Королевство Теней

– Да. – Мама вынула несуществующий рисунок и изучила его со всех сторон. – Он серый, однотонный. Никаких линий, чёрточек.

– Кажется, нам обоим стоит отдохнуть после того, как я приеду. Мерещатся глупости.

– Да, большие глупости.

– У тебя остался корвалол?

Мама вышла к себе, чтобы проверить ящик с лекарствами. Вернулась она, как будто чем-то отягощённой.

– Баночка пустая. Я схожу в аптеку. Ты поезжай скорее, – произнесла она с безмерной грустью, словно не желая отпускать меня.

Дом с каменной изгородью был удивительно холоден и недружелюбен. Окна на втором этаже были закрыты тёмно-синими шторами, крыша не очищена от снега. Я нажимал на круглую кнопку дверного звонка, а затем позвонил Марку (с некоторой опаской и острым ощущением, что ненамного опоздал), и он коротко ответил, что сейчас же оставит пианино и раскроет дверь. Мы вошли внутрь. Сняв обувь в прихожей, я свернул в гостиную, полную пряного запаха, который исходил от духовки.

– Ты готовишь? – спросил я с заметной улыбкой.

– Да, пробую. Там пирог с вишней. Сядь, Паша, поговорим.

Я расположился на диване с декоративными бархатными подушками и положил на колени книгу по психологии с резного столика.

Она была полная, в старой кожаной обложке с угловатыми блестящими буквами, начертанными на буром корешке.

На первой странице содержалось подробное, удобное оглавление. Я прочёл половину строк, напечатанных жирной краской, сильно мажущей белые пальцы, и поднял голову на Марка, который сидел напротив в неподдельном недоумении и рассеянно покусывал губы, придумывая, как бы ко мне подступиться.

– Ну и чего ждёшь? – спросил я. – Я же не кусаюсь. Вообще-то я пришёл не просто так, книжку полистать. Ты вот читал её когда-нибудь?

– Нет, она, кстати, здесь давно лежит. Мама оставила. Она любит психологию, и лет пятнадцать работала школьным психологом, составляла графические тесты для старшеклассников. А я подобным не интересуюсь даже.

– Вот оно что… Прости, – осмелившись, я нарушил неловкое молчание.

– За что же?

– За то, что произошло в парке. Твой папаша, конечно же, виноват и всё такое, у меня была причина злиться, но я повёл себя отвратительнее некуда.

– Будь я на твоём месте, то также вспылил. Что в этом ужасного? Во всяком случае, я не приму извинения, потому что не обижался и не сердился. Хочешь, можешь забрать книгу? Она тебя привлекла? Мама разрешит.

– Нет. Это я так, чтобы тяжко не было, – сказал я и тихо выдохнул.

– А что мне было поделать? Я же не слепой и вижу, что ты несчастлив. Как ты зовёшь тех существ? Алина сказала, что они Тени, к ним ещё какая-то Мать прилагается. Пока не разобрался, что она из себя представляет. У моих родственников, которых сразило проклятие, были Тени. Конечно, собственными глазами я их не видал, но слышал разное, что они страшно назойливые и приходят обычно, когда на человека наваливаются проблемы, и что-то понемногу начинает уничтожать его изнутри. Они и впрямь настолько жестокие? Ну да, раз попал в больницу. Знаешь, я тут кое о чём подумал и пришёл к выводу насчёт родителей и игры на пианино.

– Что за вывод? – спросил я и, отложив книгу, добавил сухо: – Она мне не нужна. Спасибо, конечно, но я её не возьму. Может, Татьяне понадобится в будущем.

– Как знаешь. Родители знали о Тенях, скорее всего. Они боялись, что я когда-нибудь столкнусь с непониманием людей и разочаруюсь. Возможно, меня бы не заметили в творческой среде или не оценили высоко по достоинству. До осени я принимал простой факт того, что никому, кроме меня, нет дела до моей музыки. Я занимался в одиночку, а вокруг не было ни души. После конкурса я не ожидал, что мной заинтересуются. Посчитал тебя навязчивым, странным до жути. Одно дело, когда радуется весь зал и совсем другое, когда заканчивается шоу, выключается свет, и тобой восхищается незнакомый человек, но не потому, что так положено, восхищаться тем, кто играет, поёт, сочиняет, а по-настоящему, от души. Послал всё к чёрту, отбросил наставления, все сомнения. Во мне зародилась надежда, что я пойду дальше.

