– Он был не уверен, что ты тот самый Волков.
– Ну и что, убедился?
– Твоя мама всколыхнула воспоминания. Из-за этого он так разозлился. Он уговаривал меня не дружить с тобой. Удивительно, ведь ему было не свойственно раньше относиться с недоверием к моим знакомым и приятелям. Я разузнал, в чём причина его нервозности. Поначалу я всё отрицал и не верил словам мамы. Она не прикрывала его совсем. Смирилась, наверное. А я устал молчать, потому что видел, как ты страдаешь и решил, что между нами не должно быть никаких тайн. Тайны напрасно изводят.
Он сердечно протянул вздрагивающую руку, чтобы утешить.
– Хватит! – воскликнул я гневно и ударил по приближенной ладони.
– Ты презираешь меня? – спросил Марк с неприкрытым огорчением. – Пожалуйста, делай, что хочешь, но только не презирай!
– Не буду. Просто дай время, чтобы отойти.
– Тогда что, что с тобой творится? Как тогда, в доме у охотника.
– Со мной ничего!..
Хотел было разгневаться и затаить обиду на него, как вдруг почувствовал разъярённых Теней. Они были готовы заживо растерзать меня и жужжали кругом, источая смертельный яд. Аллея, не очищенная ото льда, погрузилась во тьму вместе с лавочками и пугливыми птицами. Смутно представляя папу и бесконечный дождь, в который он попал в октябре, я ощущал обречённость, тоску, накрывающую плотным куполом.
– Кто это?
Марк смотрел в невыразимом ужасе, как за моей спиной сворачивался клубок из густо сплетающихся чёрных Теней. Он пошатнулся от навалившейся на него тяжести, трудно преодолимой, задышал глубоко и судорожно и сомкнул глаза, чтобы не быть свидетелем чего-то поистине разрушительного. Затянувшееся ожидание тяготило нас обоих.
– Ты их видишь? – спросил я задыхаясь. – Боже, скажи что-нибудь!
Он спохватился виновато, открыл, наконец, глаза.
– Вижу! Это их ты тогда перепугался и убежал?
– Почти. Но как ты можешь видеть?
– А что необычного? – рассмеялся беспокойно и нервно Марк. – Бежим! Я спрячу тебя от них! Не важно, кто они и откуда. Не спрашивай, как я их вижу, я и сам не знаю! Но слушай, папа отвезёт нас. Он умеет быстро водить. Мы унесёмся прочь, как тот воробей. Они не догонят!
– Некуда бежать мне, некуда!
– Всегда есть, куда отправиться.
Мгновенное осознание того, что мне стоило отпустить Марка, переполняло необъяснимым радостным волнением.
– Ты прав.
Я в упрямой решительности перемахнул через лавочку, которая была единственной преградой, что разделяла нас с ним. (В каждом моём движении прослеживалась несокрушимая уверенность.) Я оттолкнул его с силой. Не успев сообразить, он упал в черноту. Мне было жаль с ним расставаться.
Я ринулся навстречу Судьбе, не смотря под неустанно скользящие ботинки. Мимо проносились навязчивые видения, разносился голос Матери, рыдающей кровавыми слезами. Она шептала злорадно и горячо:
– Человек, иди ко мне же. Иди сюда, мне одиноко! Приди скорее в Королевство Теней, Паша! Королевство ждёт своего часа, чтобы отворить тебе высокие ворота! Мы ждём!
Не было видать созвездия, с которого глядел папа.
С каждым вздохом мне делалось значительно хуже, и я кричал в отчаянии и плакал, но бежал вперёд, спотыкаясь, и уводил Теней из парка, чтобы они больше никого не взбудоражили, кроме меня. Последним человеком, что я различил перед тем, как провалился в забытьё, была ласковая и милая мама, которая бормотала бессвязно с неутомимым упорством, наклонившись к моему потному лицу:
– Борись! Борись! Борись!
Глава седьмая
МЕЛОДИЯ ДУШИ
Я проводил день в больнице и мечтал выйти в город. Лежание в кровати порядком меня измотало.
После выписки приехали взволнованная мама с Алиной, заметно ослабшей духом. Она бросилась на меня, без слов крепко-крепко обняла за шею и приникла ласково к губам. Я отступил от неё неловко, взял маму под локоть, и мы вместе прошли вниз, где шумела улица, и веяло успокоительной прохладой. У Алины от свежести изменился цвет лица. Она стала улыбчивой и бодрой, о чём-то пела тонким голосом, смотря на горы, укрытые высокими шапками светло-пурпурного снега.
– Они не остались в Забвеннославе. Значит, уехали. Ну и правильно.
– Марк с отцом? – спросила мама с нескрываемым интересом. – Как же, Сергей занятой человек. Он ведь согласился отвезти тебя в город только потому, что ты по-настоящему дружишь с его сыном. Вы с ним говорили?
– Я с ним немножко поругался. Мы повздорили. Вернее, я взбесился… В общем, надо извиниться.
– Мне было так хорошо, что вы оба спокойные и мягкие и никогда не ссоритесь.
– Тебе показалось. Я грубил, кричал. Наверное, сильно его задел. Причём не специально.
– Так почему ругались?
– Девочки плохо осведомлены в делах серьёзных, – произнёс я с откровенной иронией.
– Перестань.
– Тени? – прервала мама и добавила расстроенно: – Сергей поступил не по-человечески, и я не люблю его за то, что он уехал, не подождав тебя. Мог и остаться. Марк зато рвался к тебе. Я понимаю теперь, почему он обижен на отца.
– Мне известно, что Сергей был в аварии. Я ненавижу его. До каких пор ты собиралась скрывать?
Она не ответила и, раскрасневшись до ушей, громко заплакала. Выпуклая оправа её розоватых очков поблёскивала.
Мы разместились в машине, и я взял журнал по инженерной механике, чтобы отпустить напряжение. Мама жалобно всхлипывала. Вздохи с хрипом вырывались из её трепещущей груди. Алина поцеловала меня легонько в шею и положила крошечную голову на плечо.
– Ты ненавидишь Сергея? – спросила она. – Очень ненавидишь?
– Да, ненавижу. Это очень плохо?
– Нельзя любить всех, так не бывает.
– А что же бывает? И, тем более, я ненавижу одного человека. Это можно.
– Ненависть искажает, Паша. Ты несёшь её за собой, мучаешься и рыдаешь, но мучения твои никак не задевают Сергея. Вредишь только одному себе. Знаешь, что я думаю? Отпусти по-хорошему, – посоветовала Алина. – Как отпустишь ненависть, так сразу вспомнишь лёгкость, и станет жить спокойнее. Жить в лёгкости и гармонии счастливее, чем в злости и обиде. Прекрасно же понимаешь.
– Ты права, Виноградинка. Я не злюсь.
– Уже хорошо. А ненависть-то есть.