оставили в покое и не докучали своими визитами.
Так он и радовался. Почти радовался. Только через неделю его
охватило особенное беспокойство. Оно билось в нем как
трепещущая маленькая птичка в клетке, которая то и дело норовила
вырваться и упорхнуть, да только старания ее были тщетны, она все
равно оставалась взаперти.
«Она не придет. Она больше не придет, – дрожа, размышлял
Гомозов. – Неужели, что-то случилось? Неужели я ее чем-то
огорчил?»
Временами он чувствовал себя неосознанно виноватым,
временами был горд за себя. Несмотря на всю изменчивость его
внутреннего состояния, постоянным оставалось только одно
качество – решимость. Решимость всегда была конечной точкой в
его сомнениях. Может из-за любопытства, может из-за
беспокойства, никто не знает точно, но ему следовало, как он для
себя определил, наведаться к женщине, что так долго беспокоила
его своими, казалось бы, бессмысленными визитами, а теперь
пропала.
Гомозов направился к ней в выходные. В воскресенье.
Дорогу к дому Елены можно было сократить. Так как на реке
давненько уже встал лед, представлялось возможным пройти по
нему напрямую к общежитию, и не тратить времени на обход через
мост. В подобную, мерзлую заснеженную погоду этот факт был не
маловажной причиной для искреннего счастья. Ведь каждая лишняя
минута, проведенная на таком морозе, напоминала об уязвимости
человеческой сущности, особенно если одежда прохладнее и легче,
чем стоило. Косточки подрагивали от каждого порывистого выдоха
ветра, от цепкого мороза щипало лицо, пальцы рук и ног будто
затягивало в гипс, впрыснув в них леденящий наркоз.
Не успел Филолет Степанович подступить к общежитию, как у
окна, соседнего с окнами Елены, выглянула уже знакомая женская
физиономия. Форточка тут же распахнулась и послышалась
насмешливая интонация:
– Пр ынц! Неужели ты опять пришел?! Мой прынц, ты за
мной? Моего дома нет, заходи скорей! – и она зашлась
омерзительным смешком, и с хлопком закрыла форточку.
Гомозов сплюнул в сторону, от неожиданности даже забыл
выругаться.
Подойдя к двери Елены, и будучи уже в приниженном
душевном состоянии, он робко постучал в дверь. Через несколько
секунд за дверью послышался шум, а спустя мгновение раздалось
короткое «Да! Кто там?!»
Гомозов замешкался.
– Кто там?! – повторил приятный женский голос.