– Тебе действительно нельзя играть.

– Как? – спросил он и рассердился. – Сам-то утверждал обратное.

– Помнишь, я предугадал папину смерть? Как мы приехали, я погадал.

– Что, что ты увидел? – спросил Марк в нетерпении.

– Теней и тебя за пианино. Не играй, ничем хорошим это не закончится! – потребовал я настойчиво. – Я не шучу.

Марк совершенно точно заслуживал знать правду, но я не считал правильным в и так непростой ситуации его ужасно расстраивать и потому не стал расписывать в красках картину, собранную в чёрной комнатушке. Ему было достаточно выполнить мою просьбу, навсегда позабыть о музыке, пускай и волшебной.

Марк энергично возразил, хотя я предугадывал и такой поворот событий. Он всё же никогда не повышал голос, действовал мягко, без лишних эмоций.

– Это твои Тени. У меня их нет, Паша, не ставь меня рядом с собой!

– Ты ошибаешься, – проронил я горько. – Они есть. Хочешь, я позову наших Теней?

– Нет, нет, нет!

Я с небывалым спокойствием принял вспышку его раздражения. Не скрывая разочарования, Марк ходил по гостиной и невнятно ругался, причитал, шумел, быстро топая, и кричал в неловком бессилии на любимое пианино; оно не понимало, отчего всегда спокойный хозяин выговаривал плохие слова, и предчувствовало беду, пока не ясно какую.

Марк более не горячился. Он присел на диван, вымолвил еле слышно:

– Я дописал мелодию. Неблагодарный!

– Ту, что играл осенью?

– Ага. Посчитал, что раз она тебя тронула, то я на правильном пути. Хотел произвести впечатление, удивить. Пирог состряпал… А!

Марк подбежал стремительно к духовке, раскрыл и поставил на столешницу золотисто-коричневый пирог в форме морского конька.

– Кажется, полный порядок. Мы бы поели его, а потом я хотел сыграть. Я так мечтал, так мечтал об этом! Не рушь мои мечты, не сейчас!

Он выключил духовку. Я попробовал рассеять владевшее им уныние, разрезал пирог и разлил по чашкам заваренный кофе.

– Только пирог и никакой музыки.

– Паша! – взмолился он отчаянно и скривил губы. – Мелодия короткая. Всего каких-то три минуты, и я больше не притронусь к клавишам, если ты просишь. Позволь сыграть один раз. Всего один разок!

– Ни за что! У тебя, что ли, головы на плечах нет?

– Голова говорит одно, а сердце другое. У тебя не было никогда выбора между разумом и чувствами?

– Я лучше выберу разум. Как мне не быть разумным, когда я человек? Тем более, я верю в предсказания, карты и мистику. Мистика, как выяснилось, случается, от неё никуда не скрыться. С ней надо быть начеку, по-другому никак. Иначе пропадёшь.

– Но ты выбрал чувства, – обнаружил Марк с лукавой усмешкой. – Папу же не отпустил. Вдобавок к этому у тебя есть рисование. Ты художник, творец. Мы с тобой маленькие ещё, но творцы! Неужто откажешься от дела, которым горишь?

– Выставки и конкурсы я не люблю, – возразил я обиженно и отставил тарелку с пирогом. – Ты мало обо мне знаешь. Я предупредил тебя о Тенях, только и всего.

– Не только.

– Переубеди, а то полез в какие-то дебри. Творцы, разум и чувства, прочее. Прямо как поучительная беседа, от которой нет пользы.

– Вовсе и не дебри. Ты мало был на выставках, но там тебя, безусловно, уважали и твои картины нравились. Это ли не означает, что ты выбираешь чувства? Как без чувств писать картины? И ехал ты на могилу к папе, потому что внутри тебя мечутся Тени. Человек не может существовать с одним разумом. А ты и не принимаешь злые стороны, не отпускаешь отжившее. Да возьми же себя в руки! Прими, наконец, прошлое, да не беси меня зря! Хочешь сказать, ты умрёшь? Я не собираюсь умирать вместе с тобой, Паша! И тебе не дам, потому что, какими мы ни были людьми, мы обязаны жить счастливой и длинной жизнью. Кто останется писать музыку, картины, помогать тем, кто в нас нуждается, восхвалять красоту и укреплять веру в высокие идеалы? Много нас таких, простых, но глубоких, невероятно много. Человек изначально был создан для того, чтобы изучать себя и свою глубину, падать, вставать и двигаться дальше.