Нет же!
– Тогда какие еще есть объяснения?
– Не знаю. Вы просто показались мне такой слабой. И я не
хотел, я не хотел…
– Так я и знала, у вас нет других объяснений. Только вот не
понимаю, почему вы сейчас стали таким безжалостным?
Добиваетесь услышать от меня сожаления и раскаяния? Хотите
знать, как мне было больно, страшно?
Гомозов уже не желал признавать своего вопроса, хотя именно
это он и хотел услышать, как доказательство пагубных последствий
любви. Но эти вопросы из уст Елены звучали слишком уж грубо и
прямо.
– Так вот, что я вам скажу! – не дожидаясь собеседника,
продолжала женщина с еле заметной нарастающей интонацией: – Я
никогда не буду сожалеть об ушедшей любви, ведь то, что я
испытала, я испытала всем нутром, всем своим сердцем, а по-
другому это чувство не дается, по-другому – оно уже не оно. Но,
предполагаю, в одном вы, все же, не ошиблись, мое представление
об этом чувстве сейчас сводится только к единственному
определению – «подлое», и только. Оно обмануло меня. Обмануло!
И, вместо положенной радости, что обещало, вознаградило только
страданием, жалобами и бессонными ночами.
– Наконец-то! – отрывисто воскликнул Филолет Степанович. –
А вот так-то я и считаю! Итог всегда один – никакого счастья,
только лишние беспокойства! Вы без сомнения правы! – глаза
Гомозова сверкали. – Как говорится, месяц в цветах, годы в слезах.
И все сами виноваты, некого винить! Вот так всегда, стоит только
поддержать это чувство, и оно, впоследствии, сыграет с тобой злую
шутку, в самый неожиданный момент.
– Так оно и вышло. – тихо проговорила Елена.
– О, поверьте, это неоднократно повторяющийся сюжет! Я рад,
что вы сами до этого добрались, пусть путем проб и ошибок, но,
все же, дошли до сути, на вас снизошла верная мысль! – Филолету
Степановичу сделалось необычайно хорошо, на короткое мгновение
он почувствовал себя счастливее и возвышеннее всех людей на
свете. Наконец, в этом мире хоть кто-то начинал его понимать.
Теперь ему куда более была любопытна история Елены. Эта
история интересовала его как удачный пример к тому, как люди
перевоспитываются на своих ошибках, учатся, а после обходят
стороной разбросанные грабли, более не наступая на них. К тому
же он ощущал, что вот-вот докопается до чего-то невероятного,
интересного, будто какое-то чрезвычайное открытие ожидало его.
Он позволял себе задавать больше вопросов, и ощущал тайное
сближение с Еленой, незнание ее недавней жизни мучило его.
– Вы знаете, вся эта история… она много для меня значит, –
уже без охоты говорила женщина. – Я не хочу ее ворошить.
– Как знаете, – махнул рукой Филолет Степанович. – Только
всю душу растравили. Рассказали обо всем, но утаили главное.
– Нет, я вам рассказала главное, – отвечала Елена. – А о
финале, вы сами говорили, что догадались.